Полезный Груз
Шрифт:
– Беспринципная какая фройлен. Вы действительно из сыска? Сестра говорит, что из сыска. Но, может, она так шутит. Шутки у нее грубые.
– Я из сыска.
– Я так и подумал. Ничего страшного.
– А что? – спросил Муравьев. – Вы предпочли бы, чтобы я был из профсоюза бухгалтеров; или же, напротив, хотели бы, чтобы я вам что-нибудь сыскал?
– Плоский юмор, – заметил Лёня. – В соответствии с родом занятий. Действительно сыск.
– Это утка? – спросил Муравьев, указывая глазами на Лёнино кулинарное творение.
– Индейка, – возразил Лёня. – Вы интересный человек, капитан, несмотря
– Вам? Обо мне?
– Третьего дня, если не ошибаюсь.
– Странно.
– Ничего странного. Познакомились вы с нею только сегодня, это правда. Но она уж недели три, как занимается вами.
Муравьев не пришел в восторг от этой новости, скорее наоборот. И спросил:
– Это в связи с чем же, не подскажете?
– Вы ее чем-то восхитили. Она говорит, что вы гениальный сыщик. Подержите, пожалуйста. Возьмите ухват.
Орудуя ухватом, Муравьев приподнял противень, а Лёня очень ловко, артистично, взяв широкую кисть, похожую на малярную, обмазал индейку какой-то специальной янтарного цвета субстанцией. И сказал:
– Не волнуйтесь. Ну, интересуется, ну и что? Она всегда чем-то интересуется.
– А меня почему-то не радует, что меня рассматривает под разными углами государственная безопасность.
Лёня на это возразил:
– Не всем штатом. Личный независимый проект моей сестренки. Не волнуйтесь, худого она вам не сделает. Сумасбродная, но добрая. И в органах работает не по призванию, а так, развлекается. Года через два ей надоест, и она уйдет.
– Понятно. Это правда, что ее зовут Галина?
– Это она вам сказала?
– Нет, но я слышал.
– Вряд ли, капитан.
– Может, Вефания? Или Хлоринда?
– Не гадайте, капитан. Захочет сказать – сама скажет.
– Безопасность приставила ее ко мне…
– Скорее всего по ее же просьбе, – заверил Муравьева Лёня.
– Что ей от меня нужно?
Подправляя регулятором температуру духовки, Лёня спросил:
– Честно?
– Ну да.
– Думаю, что после того, как она поможет вам с каким-то вашим делом … я догадываюсь, что мамзель Чайковская имеет к этому делу отношение … сестренка моя попросит вас ответить ей взаимностью – помочь в каком-то ее деле.
– Каком именно?
– Знаете, капитан, я почему-то расхотел говорить на эту тему. Все эти ваши шпионские выверты…
– Вы долго еще? – раздраженно спросил Муравьев.
– Не еще, а вообще. Не хочу ни говорить, ни даже думать на эту тему. И сам я в кирасирах никогда не служил. Я журналист. Криминальный.
Муравьев пояснил:
– Долго вы еще будете заставлять меня держать на весу противень?
– А, вы об этом!
Леня распахнул духовку и принял противень у Муравьева вторым ухватом. И сказал:
– Дело в том, что мы сводные брат и сестра, и отношения наши…
– А Чайковская вам кузина, – мрачно заметил Муравьев, и Лёня уронил противень, и Муравьев, припав на одно колено для верности, и напрягши мышцы в кистях и локтях, поймал раскалённый лист железа за края и плавным движением вдвинул его в духовку. После чего, тихо матерясь, стал дуть себе на пальцы.
Лёня обеспокоился не на шутку.
– В холодную воду … у меня есть йод … перекись водорода…
– Не обращайте внимания, –
– Двоюродная, – согласился Лёня.
Муравьев шагнул к раковине и включил холодную воду.
– Очень больно? – спросил растерянный Лёня.
– Совсем не больно, – отозвался Муравьев. – Вот ни капельки, совершенно. Даже несколько приятно.
То, что Лёня хорошо готовит, оказалось правдой. Ужин получился у него на славу. Фетуччини домашнего, а не фабричного, приготовления оказались потрясающе вкусными, куски индейки в белом жирном соусе невероятно сочными, салатные листья самого высшего качества, мягкий сыр, гренки с чесноком, роскошное белое вино; Муравьев впервые за несколько месяцев ощутил себя полноправным членом цивилизации. И даже привередливая Чайковская нашла, что приготовлено все по высшему разряду.
– Лёня – фермер, – сообщила она Муравьеву, жуя и тыча вилкой в лёнину сторону. – У него свое хозяйство за городом. Это он мне в кухне сказал.
Муравьев заметил:
– Зачем же выдавать секреты? Это некрасиво.
Чайковская смутилась было, но тут же нашлась:
– А он не предупредил, что это секрет.
Пиночет сказала:
– Трепло ты, Лёнька. Две грядки и лужа, которую ты называешь «садок» – это не фермерское хозяйство. Обыкновенный ты раньте, дружок. Какой из тебя фермер.
Лёня строго посмотрел на нее и ответил:
– Из тебя бы неплохая фермерша вышла. И успокоилась бы наконец.
После второй рюмки белого вина все слегка расслабились, каждый по-своему. Выражение лица Чайковской приобрело оттенок философический, и даже размазанная тыльной стороной левой руки по правой щеке тушь не нарушала спокойствия ее крупных, квази-монголоидных, черт. Лёня, хоть и продолжал сидеть с прямой спиной и с хирургической точностью работать ножом и вилкой, улыбался – то репликам Муравьева и Пиночет, то каким-то своим мыслям. Маска сарказма исчезла с лица Пиночета, и теперь лицо выглядело вполне миловидно и слегка устало. А Муравьев рассматривал странную группу не профессионально-пристально, а с искренним любопытством – они ему нравились, все трое. Почему бы самым разным людям, думал он, не собираться время от времени вот так, в уютной, чистой квартире, не беседовать неспешно о том, о сем, не есть приготовленною Лёней индейку, не запивать хорошим вином – вроде бы семейная идиллия? И всё это – не включая звуко– и видео-воспроизводящую аппаратуру, чтобы звучали только человеческие голоса, и чтобы мысли и даже чувства оставались незамутненными? Может, в России нет достаточного количества интеллигентных негров? Может и поэтому.
Лёня задал ему вопрос, и Муравьев переспросил:
– А?
– Вы ведь из так называемого элитного выпуска?
Муравьев скосил глаза на Пиночета, и та сделала виноватое лицо. Муравьев ответил:
– Из него, родимого.
– Не сочтите за бестактность, но в чем был смысл организации этого выпуска?
– Элитный выпуск? – заинтересовалась Чайковская.
Муравьев улыбнулся и уточнил:
– Гончаров был в то время министром внутренних дел.
– И что же? – настаивал Лёня. – Вы расскажите, это нетривиально. Ходят слухи, что он заключил пари с женой.