Полк прорыва
Шрифт:
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Порою даже маршал должен отвечать только одно: слушаюсь.
Отпуск Хлебникову был запланирован на конец года, а предложили пойти теперь, почти в самый разгар лета. Прежде он мечтал поехать на юг, а в жару какой там отдых, пришлось остаться под Москвой. Переоделся
Тенистые аллеи, две небольшие, но очень тихие комнаты. Спи сколько хочешь, читай или броди по окрестностям.
Сначала ему понравилось, но вскоре заскучал. Хотя бы кто-нибудь проведал! Прошла неделя, а он ни с кем даже по телефону не разговаривал. Позвонил адъютанту — нет дома, тоже в отпуске, уехал в Сочи.
Вечером приехал генерал-полковник Прохоров. Вошел, поздоровался и тут же взглянул на кресло:
— Разрешите присесть?
— Пожалуйста, чувствуйте себя как дома.
Прохоров тяжело опустился в кресло, оперся на подлокотники.
— Как вам здесь живется-отдыхается?
— Как положено в таких случаях.
— Извините, раньше не мог навестить. Несколько дней торчал на полигонах и танкодромах.
Прохоров сейчас замещает своего начальника, маршала бронетанковых войск. «Суровая участь ему выпала», — подумал Хлебников.
Генерал привез газету с сообщением ТАСС об испытании нового ракетного оружия, которое было успешно применено против танков. Он ждал, что скажет Хлебников.
— Я уже видел это, — сказал маршал. — Хорошо, что у нас появилось такое оружие. Оно должно стать щитом для наших танковых войск. И ни в коей мере не устраняет их.
— Но…
— Знаю, Тимофей Федорович. Разрушать — мудрости особой не требуется. Но когда люди берут на себя ответственность, они обязательно должны думать о последствиях.
— Может быть, пройдемся по парку, — предложил Хлебников.
— С удовольствием, — сказал Прохоров.
От подъезда сразу начиналась тенистая сосновая аллея, по сторонам рос густой березняк, сквозь него просвечивала поляна. Они поднялись на взгорье, откуда открывался чудесный вид на Москву-реку. Они текла в голубой дымке по широкой долине, обходя холмы, похожие на вросшие в землю шлемы древних богатырей.
— Красота-то какая! — сказал Прохоров. — И тишина.
Но тишины-то меньше всего хотелось сейчас Хлебникову. В этом санатории он вторую неделю жил будто с завязанными глазами. Все, что вокруг происходило, его не касалось. Не должно было касаться. И он с горечью усмехнулся и подумал: «Приказано отдыхать».
— Сегодня по радио передавали, что какой-то генерал в запасе изъявил желание быть чабаном, — не отводя глаз от Москвы-реки, сказал Прохоров.
— Наверное, он там будет на своем месте!
Они стояли и молчали.
А. маршал был занят другими мыслями:
«Мы часто виним за
— Что еще нового? — спросил он.
— Пожалуй, ничего. Поживем — увидим.
— Ждать — просто мало. Или боитесь попасть в немилость?
— Я уже не в том возрасте, когда боятся за свою карьеру, Кирилл Петрович.
ГЛАВА ВТОРАЯ
О капитане Сорокине говорили с улыбочкой, но уважительно. Впервые Шорников увидел его на офицерских занятиях. Крайним в полутемном углу сидел капитан с острым, длинноватым, как у Буратино, носом, карие глаза уставились в потолок. Он про себя улыбается: наверное, мечтает о чем-то приятном.
— Гриша, спустись на грешную землю! — сказал генерал Корольков.
Капитан смутился, покраснел, как девочка. Лицо у него моложавое, но на лбу четко выделились три глубокие морщины, а мелкие морщинки под глазами как искорки — вспыхнут и погаснут. Может быть, они и говорили о настоящем характере Сорокина.
По штабу ходили устные рассказы капитана Сорокина — «были». И они не всегда исходили из уст самого капитана — придумывали все, кому только не лень. Про то, как он однажды, сидя за кустом, уложил сразу двух зайцев, как по ошибке вместо своей зашел в другую квартиру и удивился, что в ней оказался новый телевизор, как поздней осенью он ездил за грибами — с топором! — срубал, как пеньки, и в корзину. А в другой раз возвращался поздно вечером, тащил целую корзину… пустых бутылок. Сорокин же был непьющим!
Но постепенно слава Сорокина стала меркнуть: другие остряки работали под него не менее успешно.
Кабинет Сорокина был напротив, тоже угловой, и капитан по-соседски заглядывал к Шорникову и Прахову.
Однажды, когда Леонид Маркович отсутствовал, а Сорокин сидел за праховским столом, зазвонил телефон, Сорокин снял трубку.
— Кто это? — раздался в трубке хриплый голос.
Сорокин любезно ответил:
— А вы посмотрите на свою трубку, там все написано.
— Ничего здесь не написано.
— Жаль. Я думал, что на телефонных трубках тоже пишут: «Будьте взаимно вежливы».
— Кто у телефона?
— Вы, товарищ, забыли, что сначала надо представиться, а потом уже спрашивать, кто с вами говорит.
— Извините, видимо, я ошибся номером.
— Видимо, — ответил Сорокин.
Шорников сказал:
— Гриша, а что, если это звонил кто-нибудь из высокого начальства?
— Ну и пусть! Не буду же я во время телефонного разговора стоять по команде «Смирно».
Накрапывал дождь, шоссе было черное, дымное.