Полет в глубину

Колюмбов Жорж

— Ничего себе!

— Когда проходит шок от «потолка», начинаешь оглядываться и… застываешь, потому что весь остальной горизонт занимает море. Шумное и бескрайнее, оно простирается до самого Неаполя. Горы, скалы и бескрайнее море…

— Красота какая…

— Темнеет быстро, как бывает в южных широтах. Мы только успеваем отнести наверх несколько тарелок и питейные принадлежности, как свечение неба становится почти неразличимым. Садимся за каменный стол, освещаем его гигантской — толще моей руки — свечой в старинном

бронзовом фонаре и всей кожей впитываем окружение. Уже почти ничего не видно — лишь неясные намеки на что-то огромное, темное, мерно дышащее совсем рядом с тобой.

— Жутковато.

— Тут моя не выдерживает и говорит: «Это море… я его боюсь… Днем было такое красивое, а теперь мне страшно. Будто в темноте совсем рядом — огромный зверь. Давай уйдем?» Словно подталкивая нас к действию, сверху сыплются сразу две струйки мелких камешков. Я делаю вид, что обстановка меня совершенно не пугает, беру ее за руку и решительно заявляю: «Ну, пойдем, а то все остынет!» С облегчением мы переносим все на нижнюю террасу, гасим свой исполинский фонарь-свечу и окончательно запираем тьму и ужас верхней террасы эфемерно-стеклянной дверью.

— Слушай, у тебя прямо триллер получается!

— Пробирает? А представь, что это ты там сидишь.

— Вот и я о том. У меня воображение отлично работает. А ты еще и рассказываешь выразительно…

— Хотя мы выходим из того же дома, атмосфера на нижней террасе — совсем другая, почти праздничная: тысячи огоньков-окошек, дорога с вечно снующими туда-сюда на машинах и мотоциклах итальянцами, морской берег и натриево-желтый зев большого тоннеля, идущего сквозь соседнюю гору.

— Надо же.

— Огоньки расстилаются даже не ковром, а таким… аэропортом: от ближайшего окна соседа, где вечно толчется десяток ребятишек, до далеких огней вокруг тоннеля или выше, на горе. А дальше – «Луна», древний ресторанчик, который мы находили даже на гравюрах четырнадцатого века, прикинь? По очертаниям напоминает шахматную ладью — башенка с зазубринами сверху. Но туда мы так и не попали — выбрали другой ресторан с видом на наш дом, вгрызающийся в гору. Там нам подали редкое вино под названием «Лисий хвост» и салат из хорошо прожаренных королевских креветок.

— Шикарно, слушай!

— Но это было в другой день, а пока мы сидим, обнявшись, и смотрим на далекие и близкие огоньки. Кто-то негромко поет по-итальянски, песню подхватывают соседи. Как в старые добрые времена рыбаков…

* * *

Они помолчали. Один вспоминал пережитое, а другой задумался о своей жизни. Торик вдруг осознал, что путешествовать можно не только виртуально. Что прибор — это одно, но вокруг — реальная жизнь, а в ней другие страны, другие люди. Он не завидовал Стручку, просто глубоко проникся мыслью, что мир куда больше, чем даже самые интересные занятия дома.

Впрочем, наваждение длилось недолго. Возвращаясь домой, он уже размышлял о несуразностях

в поведении программы, о мелкой ссоре с Викой (а чего она!), о том, что все никак не выберет время по-человечески поговорить с Ингой. И, конечно, о Зое, позвонившей ему недавно. Она явно наткнулась в своих изысканиях на что-то новое. Интересно, что там такое?

* * *

— Хорошо сегодня, не жарко, да? — Зоя понюхала воздух на улице и беспечно улыбнулась.

— Да я как-то особо… — пробурчал Торик, помогая ей закрыть дверь магазина. — Вот дожди не люблю, а жарко или не жарко… Мы сегодня куда идем? Провожаем тебя?

— Давай.

— Есть хочешь? Зайдем куда-нибудь?

— Да не особо. Я не так много ем.

— Тогда рассказывай! — нетерпеливо подступил он к главному. — По телефону ты сказала, есть новые мысли?

— Есть. И это не просто мысли. В общем, я начала с твоей идеи — как перемещаться быстрее.

— Так мы вроде уже решили эту проблему?

— Мы увеличивали частоту корректирующих импульсов, точнее, плотность их появления — насколько часто мы заменяем обычный импульс корректирующим.

— Ну да, и дошли до психологической границы.

— Но это лишь одно направление — все быстрее тюкать мелкими импульсами коррекции. А можно поступать иначе — подавать не так часто, но более мощные или долгие импульсы.

— Ты же говорила, это небезопасно?

— М-м… не совсем. Я говорила, что при мелких импульсах мы остаемся в линейных пределах. В относительно изученном мире нашей модели.

— Та-ак, — напряженно протянул он, — а теперь, насколько я понимаю, ты хочешь попытаться за них выйти?

— Там все интересно получается, — теперь она говорила быстро и увлеченно. — Мы и так сейчас немного сдвигаем фазу воздействия импульсов. Но при этом, образно говоря, все время остаемся на прямой действительных чисел. Ну так, слегка выгибаемся, отклоняемся от нее, но тут же возвращаемся обратно.

— На прямой? У нас вроде трехмерная модель?

Она посмотрела ему прямо в глаза, слегка наклонила голову и на миг замерла, в точности как кошки делают:

— Трехмерная? Вообще-то поверхность пространства души семимерная, если ты забыл. Просто я ее для наглядности отображаю на трехмерную поверхность, так удобней чертить, размечать и пальцем показывать.

— Это я помню. А прямая…

— Так проще объяснить мою идею. Иначе придется оперировать в трехмерном тензорном поле. Я могу, конечно, но тогда уже не на словах, понадобятся формулы.

— Ладно, уговорила, пусть будет прямая. Рассказывай.

— Не просто прямая, а прямая действительных чисел. Когда мы задавали точки погружений вручную, мы охватывали любые рациональные числа. Потом добавили движение, теперь нам доступны все числа, включая иррациональные.

— Понятно, любые значения.