Полет длиною в жизнь
Шрифт:
Джо был в ужасе. Он никогда не оказывался в подобном положении — в положении отца неродившегося ребенка. С его знакомыми случалось что-то похожее, но он всегда был очень осторожен, стараясь не навлечь беду на женщину, с которой был близок. Только с Кейт… О, это было совсем другое дело. Ее он любил… и поэтому потерял голову.
— Тебя забрали в больницу? — спросил он, поморщившись, как от боли.
— Нет. Сначала я думала, что ничего страшного не произошло, и вернулась в общежитие. А потом мне помогли девушки, которые живут со мной в одной комнате. Они немного разбираются в медицине, одна даже закончила курсы медсестер, так что мне ничего не грозило.
Кейт не хотела
— Бедная моя девочка, сколько же тебе пришлось пережить! — вздохнул Джо.
Кейт показалось, что он произнес эти слова как-то рассеянно, и она догадалась — почему. Сейчас Джо думал не о ней, а о том, что, если бы не произошло этого несчастья, сейчас бы у него уже был крошечный сын. Или дочь. Для него эта мысль, судя по всему, была совершенно ошеломляющей.
Джо и в самом деле думал о своем несостоявшемся отцовстве, и ему было очень грустно, и все же он не мог осуждать Кейт. Больше того, он восхищался ею, ее нелегким и ответственным решением, восхищался мужеством, отвагой и преданностью Кейт. Не ее вина, что ей не удалось довести дело до конца. Она старалась сделать так, как будет лучше для него, и за это он был ей бесконечно благодарен.
— Странно, — проговорил Джо после долгого молчания. — Очень странно. Знаешь, Кейт, мне казалось, что если с тобой случится что-то… ты мне обязательно скажешь. Больше того, когда в прошлый раз я вернулся в Англию, я почему-то только об этом и думал. Я почти не сомневался, что у тебя… у нас будет ребенок. Но ты ничего не писала, а спрашивать мне не хотелось: я не знал, может быть, в твоем колледже тоже читают почту, которую получают студентки. Правда, вскоре мне стало не до того, но эта странная уверенность… Почему ты все-таки ничего мне не сказала, Кейт?
— Я… мне не хотелось, чтобы ты беспокоился. У тебя, наверное, и без того забот хватает, — вздохнула она.
Джо пожал плечами. — Нельзя же постоянно, день и ночь, думать только о том, как уцелеть, как пережить завтрашний день. Так и свихнуться недолго, — ответил он. — Жаль, что ты мне не написала — ведь это был и мой ребенок…
«Мог бы быть», — подумала Кейт, и снова ее охватили отчаяние и горечь. Она ничего так не желала, как быть с Джо, воспитывать его ребенка, но, как видно, это ей было не суждено, по крайней мере — пока. А учитывая все, что творилось вокруг, это, возможно, было даже к лучшему.
— Я рад, что ты подумала о мерах предосторожности, — добавил Джо, словно прочитав ее мысли. Он тоже запасся профилактическими средствами, так как не хотел рисковать. На данном этапе ребенок мог только осложнить им жизнь.
Потом они долго лежали, отдыхая, и наконец Кейт спросила, когда, ему кажется, кончится война. Прежде чем ответить, Джо долго думал, потом тяжело вздохнул:
— Хотел бы я сказать, что скоро, но… Я не знаю, Кейт, честное слово — не знаю. Германия еще сильна, и по-прежнему многое, если не все, зависит от русских. Если бы не они, боюсь, сейчас бы мы сражались с немецкими десантами на нашем Атлантическом побережье. — Лицо Кейт вытянулось, и Джо поспешно добавил: — Впрочем, мне кажется, что если мы в Англии очень постараемся, то совместными усилиями сможем закончить все за год или чуть больше.
Именно затем, чтобы обсудить один из аспектов этой проблемы, Джо и приехал в Штаты. Речь шла о самолетах улучшенной
Кейт следила за происходящим по газетам и сообщениям радио, но все-таки это представлялось ей более или менее отвлеченной абстракцией. «Потери в живой силе» она воспринимала не так остро, как гибель тех, которых она знала. К этому времени уже больше двух десятков ее знакомых студентов Гарварда пали на полях сражений, многие были ранены и лечились в различных госпиталях на Восточном и Западном побережьях. Каждый раз, когда Кейт узнавала, что кто-то из ее друзей ранен или убит, она чувствовала, как ее сердце сжимается от горя и жалости, и тогда она принималась молиться, чтобы с Джо не случилось ничего подобного.
Этой ночью они много занимались любовью и много разговаривали: времени было слишком мало, а им столько хотелось сказать! Страсть, то пригасая, то разгораясь вновь, снова и снова бросала их в объятия друг друга, и весь остаток вечера они старались не думать, не вспоминать о войне.
За все время они так ни разу не вышли из комнаты — даже ужин заказали в номер, и пришедший официант вежливо поинтересовался, уж не медовый ли у них месяц. Этот вопрос рассмешил обоих, однако в их веселости была и горькая нотка.
В этот день, до краев заполненный невероятным, ослепительным счастьем, они совсем не говорили о будущем и не строили никаких планов. Кейт хотелось только одного: быть рядом с Джо, и еще — чтобы он остался жив. О себе, о том, что нужно ей, Кейт не задумывалась. Она знала, что Элизабет не одобрила бы подобного «легкомыслия», но ее мать не понимала одного — того, что обручальное кольцо не смогло бы ничего изменить и не сохранило бы Джо жизнь. Да и он, похоже, не собирался просить у Кейт ничего сверх того, что она согласна была дать ему по собственной воле. Впрочем, она и так отдавала ему все, что только было в ее силах…
Эту ночь они спали мало, урывками и часто просыпались, чтобы убедиться — любимый человек рядом, он никуда не делся. Каждый хотел еще раз увериться, что это им не снится и что они на самом деле вместе.
— Когда тебе нужно уезжать? — печально спросила Кейт утром — несмотря на все старания, ей так и не удалось забыть, что эти безумные, напоенные негой и страстью часы вдвоем неизбежно должны подойти к концу.
— Самолет на Вашингтон вылетает в час дня, — ответил Джо. — Значит, где-то в половине двенадцатого я должен буду вернуть тебя в колледж. В целости и сохранности, — невесело пошутил он.