Покушение на Сталина. Дело Таврина – Шило

Ландер Игорь

Петр Иванович Таврин

или

Петр Иванович Шило?

Конечно, в описываемые годы, как и всегда, неоднократно отмечались случаи нарушения правил выдачи паспортов и торговли ими со стороны коррумпированных работников паспортной системы. В приказе НКВД СССР от 15 августа 1934 года № 0027-сс констатировалось:

«Паспортные органы предоставлены сами себе, работают бесконтрольно, в результате налицо злоупотребления, недостача паспортных документов, торговля паспортами» [50] .

50

ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 12. Д. 137. Л. 46-47 об.

Однако такие случаи все же являлись исключениями, и по каждому выявленному эпизоду проводилось серьезное расследование. И тем более в такой острой ситуации следователь обязан был выяснить у подследственного обстоятельства получения им поддельного паспорта, но признаков того, что его это интересовало, мы отчего-то не видим.

Кроме того, все писавшие о «деле Таврина» почему-то проигнорировали и такой существенный аспект, как воинский учет. А напрасно. Напомним, что в соответствии со статьей 63 Закона СССР об

обязательной военной службе от 13 августа 1930 года всем предприятиям и организациям при приеме на работу военнообязанного полагалось требовать от него учетно-воинские документы и проверять в них наличие отметки о постановке на учет по месту жительства. При отсутствии таких отметок военно-учетные столы обязаны были сообщать об этом местным учетным органам. Данное правило соблюдалось неукоснительно, а тем более в таких случаях, как упомянутые в истории Шило-Таврина пребывания на ответственных должностях старшего следователя воронежской прокуратуры, директора фабрично-заводского училища, начальника Туринской геолого-разведочной партии Исовского золото-платинового приискового управления треста «Уралзолото» или заведующего нефтескладом железнодорожной станции. Следовательно, во избежание проблем он должен был подделать не только паспорт, который, кстати, имел графу об отношении к воинской службе, но и военный билет, что дополнительно усугубляло трудности. Таким образом, история об изобретательном преступнике трещит по швам сразу по нескольким пунктам. Увы, все эти приключения, вполне предусмотренные сразу несколькими статьями Уголовного кодекса, на приговоре не отразились. Потому можно утверждать, что внимание следователя это не привлекло, как и многие другие несообразности, нестыковки и явная ложь, в частности, полная невозможность незаметно переправить заглавную букву «Г» на «Т». Если, конечно, последнее не являлось просто плодом фантазии публикаторов.

Различные авторы, имевшие доступ к материалам дела, сообщают, что в нем имеются упоминания о проживании и работе подследственного в самых разных регионах страны и на разных должностях (причем различные исследователи дают различные списки), включая год обучения в Воронежском юридическом институте и такой же срок работы на должности старшего следователя воронежской прокуратуры. В качестве мест его обитания указываются Мелитополь, Уфа, Бухара, Иркутск, Ташкент, Саратовская, Воронежская и Свердловская области, Туркменская ССР, Краснодарский край. Якобы перед самой войной он заведовал нефтескладом на станции Аягуз Туркестано-Сибирской железной дороги, расхитил государственное имущество и снова скрылся. С другой стороны, указывается, что с 1940 года до призыва в армию в августе 1941 года Таврин работал в Свердловске в геолого-разведочной партии треста «Уралзолото».

Подтверждений почти всему перечисленному, за исключением последнего, нет. Более того, во многих случаях эти сведения вызывают крайнее недоверие из-за их явной ложности. Возьмем хотя бы историю с якобы имевшим место поступлением Таврина по подложным документам в Воронежский юридический институт, что дало ему возможность в течение года работать старшим следователем воронежской прокуратуры. Увы, в описываемое время такого института в этом городе не было. Даже юридический факультет местного университета был закрыт с 1919 по 1958 год, так что в предвоенные годы Шило или же Таврин учиться там на юриста никак не мог. Даже заочное юридическое образование в Воронеже было недоступно вплоть до открытия в городе в 1951 году филиала Всесоюзного юридического заочного института (ВЮЗИ). Да и в других местах в рассматриваемый период 1933–1935 годов заочное юридическое образование было доступно исключительно в Центральном заочном правовом институте и только для уже действующих судебных и прокурорских работников, юрисконсультов и служащих хозяйственных и государственных учреждений. Как видим, высшее юридическое образование, пусть даже неоконченное, Таврину получить не удалось бы, соответственно не мог он на этом основании и работать в прокуратуре. Кроме того, должность следователя обязательно предполагает наличие допуска к работе с секретными документами, получению которого непременно предшествует спецпроверка. Думается, излишне доказывать, что пройти ее он не смог бы ни при каких условиях. Это не говоря уже о крайней сомнительности назначения человека, за плечами которого был всего один год учебы в ВУЗе, на процессуально самостоятельную должность следователя, к тому же старшего, да еще не в каком-нибудь глухом медвежьем углу, а в крупном областном центре европейской части СССР (отметим, что из-за гибели архивов Воронежской областной прокуратуры документально проверить факт работы фигуранта в ней не представлялось возможным ни в момент его ареста, ни в период следствия). А возможность назначения случайной личности начальником геолого-разведочной партии Исовского прииска треста «Уралзолото» вообще исключена целиком и полностью. В 1933 году с учетом важности золотоплатиновой промышленности СНК СССР вынес постановление о переименовании Нижне-Туринского района Свердловской области в Исовский район с центром в поселке Ис. Исовские золотой и серебряный прииски в предвоенные годы давали стране две трети ее общей добычи платины, то есть являлись стратегическими объектами со всеми вытекающими последствиями в отношении режима. Вопросы хищений золота и платины в Свердловской области являлись одними из приоритетных в работе местных органов госбезопасности и строго курировались из наркомата. Спецпроверке подлежали абсолютно все работники предприятий и организаций, имевшие отношение к поиску драгоценных металлов, их добыче, извлечению из руд, промышленной обработке, хранению и транспортировке, а также занятые в ряде смежных сфер. При этом их проверяли не просто тщательно, но и очень долго, а до окончания проверочных мероприятий к работе не допускали. К примеру, куда менее важные и ответственные должности рядовых рабочих на оборонных заводах в 1939 году длительное время оставались вакантными из-за излишней обстоятельности и скрупулезности органов государственной безопасности. Аналогичная ситуация наблюдалась по всей территории страны. К примеру, первый заместитель наркома НКВД УССР А. З. Кобулов в своем приказе от 28 апреля 1939 года указывал: «Установлено, что за последние полтора года местные органы НКВД на запросы по спецпроверке лиц, поступающих на работу в оборонные заводы, отвечают, как правило, через 3–4 месяца, а в некоторых случаях через год и больше» [51] . А работники золотодобывающей отрасли проверялись намного дотошнее и глубже с целью исключения возможных утечек совершенно секретных карт россыпей золота и платины или хищения самородков и песка. Лишь самоубийца мог решиться работать там по подложным документам, тем более на руководящей должности, подлежавшей утверждению в тресте и в главке Наркомтяжпрома (а после его ликвидации 24 января 1939 года – Наркомцветмета). А вот Таврина без проблем взяли на эту работу и беспрепятственно отпустили с нее, не причинив ни хлопот, ни затруднений. Причем о его работе именно там, в отличие от остальных мест, документальные подтверждения имеются.

51

ГДА СБ Украины. Ф. 9. Д. 26. Л. 71. Цит по: Радянські органи державної безпеки у 1939 – червні 1941 р. Документи ГДА СБ України. К.: Видавничій дім «Києво-Могилянська академія, 2009. С. 39.

Непонятно в предыстории Таврина и многое другое. Например, исследователи никак не могут сойтись во мнениях о количестве его судимостей, называются различные цифры от одной до трех. При этом автор не нашел никаких сведений ни об одной

судимости фигуранта. Судя по заключению Главной военной прокуратуры РФ, нет их ни в обвинительном заключении, ни в приговоре суда, а значит, эти факты просто не были установлены. Простейшая проверка по архивам Главного информационно-аналитического центра Министерства внутренних дел Российской Федерации показала, что сведений о предвоенных судимостях Петра Ивановича Таврина, Петра Ивановича Шило и Петра Ивановича Гаврина нет, и это позволяет со стопроцентной уверенностью заключить, что в рассматриваемый период времени фигурант нашего расследования не осуждался ни судом, ни Особым совещанием. Возможно, он и в самом деле арестовывался и бежал из-под стражи, но это далеко не то же самое, что судимость. Соответственно, голословными являются и заявления историков, именующих его рецидивистом. Трудно сказать, почему такую же проверку не провели предыдущие исследователи. Возможно, они элементарно не сочли это необходимым и остались в плену своего заблуждения. А после получения ответа на запрос автора в Государственный архив новейшей истории Саратовской области, в котором сообщается, что «в архиве никаких сведений о Шило (Таврине) Петре Ивановиче 1909 года рождения, в том числе о его трудовой деятельности и проживании в Саратовской области НЕ ИМЕЕТСЯ» [52] , доверие к большинству фактов предвоенной биографии фигуранта тает быстрее, чем снег под весенним солнцем. Архивы Саратовской области сохранились полностью, в них имеются сведения обо всех работниках государственных и кооперативных предприятий, организаций и учреждений, и среди них Шило не значится ни в качестве растратчика, ни в качестве добросовестного работника – вообще никак. Следовательно, его утверждение о первопричинах вступления на криминальный путь полностью ложно. Забегая вперед, отметим, что нам неизвестно, предпринимались ли в 1944 году и позднее попытки проверить заявление подследственного в этом отношении, хотя все возможности для этого имелись. Словом, по мере углубления в дело неясности только множатся и нарастают как снежный ком.

52

Письмо директора Государственного архива новейшей истории Саратовской области автору № 25-Т-к от 04 мая 2009 года.

К счастью, даже в настоящее время исследователь располагает возможностью установить некоторые обстоятельства предвоенной биографии и происхождения Шило-Таврина, чем и занялся автор. Начинать, естественно, следовало с самого истока, то есть от рождения фигуранта, поскольку это позволило бы идентифицировать его с определенной степенью точности. А поскольку добросовестному исследователю положено проверять все, выясним ситуацию и с «вариантом Таврин», и с «вариантом Шило», в обоих случаях заявленных в качестве уроженцев села Бобрик Нежинского района Черниговской области. Попутно заметим, что с учетом административно-территориального деления Российской империи «район» следовало заменить на «уезд», а «область» на «губернию».

В период Великой Отечественной войны архивы Черниговской области понесли огромный урон:

«23 августа 1941 г. … Чернигов претерпел значительные разрушения из-за сильной бомбежки. Прямым попаданием бомб были уничтожены три архивохранилища областного архива… Немецко-фашистские оккупанты нанесли архивам области большой ущерб. Из шести архивохранилищ областного архива четыре архивохранилища… были уничтожены» [53] .

Однако погибли только некоторые архивные материалы. Уже в первые дни и недели войны УНКВД области начало принимать меры по отбору к эвакуации самых ценных архивных материалов. Одновременно уничтожались документы, утратившие оперативное значение и не представлявшие научно-исторический интерес. На первых порах эта работа осуществлялась на основании весьма общей директивы НКГБ СССР от 24 июня 1941 года № 136 о задачах органов госбезопасности в условиях военного времени. Лишь 30 августа появился секретный приказ НКВД СССР № 0401 «Об охране Государственных архивов в военное время», требовавший обеспечить сохранность от вражеских воздушных налетов и диверсий и в первую очередь эвакуировать «все материалы, имеющие оперативно-чекистское значение, а также списки и картотека на шпионов, провокаторов, диверсантов, чинов полиции, жандармерии и другие контрреволюционные элементы; все наиболее ценные в научно-историческом отношении фонды, части фондов или отдельные документы; делопроизводство архивных отделов и государственных архивов и все материалы по личному составу краевых, областных и районных государственных архивов; весь учётно-справочный аппарат архивных отделов и государственных архивов (описи документов, списки фондов, картотеки, указатели и т. п.)» [54] .

53

Публикация на сайте Государственного архива Черниговской области www.chernihiv-arhiv.gov.ua.

54

Государственный архив Тверской области. Ф. Р-1583. Оп. 1. Д. 294. Л. 5.

Как видим, сотрудники архива Черниговской области, как, впрочем, и многих других областей, действовали с опережением инструкций из центра. Незадолго до упоминавшейся бомбардировки, 5 июля 1941 года, 38 820 дел из 121 фонда были эвакуированы в Ульяновск. Фактически архивисты и чекисты в инициативном порядке выполнили положения изданного почти два месяца спустя упомянутого приказа. К счастью, фонды, относящиеся к бывшему Нежинскому уезду Черниговской губернии, избежали уничтожения или захвата, благополучно пережили эвакуацию и после войны вернулись на место постоянного хранения. Много лет спустя это позволило внести некоторую ясность в исследуемую проблему.

Для начала был выяснен вопрос о личности человека, именем которого назвался арестованный террорист с самого начала, а именно, являлся ли некий рожденный в селе Бобрик Нежинского района Черниговской области Петр Иванович Таврин реальным или вымышленным лицом. На запрос автора Государственный архив Черниговской области ответил кратко и исчерпывающе:

«Сообщаем, что в метрических книгах о рождении за 1908–1910 годы Николаевской церкви местечка Вертеевка (парафия с. Бобрик) Нежинского уезда Черниговской губернии актовой записи о рождении Таврина Петра Ивановича нет» [55] .

55

Письмо директора Государственного архива Черниговской области автору № Т-1842 от 11 сентября 2008 года.

Следовательно, Таврин – уроженец села Бобрик был личностью вымышленной, никогда не существовал, и документы на него выдаваться никак не могли. Однако не исключался и вариант с переездом родителей Таврина в Бобрик сразу после его рождения, при котором арестованный агент сам мог не знать, что он родился в другом месте, и искренне заблуждался на этот счет. Существует несколько подзабытый, но все еще вполне эффективный метод контрразведывательной и следственной работы – опрос старожилов, который еще не поздно произвести и сейчас. Это и было сделано, но поиск лиц, помнящих такого односельчанина или его родителей, успехом не увенчался. Пожилые люди, видевшие еще довоенных обитателей села Бобрик, честно пытались помочь, но не смогли вспомнить никого похожего. В результате можно утверждать лишь, что фиктивность данной личности в привязке к году и месту рождения установлена. Что и следовало, скорее всего, ожидать. Это, кстати, вовсе не означает, что интересующий нас Таврин Петр Иванович не существовал в природе, просто он мог родиться в другое время и в другом месте.