Покушение на Сталина. Дело Таврина – Шило
Шрифт:
Последняя версия места призыва Таврина тоже построена на документах, но крайне странных. В послевоенных учетах промелькнула и очень быстро исчезла информация о призыве его в Саратовской области. Секретным приказом Главного управления кадров Вооруженных Сил СССР от 16 сентября 1946 года № 02197 [61] Петр Иванович Таврин в числе других офицеров, призванных в Саратовской области, исключался из списков как пропавший без вести в 1942 году. Отметим ошибочность указания в приказе года рождения (1910), звания «лейтенант» и должности «командир взвода». Помимо этого, в одиннадцатом томе вышедшей в 1997 году Книги Памяти Саратовской области, составленной по данным местных военных комиссариатов, мы без труда находим лаконичную запись:
61
На данный момент приказ рассекречен.
«Таврин Петр Иванович. Лейтенант, командир взвода, 1196-й сп. Пропал без вести май 1946» [62] .
Год пропажи без вести указан явно ошибочно, однако остальное свидетельствует о наличии в Саратовской области документов о призыве фигуранта нашего расследования.
Автор попытался разобраться с данным фактом и натолкнулся на странное обстоятельство, поставившее в тупик даже самих работников местного архива, лично участвовавших в создании указанной Книги Памяти. Они совершенно определенно подтвердили, что иного пути, кроме отыскания данных о каждом, без исключения, военнослужащем в материалах военкоматов, нет и быть не могло. Однако по состоянию на ноябрь 2008 года запись в книге призыва Петра Ивановича Таврина в системе военных комиссариатов Саратовской области отсутствовала, исчезла и сама книга, хотя в 1997
62
Книга Памяти. Саратовская область. Т. XI. Саратов: Региональное Приволжское издательство «Детский мир», 1997. С. 240.
Как бы то ни было, призыв состоялся, и Таврин попал в ряды Красной Армии. Неясно, как и где он провел конец лета и начало осени, однако по состоянию на октябрь будущий террорист оказался уже в следующей категории – среднего командного состава, в звании младшего лейтенанта. Когда он получил первичное офицерское звание, не установлено, запись об этом в нарушение всех правил сделана не была. Впрочем, это далеко не единственное нарушение.
Первый этап недолгой военной карьеры будущего террориста пришелся на 28-й запасный стрелковый полк. Он входил в состав 21-й запасной стрелковой бригады, сформированной на основании директивы штаба Уральского военного округа № МОУ/0012 от 24 июня 1941 года из 26-го (Челябинск), 28-го (Свердловск), 97-го (Уфа, лагерь Алкино) запасных стрелковых полков, 72-го запасного артиллерийского полка (лагерь Чебаркуль, Челябинская область), 18-го отдельного запасного батальона связи (Свердловск) и 10-го отдельного запасного саперного батальона (Нижний Тагил). Уже в августе 72-й зап был передан в 17-ю зсбр, вместо него в начале сентября 1941 года был сформирован 32-й зсп с дислокацией в Кургане. Запасные части являлись структурами военного времени и предназначались для подготовки личного состава, прежде всего рядовых и младших командиров, для пополнения убыли в частях на фронте и внутри страны, для подбора кандидатов для укомплектования военных училищ и для развертывания новых частей и соединений. Тыловые запасные полки подчинялись командующим войсками округов и составляли резерв главного командования для пополнения убыли полевых войск, а армейские находились в подчинении командующих армиями или командиров корпусов и составляли соответственно армейский или корпусной резерв обученного пополнения. Отметим, что средний и старший комсостав на подготовку в них не направлялся. В общем случае в 1941 году офицеры запаса в подавляющем большинстве зачислялись в резерв офицерского состава при Военном совете фронта и военного округа, где проходили краткую переподготовку перед направлением к месту постоянной службы. Позднее, в 1942 году эти резервы получили штаты и стали Отдельными полками резерва офицерского состава (ОПРОС). С учетом призыва Таврина в категории младшего комсостава он был направлен в запасный полк совершенно обоснованно.
Для целей нашего расследования материалы начального этапа военной службы Таврина исключительно интересны. В них утверждается, что его гражданское образование составляют два курса геологического института (без дальнейшей конкретизации), что со срочной службы в РККА он был уволен в 1940 году, что ВУС-1 (стрелки), с которой он якобы призывался летом в Свердловской области, каким-то образом изменилась на ВУС-2 (пулеметчики), и, самое главное, появилась запись о его военном образовании: «Школа особого назначения УПО» [63] . Последнее проливает новый свет на всю эту запутанную историю. Сам факт существования данного военно-учебного заведения был совершенно секретным, документы о его окончании на руки никому и никогда не выдавались. Оно располагалось в Харькове и полностью именовалось Школой особого назначения Украинского пограничного округа при Спецбюро ОГПУ (позднее НКВД) [64] . Школу возглавлял подполковник, впоследствии полковник Максим Константинович Кочегаров, будущий начальник таких учебных заведений, как Украинская межкраевая школа НКВД СССР, Московская межкраевая школа НКВД СССР, Московский филиал Высшей школы НКВД СССР и 1-я Московская школа ГУКР «СМЕРШ». В воспоминаниях известного советского организатора и руководителя диверсионной работы полковника А. К. Спрогиса упоминается о том, что в 1930 году он и 29 других слушателей Высшей пограничной школы (ВПШ) ОГПУ после прохождения месячных специальных курсов были направлены в Ленинградский, Белорусский и Украинский пограничные округа для организации и подготовки диверсионно-партизанской работы. Задачей ШОН УПО в 1930-е годы являлась подготовка диверсантов и руководителей партизанских отрядов на случай возможной агрессии против СССР со стороны буржуазных государств. В описываемый период времени официально было введено понятие «малой войны». Этот термин, автором которого принято считать еще председателя РВСР М. В. Фрунзе, означал действия партизан и диверсантов в тылах противника, организованные за счет регулярных войск и под руководством армейских штабов. Более известна роль Красной Армии в подготовке кадров особого назначения, но ОГПУ и НКВД СССР, УССР и БССР тоже поучаствовали в этом процессе, невзирая на то, что впоследствии именно руками Наркомата внутренних дел вся эта система подверглась разгрому, а большинство выпускников диверсионных и партизанских школ и курсов в 1937 году и несколько позднее были репрессированы. Вероятно, упоминание о ШОН УПО в учетных документах полка и бригады произошло по колоссальному недосмотру, но автор крайне благодарен виновникам такой халатности. Это свидетельствует о принадлежности Таврина в предвоенный период к негласному аппарату госбезопасности, причем не на уровне осведомителя или агента сомнительной ценности. Он стоял в иерархии намного выше. Курсанты диверсионных и партизанских школ особого назначения подбирались из проверенных людей, получали допуск к секретной и совершенно секретной информации, а выпускники этих учебных заведений уже не принадлежали себе. Они обязаны были жить под легендами, ежегодно проходить секретные учебные сборы и в любой момент ждали сигнал о мобилизации или переходе на нелегальное положение. После начала войны выпускники партизанских и диверсионных школ стали цениться на вес золота. Их разыскивали и срочно зачисляли в кадры либо госбезопасности, либо военной разведки, поэтому факт направления выпускника ШОН УПО в тыловой полк может свидетельствовать или об отсутствии доверия к нему, или о прохождении им некоего этапа легендирования перед заброской в тыл противника. Строго говоря, Таврин в 1941 году мог быть уже исключен из негласного штата госбезопасности, но вероятность этого представляется невысокой. Что же касается его предыдущего пребывания в нем, то с учетом такой записи это можно считать установленным фактом. Упоминание о ШОН УПО начисто исключает возможность кулацкого происхождения или предыдущих судимостей человека, известного нам как Шило-Таврин. Возглавлявшееся Кочегаровым учебное заведение было крайне малокомплектным, единовременно в нем обучались от 10 до 12 человек, все прошлое которых тщательно проверялось буквально под микроскопом. Туда попадали только лица с безупречными анкетными данными, никакие исключения из этого строжайшего правила не допускались никогда.
63
ЦАМО. Ф. 384 зсп. Оп. 244028с. Д. 1. Л. 2. Именно в этот полк был окончательно переформирован 29-й зсп.
64
Спецбюро отвечало за организацию партизанских отрядов, диверсионных и разведывательных групп на случай оккупации территории СССР, подготовку кадров для них, организацию снабжения и разработку нормативных документов.
Запись
Страница из должностного списка начсостава 28-го запасного лыжного полка
Абсолютно непонятно, как и откуда могла возникнуть в документах запасного полка такая запись? Кто вообще мог знать о существовании этого учебного заведения? И как этот «кто-то», обладая подобной информацией, мог не знать о возможных последствиях своих откровений, в том числе и для самого себя? Повторимся: даже название данной школы ни в коем случае не должно было фигурировать в открытых документах, это однозначно квалифицировалось как разглашение государственной тайны, да еще и в военное время.
Ненадолго возвратимся к вопросу о гражданском образовании Таврина. Похоже, что он и в самом деле получил хотя бы начальный уровень высшего образования в сфере геологии, в противном случае он никак не смог бы справиться с обязанностями начальника геолого-разведочной партии, требующими серьезной специальной подготовки. Однако если поверить тому, что учился он в Московском институте цветных металлов и золота, то вопросов ко всей этой истории становится еще больше. Увы, попытка проверки по архивным спискам студентов указанного института оказалась невозможной, поскольку его руководство сообщило автору о полной утрате документов за предвоенные годы, уничтоженных в момент подхода вермахта к столице Советского Союза. Следовательно, ни документально подтвердить, ни документально опровергнуть этот этап жизни фигуранта не представляется возможным, но настораживает ряд любопытных обстоятельств. Ни в одном из доступных нам источников нет сведений о длительном пребывании Таврина в Москве, да и сам жесткий режим прописки в столице и стокилометровой полосе вокруг нее весьма затруднял проживание там по поддельным паспортам. Кроме того, в период работы Таврина на прииске все документы института, естественно, были еще в полной сохранности, а потому самый элементарный запрос при трудоустройстве по месту учебы немедленно выявил бы все нестыковки и расхождения между реальными событиями и документальным их подтверждением.
Однако вернемся к воинской службе фигуранта. Вновь подчеркнем: как и когда Таврин стал младшим лейтенантом, неизвестно. Задокументировать его жизнь в период с момента призыва до октября 1941 года не удалось, и потому нет полной уверенности в том, что после призыва он был сразу же направлен в 28-й зсп, а не пребывал где-то еще. Однако вероятность этого достаточно высока. Скорее всего, первичное офицерское звание Таврин получил в полковой школе младших лейтенантов, попасть в которую был буквально обречен благодаря принадлежности к младшему начальствующему составу и двум курсам института. Неясно, из каких соображений после этого его оставили в постоянном составе полка и назначили командиром 2-го (стрелкового) взвода 2-й роты 2-го батальона, но все же это вписывалось в рамки разумного. Однако потом произошло нечто непонятное. Во-первых, к концу 1941 года Таврин оказался уже не младшим лейтенантом, а лейтенантом. Объяснить такой скачок в звании невозможно. Запасные полки не относились к Действующей армии, выслуга младшего лейтенанта в них составляла два года. Досрочное присвоение очередного звания в запасных частях не производилось (разве что в качестве поощрения за совершение геройского поступка или исключительно высокие личные заслуги – но при этом в документах части обязательно оставались соответствующие записи), и лейтенантом Таврин мог стать там не ранее конца лета или начала осени 1943 года. Однако по неустановленной причине уже в ноябре 1941 года он официально носил лейтенантские петлицы. Отметим, что при этом нет никакой уверенности и в полной законности ношения будущим агентом СД предыдущих «кубиков» младшего лейтенанта.
Странности со званием дополняются странностью с должностями. Личный состав всех запасных частей делился на переменный, подготавливаемый к укомплектованию действующих частей, и постоянный, предназначенный для боевой подготовки и обслуживания переменного состава. Таврин относился именно к постоянному составу и после пребывания на посту командира стрелкового взвода по недокументированным причинам внезапно оказался за штатом на должности командира хозяйственного взвода полка. Это крайне странно. Офицер может оказаться за штатом в одном из четырех случаев: (1) при ликвидации его должности, (2) при реорганизации части с понижением должностной категории, (3) при ошибочном направлении на занятую должность или (4) при увольнении в запас, если ему временно не может быть предоставлено жилье. Легко понять, что первый, второй и четвертый варианты к нашей ситуации не подходят. А вот третий, теоретически возможный, абсолютно не соответствует тяжкой осени 1941 года, когда фронт перемалывал сотни лейтенантов, и срок жизни командира взвода на передовой порой исчислялся сутками или даже часами. Действующая армия требовала постоянного пополнения средним командным составом, военкоматы захлебывались в попытке удовлетворить заявки мобилизационного управления. Любые мало-мальски пригодные по образованию и уровню развития бойцы направлялись на краткосрочное обучение в военные училища и очень скоро оказывались в окопах, а потом в большинстве случаев занимаемые ими должности вновь становились вакантными по причине их гибели или ранения. Даже сам по себе факт оставления молодого и физически здорового лейтенанта Таврина на службе в запасном полку довольно странен. Не менее удивителен и факт назначения офицера из командного состава на должность командира хозяйственного взвода, которую полагалось укомплектовывать административным составом (о принадлежности будущего террориста к командному составу свидетельствует его лейтенантское звание. Офицеры административного или технического состава аналогичного уровня соответственно именовались техниками-интендантами или воентехниками 2-го и 1-го рангов). А уж заштатное пребывание на ней Таврина совершенно непостижимо. Допустим даже, что он был назначен командиром хозяйственного взвода по ошибке. Что за беда? Один приказ по бригаде – и лейтенант во главе маршевой роты везет пополнение на фронт, где остается уже в качестве штатного командира подразделения. Но нет, в катастрофической обстановке поздней осени и напряженной обстановке зимы 1941/42 года он продолжает «висеть» за штатом хозвзвода запасного полка и на передовую отбывает лишь в конце января. Долгое пребывание офицера за штатом без видимых причин (к примеру, если не планируется наступление с неизбежными высокими потерями штатных командиров и освобождением вакансий, чего в запасном полку быть не могло по определению) является верным признаком того, что он был кому-то очень нужен именно на этом месте. Либо же был не нужен ни на каком другом. Периодически так сохранялась на оперативно значимом участке важная агентура военной контрразведки. Кроме того, именно в запасных частях проходили обучение многие агенты и диверсанты и их группы, причем как военной разведки, так и органов госбезопасности.
Но, наконец, необъяснимому пребыванию уже лейтенанта Таврина в тылу пришел конец. 5 января 1942 года он во главе 145-го маршевого батальона отправился на Калининский фронт, где был зачислен в 359-ю стрелковую дивизию.
Изучение архивных материалов этой дивизии, равно как и архивов 1196-го стрелкового полка, куда Таврин попал позднее, способно сильно удивить даже подготовленного исследователя. По сравнению с ними меркнут непонятности и несуразности периода тыловой подготовки, которые хотя бы не противоречили друг другу. Сразу же следует отметить хотя и не единичный, но все же достаточно нерядовой и примечательный факт отсутствия в ЦАМО личного дела Таврина и его учетно-послужной карточки (УПК). Их местонахождение установить пока не представилось возможным, притом серьезные сомнения вызывает сам факт существования таких документов, судя по всему, отсутствующих и в его судебно-следственном деле. Доказать отсутствие чего-либо всегда сложно, но в данном случае отсутствие личного дела и УПК в 359-й сд в 1942 году весьма убедительно доказывается косвенными свидетельствами. Как известно, учетно-послужная карточка хранится в штабе и служит основанием для совершения всех записей об офицере в строевой части, в отделе кадров, в финчасти и прочих подразделениях штаба и управления дивизии. Случаи отсутствия УПК отмечались у военнослужащих, получивших офицерские звания на фронте и вскоре после этого погибших, но к ситуации с Тавриным это неприменимо. Ее просто не было – и все. Не исключено, что в 28-м запасном стрелковом полку личное дело и УПК Таврина имелись, но, во всяком случае, на фронт вместе с ним они не прибыли.
Типичная учетно-послужная карточка военнослужащего.
Лицевая сторона
Типичная учетно-послужная карточка военнослужащего.
Оборотная сторона
На стр. 116–117 приводится образец правильно заполненной УПК произвольно взятого военнослужащего. Совершенно очевидно, что при ее наличии в штабе подразделения никакие разночтения в документах появиться не могут.
А с учетом Таврина в 359-й дивизии и в самом деле творилось нечто необъяснимое, что и заставляет предположить отсутствие в штабе его учетно-послужной карточки с четко и недвусмысленно вписанными данными. Друг другу противоречат наградные листы, учетные книги, финансовые документы. Для наглядности самые явные расхождения сведены в табличную форму: