Полежаевские мужички

Фролов Леонид Анатольевич

— Геннадий Иванович будет в субботу, — отвечал Вовка сдержанно. — У него методический семинар в районе.

— Ну, хоть бы ты клуб открыл…

Вовка беспомощно. пожимал плечами: и рад бы, товарищи, — не могу. И побыстрее смывался с глаз просителей, а то начнут еще удивляться, почему это Геннадий Иванович не оставил Вовке ключи. Ни в бильярд не поиграешь теперь, ни волейбольного мяча не достанешь — слоняйся вечерами без дела. Ох, не приведи никому держать в квартирантах нужного человека!

Конечно, во всем этом есть и свои преимущества. Так бы Вовку

и не замечал никто, а тут всякий пытается его приветить. Все знают: Вовка у Геннадия Ивановича правая рука, внештатный комендант и распорядитель.

Случалось и Вовке характер свой проявить. Заиграются механизаторы в волейбол да со зла, с неудачи — потеряют подачу или пас плохо передадут — и поднимут мяч ногой так, что он свечой в небо взмывает. Вовка — тут как тут: мяч в охапку — и в клуб. Не нарушай правила! Геннадий Иванович сам-то и не увидел бы, а от Вовки не скрыть ничего. Геннадий Иванович в таких случаях всегда Вовку поддержит, и как бы его механизаторы ни упрашивали, мяча обратно не даст. От этого Вовкин авторитет только рос. Бывало, схватит он мяч, игроки и начинают оправдываться:

— Вовка, да не нарочно же, нога подвернулась! Ты же сам видел, что я упал.

Вовка более милостив, чем Геннадий Иванович. Его за это и уважали. С отъездом Геннадия Ивановича спрос на Вовку удвоился. Как же, думают, заместитель остался. И Вовка разважничался. Будь у него ключи в кармане, он бы свою власть показал! И все же не давала ему покоя задача: отчего Геннадий Иванович не оставил ему ключей? Забыл, наверное; другого объяснения тут не найти.

Вечером, когда молодежь собралась у волейбольной площадки, Вовка так и объявил всем:

— Геннадий Иванович по забывчивости увез ключи с собой. Звонил вчера по телефону, передавал извинения.

— Он бы лучше ключи передал, а не извинения, — сказал Толик Неганов.

Вовка на секунду смутился, но нашел выход из положения:

— По телефону пока ключи передавать не научились. Вот, может, вы, будущий великий физик, изобретете такое устройство, что будем передавать на расстояние не только слова, но все, что вздумается.

Кругом засмеялись:

— Ну отбрил! Вот это заместитель у Геннадия Ивановича!

Мало-помалу люди стали расходиться. Осталась одна мелюзга, которую все равно в волейбол играть не пустили бы и которой уже весело оттого, что она вместе.

— Нет, это невозможно, — сказал Алик Макаров, поудобнее усаживаясь на клубном крыльце. Брючки у него отутюженные — стрелками обрезаться можно. И рубашка белая, свежепроглаженная. — Второй день клуб на замке. Культурно и отдохнуть нельзя.

«Ну гусак», — подумал Вовка про Алика. В Полежаеве ребята не привыкли следить за собой: в чем вырвались из дому, в том и ладно. Только бы мамка не остановила да не придумала какое-нибудь задание: картошку окучивать, дрова колоть, воду носить, корове пойло готовить…

Алик осенью пойдет в седьмой класс. Но замашки у него, как у взрослого, и Вовка немного робел перед ним. Со всеми ребятами у Вовки просто, вон даже Толика Неганова высмеял, студента, а с Аликом его сковывала

непонятная немота.

Алик достал из кармана расческу, пригладил рыжие волосы.

— Ну что же это такое? — сказал он значительно. — Мы для клуба или клуб для нас?

Ребята слушали его почтительно, не возражали.

— Нет, товарищи, так нельзя. У нас в Улумбеке на каждой улице был клуб, и в любой заходи, каждый открыт. А здесь один клуб и тот на замке. Как вы только живете?

Крыльцо было обшито тесом, как веранда, но окно вделано одностворчатое, узкое, свету через него проникало мало, и из углов всегда напирал полумрак. А уж теперь, вечером-то, было совсем не разглядеть лиц. И все же ребята, стесняясь встречаться с Аликом взглядами, понурились. Вовка скреб босой ногой половицу и не смел выскочить из крыльца, хотя выслушивать упреки ему не хотелось. Он выжидал, когда Алик закончит и когда незамеченным можно будет выскользнуть за угол и убежать.

— Володя, — сказал Алик вежливо, — у меня есть к тебе конфиденциальный разговор.

Ребята переглянулись при незнакомом слове, и Алик, чтобы не интриговать их, разъяснил:

— Как говорят у нас в Улумбеке, разговор т-т-т.

Ну, так говорили и в Полежаеве. Ребята свободно вздохнули.

Алик поднялся, ботиночки на его ногах скрипнули. (Господи, даже Толик Неганов ходил по Полежаеву в кедах!)

Они зашли за угол, и Алик, размахивая руками, горячим полушепотом заявил:

— Я не хотел говорить об этом при всех, чтобы не унижать твоего человеческого достоинства. Надеюсь, ты меня понимаешь?

Вовка насторожился. Такое начало ничего хорошего не сулило.

Алик оглянулся, не подслушивает ли кто-нибудь из ребят, и, успокоившись, приступил к делу.

— А если Геннадий Иванович уедет на месяц? — спросил он зловещим шепотом.

— Не уедет, — несмело возразил Вовка.

— А если уедет? Отпуск, женитьба, похороны — миллион причин.

Тут Вовка сдался. Одна из этих причин — он знал — наверняка может осуществиться: не зря же агроном Шура Лешукова сегодня тоже отправилась в Березовку, хотя ее ни на какие семинары не приглашали.

— Ты отдаешь себе в этом отчет? — вел наступление Алик, догадываясь, видно, что Вовка задумался неспроста.

— Отдаю, — согласился Вовка.

И Алик неожиданно сделал резкий выпад против него:

— А почему он не оставляет тебе ключей?.. Нет, я не стал при всех, я тебя один на один спрашиваю… Он что, не доверяет тебе?

Вовка опустил голову.

У него и у самого возникали такие вопросы, только он отгонял их подальше. А теперь не отгонишь.

Конечно, чего о доверии теперь толковать, когда Вовка первым Геннадию Ивановичу и не доверился. Уж как тогда Геннадий Иванович выпытывал у него: «Вовка, ты не видел, кто негановский фонарик подобрал? Ты же в судьях сидел, должен был заметить, как Толик выронил «жучок» на площадке…» А у Вовки и глаза от стыда не лопались, таращился на Геннадия Ивановича, как баран на новые ворота: «Этого еще не хватало, чтобы я за ним, фон-бароном, следил!»