Полет в глубину
Шрифт:
Вот же он, путь! Да, непростой, извилистый и пока еще плохо управляемый. Знаю, в следующий раз здесь же я могу увидеть не текстуру ткани, а все что угодно: цунами в тарелке супа, динозавра, азартно переключающего каналы телевизора или электроны, бегущие от одной микросхемы к другой. Но я-то залез в эти миры наугад, с черного хода, применяя всевозможные уловки физики, математики и электроники. А каким-нибудь тибетским монахам или йогам, чтобы добраться до сути мироздания, не нужно даже этого! Они «просто» учатся почти полвека, а потом творят настоящие чудеса — с точки зрения непосвященных.
Стало невыносимо грустно и тоскливо, и Торик экстренно вынырнул из погружения, не дожидаясь, пока доберется до зыбкого мерцания энергетических сгустков, которые мы условно считаем атомами. Желание заглядывать в изнанку вещей пропало.
* * *
Вот ведь ситуация! Теоретически он мог бы подарить человечеству удивительное открытие, затрагивающее каждого, у кого есть мозг. В идеале можно было бы добираться до любых воспоминаний человека, даже тех, о которых он и сам совершенно забыл. Наверняка найдутся способы перемещаться в их условном космосе так, чтобы быстрее и проще достигать других людей. Причем не обязательно ближайших, а вообще любых — живущих или даже умерших.
Это уже невероятный шаг вперед! Ну а с фазовыми приращениями возможности становились просто безграничными. В прямом смысле: стирались границы невозможного. А если обуздать непредсказуемость воздействия смещения фазы на мозг, люди получили бы универсальный инструмент исследования мира. И кто знает, что еще интересного можно обнаружить в таких исследованиях?
Но увы — это были только мечты. Стручок прав: с этим невозможно выйти на любой относительно серьезный уровень. Никто ему просто не поверит. Да он и сам не поверил бы сбивчивым рассказам энтузиаста, утверждающего, что он — единственный в мире, ага, как же! — видит некие картины неизвестно чего, используя плохонькую модель энцефалоскопа, странную схему в желтом ящичке и несколько самодельных программ. Хотя нет, теперь все не так безнадежно: есть же второй свидетель — Зоя — она тоже видит свои картинки, хотя они никак не пересекаются с его погружениями.
Но любому же ясно, что это полный бред! И потом — кто все это говорит? Всемирно известный физиолог? Нет. Какой-то безработный программист-самоучка, уволенный за слив данных, которого он не совершал, но кому есть до этого дело?
Настроение снова рухнуло в пропасть отчаяния. К чертям собачьим весь этот внешний мир, его бесценные цели и воображаемые интересы! И если открытие Торика пропадет без следа, то пусть, ему все равно. Какое ему дело до остального человечества?
Он купил себе вина и в первый раз напился. Наутро болела голова, но на душе лучше так и не стало. Алкоголь и правда не решает никаких проблем.
Внезапно захотелось бунта. Хотелось нарушить установившийся распорядок. Сделать хоть что-нибудь. Уйти из ручейка, в который превратилась жизнь. Как птица, которой обрезали крылья. Как отец, когда соседи лишили его главного увлечения и разрушили его привычный мир, ради которого он жил...
Торик выждал сколько мог, но теперь решил в кои-то веки действовать сам. Да, он так и не научился делать
Глава 18. Пропажа
Раздался телефонный звонок. Нет, окружающий мир явно не собирался сдаваться и оставлять Торика в покое. Кто там еще?
— Маша? Ты куда делася-то? Третий день не дозвонюся! — раздался в трубке незнакомый старческий голос.
— Вы ошиблись, — прорычал Торик.
— Ась? Погодь, не клади трубку, Маша! Ма…
Он поступил наоборот, понимая всю бессмысленность дальнейших десяти минут своей жизни. Сейчас он отойдет от телефона, там сообразят, что их не слышат, будут перезванивать, но втолковать ничего нельзя, поскольку абонент либо глухой, либо не желает слышать ничего, кроме вожделенного голоса неведомой Маши. Бесцельная безысходность без малейшего шанса на… Телефон зазвонил вновь — как и предполагалось.
— Да! — погромче крикнул Торик в трубку, чтобы его уж точно не приняли за неведомую Машу.
— Ой… — смутился кто-то знакомый. — Так ведь и оглушить недолго, знаешь ли! Толян, ты, что ли… развлекаешься?
— Инга? — узнал он. — Здравствуйте! Очень рад вас слышать.
— Ты что же меня пугаешь? В трубку орешь не своим голосом, аж до сих пор ухо ломит, и мурашки никак не успокоятся. Да, мне тоже иногда очинно странные личности пытаются дозвониться. И главное — настолько уверены, что… Ладно. Ты как там вообще, живой?
— Относительно. Честно говоря, так себе, Инга.
— Могу представить. Все так неожиданно быстро закрутилось. Мне очень жаль, что не получилось уберечь тебя от всех этих неприятностей.
— Вы пытались, я помню. И благодарен.
— Да это ерунда, но… То, что мы вообще при всех наших службах влетели в эту ситуацию, меня… пугает.
— Как там обстановка в Конторе?
— Скажем так, атмосфера полнейшей секретности. Никто ничего не знает, никаких подробностей.
— А про меня?
— Про тебя особенно! Наши борются с утечками. С вахтерши тут же взяли подписку о неразглашении. Динара, понятное дело, ничего не скажет, она не дура. Но слухи ползут. Вася ваш, как мне донесла разведка, косится на Динару, ничего не понимает, но интуитивно чувствует, что в твоем исчезновении каким-то образом повинна именно она.
— А кто у вас «разведка»? — на минутку ему даже стало интересно.
— Прости, но таких секретов я не выдаю. На том стоим.
— Инга, еще вопрос можно?
— Сколько угодно, душа моя!
— Как там у вас Мефодий поживает?
— О-о! Лучше всех. Он тут все на одну белую кошечку заглядывался во дворе. Вот ведь нечем ему кошек-то любить, а смотреть все равно приходил чуть не каждый день. Сядет и ждет, пока она выскочит из подвала.
— У него прямо бесплатный сериал.
— Вот-вот, мексиканский, про любовь. Кстати, любовь твоя бывшая теперь официально руководит хранением всех важнейших данных по Конторе. Думаю, Шефиня уже и сама не рада — при таких-то связях ейного мужа. Но и уволить ее тоже не может. Так что пока терпим и ждем.