Полет Ящера
Шрифт:
– Ага, вроде того! – я ощерился.
Он приблизился на пару шагов, и на костистом лице вора я не без удивления разглядел чувство родительской озабоченности. Сын нашкодил и никак не хотел признаваться в содеянном. Упорствуя, он причинял родителю нешуточные страдания. В глазах Коры не было ни торжества, ни мстительного огня, – один только мягкий упрек.
– Вот и мне чудится, что не верите вы нам. А жаль. Очень и очень жаль… Невооруженным глазом видно: погибает человек! Ни за что, ни про что. Его спасти бы, пока не поздно, а он, дурашка, трепещет, отбивается.
– До чего ласково поете!
Кора покачал головой.
– Ну,
– Вы правы, не верю.
– Тут-то вас и подводит старорежимное чутье. Потому как людям, Павел Игнатьевич, верить все-таки надо. Хотя бы иногда. – Кора трепетно прижал руку к груди. – Ручаюсь, все, что тут говорил мой коллега, – голая правда! Очнитесь, Павел Игнатьевич! Оглянитесь и задумайтесь! Сражения надо уметь проигрывать. Что поделаешь, не вышло у вас с переворотом, наша взяла, – зачем же упираться?
– Разве я упираюсь?
– А разве нет? Факт есть факт. Ситуация не в вашу пользу. Не вы, а мы сейчас у власти. И кукурузнику сумели дать по рукам, и возомнивших одернули. В общем пора бы вам примириться с новой правдой.
Я молчал.
– В самом деле, что вам эти переворотчики! Чай, не друзья и не родственники. При Хозяине, небось, на цыпочках ходили, мнения свое иметь боялись.
– А Берия имел?
– Имел и имеет. За то и решились его убрать. Поэль правильно сказал: на святое человек замахнулся – на власть зажравшихся. Но Бог – он все видит. Теперь-то начнем совместными усилиями вытягивать из болота Россию.
– Это, значит, с Берией в одной упряжке?
Кора со вздохом придвинул стул. Расположившись передо мной, закинул ногу на ногу. Только сейчас я его разглядел как следует. Одет он был в форменный китель, в бриджи и сверкающие хромовые сапоги. Покачивая сияющим носком, вкрадчиво заговорил:
– Ладно, Ящер, давай откровенно. Хочешь спросить меня с глазу на глаз, кто такой Берия и был ли он шкурой? Так я тебе отвечу. Честно, по-партийному. Да, был. Только не хуже и не продажнее других. Все танцевали под дудку усатого хормейстера, и он танцевал. В единстве была сила – потому и не откалывался. Однако заметь, голос он свой поднял, когда другие еще по старой привычке помалкивали. Первым сказал то, на что не отваживались коллеги. А перечислять грехи каждого чиновника – пустое занятие. Чистых среди правителей нет и не было. Такой уж у нас век выдался – насквозь шкурный. А каково время, таковы и правители, – бери хоть того же бесхребетного Николая, хоть нынешнего этого… В общем сам знаешь кого. А Лаврентий Павлович, к твоему сведению, и в живописи неплохо разбирался, и музыку любил слушать. Да не какую-нибудь попсу-мопсу, – настоящую классику. Согласись, для членов Политбюро – нетипично.
– Нетипично, согласен. Только что я должен делать? Слезы лить, умиляться?
– А почему нет? – Кора шевельнул бровью. – Слезы, как известно, очищают, а умиление сглаживает самые заскорузлые сердца. Но главное, ты должен осмыслить собственное бытие, публично подтвердить свой новый непростой выбор.
– Публично – это как? На суде, что ли?
– Неважно. Может статься, и на суде.
– Вместе со слюнтяем Сережей?
– А что? Ему это, кстати, непросто далось. Скрипучее попалось нутро, неподатливое. Возились с ним до седьмого пота. Однако, как видишь, результат налицо. Научились обламывать. Опыт – это все-таки опыт. Надо отдать должное,
– Хасан?
– А ты как думал! Дельных людей мы всегда готовы пригреть.
Я открыл было рот, чтобы возразить, но в эту секунду распахнулась дверь, и в сопровождении Поэля в комнату вошли вооруженные автоматами бойцы. Круглые диски, массивные, крытые радиаторами стволы, – разумеется, я узнал знаменитые ППШ, хотя до сих пор видел их только в фильмах. Грубые все-таки были машинки! Как с такими войну выиграли? Или именно с таким оружием войны и выигрываются? Изящные-то Калашниковы шагают от поражения к поражению! Считай, на всех материках…
– Беседу придется отложить, – зевая, объявил Поэль. – Поздно, братцы, баиньки пора.
Кора недовольно качнул плечом.
– Пожалуй, я бы еще задержался. Сдается мне, через часок-другой мы с Павлом Игнатьевичем найдем общий язык.
– Найдете, успеете еще. Товарищ Булганин звонил. Лично. Дал распоряжение перевезти арестованного в гарнизон. Машина уже у подъезда.
– Ах, вот оно что. Тогда другое дело…
Крепкие руки стиснули меня справа и слева, стали отвязывать от стула.
– Одна просьба! – я дернулся.
Поэль с Корой враз участливо повернули головенки.
– Ну? Что за просьба?
– Хочу в глаза глянуть. Этой молодой стерве.
– Это которой же из двух? – Кора ласково улыбнулся. – Если вы о Наденьке, так с ней вы наверняка встретитесь. Она у нас на особом счету, не только агент, но по совместительству еще и следователь. Впрочем, и с Фимочкой можно организовать рандеву. Это как скажете.
В следующий миг меня грубо оторвали от стула, поволокли вон из квартиры – через обагренную кровью Гонтаря прихожую, вниз по лестничным маршам. От ударов о бетон гипс терся и рассыпался. Наружу показался желтый коготь. Конвойные этого, по счастью, не заметили. Скрипнула парадная дверь, в глаза ударили фары допотопного, крытого брезентом грузовичка.
– Куда светишь, гнида! Ничего ж не видно!..
Но тот, кому положено быть зрячим, видел все прекрасно. Первых выстрелов я не услышал, но почувствовал. С хрипом осел конвоир справа, второго шатнуло и следующим попаданием отбросило в сторону. В какую-то пару секунд я оказался свободным. Еще поворачивали головы чекисты, шагающие впереди, но время работало уже не на них. Футбольным свингом нога устремилась вперед, и коготь вошел под ребра оборачивающегося ко мне Поэля. Всхрапнув, он сделал попытку уцепить меня за ворот. Я проворно увернулся. Еще удар, и он кулем завалился на тротуар. Из темноты ударила слепая очередь, кто-то успел вскинуть ППШ. Но невидимые стрелки продолжали давить на гашетки. Снабженное глушителями оружие без устали сеяло горячий свинец, и багровые цветы смерти буйно прорастали справа и слева, пятная тела бойцов НКВД.
Ребус оказался не столь уж сложным. Прищурившись, я разглядел темнеющую впереди «Оку», и тотчас сверкнула в голове разгадка. «Чип и Дейл»! Конечно, это были они! Неведомым образом эти профессионалы сумели найти меня и здесь! Должно быть, о них и поминал Гонтарь незадолго до своей смерти. «Хвост» на поверку оказался охраной, на которую мы уже перестали надеяться…
Что было сил я рванулся к машине, оставляя на тротуаре куски гипса. Пуля Надюхи сидела в изувеченной ноге, но странное дело! – боли я почти не чувствовал.