Полдень, XXI век (май 2012)
Шрифт:
– Ещё один сгорел на работе, – констатировал граф Орлов, прочтя перед сном доклад Штаницына. Подумав, наложил резолюцию: «Отставка с полным пенсионом».
Перекинувшись пару раз в дурачка с денщиком и оба раза выиграв, зазевал и отправился почивать.
Судьба Николая Романова, или Пока жареный петух не клюнет
…Не без всегдашнего трепета подходил Орлов к двери государева кабинета, хотя бояться было, в общем-то, нечего.
Как и следовало ожидать, государь стоял у окна, но в его мощной фигуре чувствовалась какая-то затаённая печаль.
– Пришёл? – не оборачиваясь, осведомился царь. – Читай.
Доклад подходил к своей наиболее интересной середине, когда Орлов заметил, что государь стоит на ногах как-то неуверенно. Разглядев, в чём дело, граф ахнул и уронил папку с докладом.
– Удивляешься, милейший? – повернулся к нему государь и сердито царапнул лапой по паркету. – По твоей милости…
– Ваше императорское величество… – испуганно забормотал Орлов.
– Ко-ко-ко, – нетерпеливо оборвал его Николай. – А кто не прислушался к бдительному голосу ротмистра Штаницына? Молчишь?
Потом произошло совсем невообразимое: государь захлопал себя по ляжкам, огорчился и горестно закричал:
– Насест! Есть в этом проклятом дворце хоть один порядочный насест?
Граф с ужасом попятился, у самой двери поскользнулся на кучке помёта, упал, вскочил и бросился прочь.
Вслед ему неслось звонкое петушиное пение. Над Санкт-Петербургом занимался новый день, и этот день никому нигде не сулил ничего хорошего.
– А ты покушай, ваше высокопревосходительство, – хитро увещевал графа по прибытии домой денщик. – Авось и полегчает.
Граф открыл крышку судка. Государь-император, ощипанный и выпотрошенный, смотрел на него скорбным варёным глазом.
– Ваше императорское величество, как же я могу употребить вас в пищу? Зачем это, что Европа скажет? – запричитал граф.
– Не любо – не кушай, – обиделся царь и захлопнул за собой крышку судка.
– Да что вы, ваше сиятельство, – говорил денщик, – курятинка эта не в пример свежая, только что галактионовские мужики на рынок выбросили…
– А цесаревичи… цыплятки то есть? – спросил Орлов, всё ещё надеясь спасти династию.
– А цыплят ихних сейчас ваша кошечка кушают…
Граф побежал спасать-выручать цесаревичей. Но было поздно. Повсюду валялся пух пополам с аксельбантами.
– Эх, кошка, – сказал граф. – Что же ты, кошка?
– А я и не кошка, – сказала кошка и облизала с усов голубую кровь. – Я – Восьмой.
– Сицилист? – выдохнул граф.
– Сицилист, – мрачно
Осознав неизбежность рокового исхода, Орлов истошно закричал:
– Позвольте, я не курица, я не ку…
…Ещё не утихло эхо предсмертного вопля шефа жандармов, когда он проснулся.
– Денщик! – закричал он. – Денщик!!!
Как из-под кровати (а может быть – и действительно из-под неё) возник денщик.
– Что у нас на завтрак? – спросил граф, томимый предчувствием.
– Как велели – курятина-с… – ошеломлённо ответил денщик.
– Отставить курятину! Штаницына ко мне!
Двое на всю Россию, или С больной головы на здоровую
Вдвойне скоромную сегодня курятину подменила собой овсяная каша, которую граф с плохо скрытым отвращением и поглощал в ожидании ротмистра.
Штаницын вошел, не доложившись, как положено, и Орлова это почему-то нисколько не удивило. Два равно безумных взгляда скрестились осередь комнаты.
– Восьмой? – заговорщицки спросил граф.
– Восьмой, – рыдая, сказал ротмистр и повалился на колени. Орлов поманил его к себе ложкой. Штаницын, как был, на коленях, подошёл к столу. Некоторое время шеф жандармов и ротмистр переговаривались знаками. Со стороны могло показаться, что они разыгрывают пантомиму «Птичий двор». Оба кормили воображаемых кур воображаемым же кормом.
– Вывезешь? Доставишь? – только и спросил граф.
– Христом-господом нашим… – вымолвил Штаницын и опять заплакал.
– Ты уж корми их там… соответственно… блюди… Как тебя по имя-отчеству-то?
– Сергей Сысоевич, – отвечал Штаницын, не осушая глаз.
…Прямо скажем, ротмистру Штаницыну граф не поверил. Он был умён. Но умён, как оказалось, слишком.
Дело в том, что, доведённый до отчаяния неопределённым к себе отношением государя, он принял рапорт Штаницына и его безумие (во всей очевидности, преднамеренное) за очередное монаршее испытание на верность. Видимо, проверить решил император, как поведёт себя верный его охранитель в столь нестандартной ситуации, не проявит ли халатности или вольномыслия.
Поэтому граф условия игры принял и включился в неё со всей живостью.
– А скажи, братец Сергей Сысоевич, – вкрадчиво пытал он ротмистра. – Не выйдет ли в народе нашем возмущения от куриного вида? Скажут – у всех власть как власть, а у нас вон кака страсть!
– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, – просто, прямо, по-военному ответствовал Штаницын. – Мы, русские люди, ко всякой власти привычны и подчиниться готовы, а в особенности законной. Были под царями, будем под курями – какая разница!