Полька
Шрифт:
Она жаждет уступить мне свою кровать. Я предпочитаю надувной матрас, дожидающийся меня в шкафу. Укладываюсь, почти приминая его к полу. Я ничего не знала о «существовании» паркета. Старого, потертого, однако сохранившего запах лака. Мне необходимо понюхать красные розы — сию секунду, немедленно. Только им под силу спасти мой нос. Не духи, не масло — настоящие розы с капельками воды на лепестках.
Утром Беата уговаривает меня поехать за город, к Яге.
— Девка на девятом месяце, посмотришь. У нее столько энергии, она работала с нами до полуночи — стригла, красила, да так здорово.
Я — труп, так что мне импонирует каждый, кто способен передвигаться и разговаривать.
— Боже мой, Беата!
— Тебе нехорошо?
— Вот, читай.
— Да знаю я, ты родилась под знаком Дракона.
— Это мистика, просто мистика. Перед тем как появился Малыш, я написала на шелке зеленого дракона. Он показался мне худым, так что я дорисовала ему полный животик и повесила в кухне — сейчас же год Дракона. Кухня на востоке, а дракон явно беременный, это из-за него… у меня будет сын.
— Тебе не кажется, что ребенок появляется во время этого… ну, сама понимаешь… а не из-за драконов и помидоров… — Беата придерживается ханжеской логики.
Ха-ха, теория Беаты не более чем гипотеза. Человеческое траханье в большинстве случаев к беременности не приводит. Необходимо таинственное согласие Вселенной на появление чего-то нового. Даже самый маленький фотон не болтается себе по космосу просто так, без дела. Его ближайшее будущее расписано наперед, оно представляет собой прошлое других фотонов, электронов, частиц, а также зародившихся из них помидоров. Космический десант мог высадиться в моей матке гораздо раньше или вовсе миновать ее. Его рассчитали сама Вселенная, блуждающие по ней звезды и сложенные из них гороскопы. Что общего имеют с этим случайность, необходимость и свободная воля?
Четыре страницы книги Гриббина «Кошки Шредингера, или В поисках реальности» заставляют моего ангела (свободную волю) и дьявола (необходимость) прийти к компромиссу. Каким чудом частичкам ведомы прошлые и будущие состояния космоса, каким образом они предчувствуют путь, намеченный для них наблюдателем, отравителем кошек Шредингера? Попадая в канал А, фотон активизирует яд, убивающий кота. Попадая в канал В, фотон минует отраву. Если фотон проходит одновременно через каналы А и В, кот оказывается мертвым и одновременно живым.
Подобный парадокс можно «…интерпретировать таким образом, что эмиттер продуцирует волну-«предложение», направленную к абсорберу. Абсорбер реагирует, посылая эмиттеру волну-«подтверждение». Обмен венчает «рукопожатие» в пространстве хронотопа. /…/ Момент, когда наблюдатель принимает решение, какой именно эксперимент будет произведен с каналом А или В, не имеет в этой ситуации значения. Наблюдатель устанавливает конфигурацию опытной системы, и на этой основе возникает обмен…»
Так что свободная воля существует, я могу поступить так или иначе, но мои действия известны заранее — с точки зрения Вселенной, где «мой мир» закончил свои «эксперименты» и обмены, став прошлым будущего. Малыш в нашем любовном эксперименте мог возникнуть когда угодно — достаточно попасть в нужный канал. Но «рукопожатию Вселенной», повторяющему эротическое объятие родителей, было уготовлено свое, уникальное мгновение.
У входа в музей покупаю розу и погружаю нос в лепестки, словно в кислородную маску. Едем дальше, в сторону Познани. Названия польских улиц Томас, Ягин приятель, выговорить не в состоянии. С немецкой педантичностью он описал ориентиры: третий светофор, поворот, потом направо, дорога заканчивается на поле подсолнухов.
У Яги огромный живот, ей уже вот-вот рожать. Я показываю свой (незаметный), и мы сразу находим общий
И оказываемся в самом жерле польской осени, окружившей переделанную в фазенду хату. Всем табором — домработницей, огромными псами, дочкой, перекрикивающимися по-испански парнями — по-царски заправляет Яга. «Сжимает» ноги, чтобы перенести ребенка с Девы на Весы. И это ей удается, как удается держать в руках весь этот балаган.
Беата раскачивается в гамаке. Мы рассказываем о своих приключениях с беременностью. Тошнота от дуновения ветра, перепады настроения и жизненный хаос: где жить, что дальше? В Сантьяго у Томаса была парикмахерская на самой богатой улице. Выдержит ли он в Польше, справится ли? А удастся ли мне пересадить Петушка обратно в Польшу?
Томас с Ягиной дочкой, венесуэльским индейцем и Королевой Мармелада набиваются в микроавтобус — едут за покупками. Из всей компании по-польски говорит только девочка.
— Хочу новый школьный ранец, — требует она решительно.
— Ja, el torrrnisterro, sehr gut [18] , — записывает Томас.
Вечером уговариваю Беату забежать к моему знакомому, Л. Плутаем между Мокотовым и Урсиновым [19] в поисках ориентира — костела бернардинцев. Его нет. Звоним Л.
18
Да, р-р-ранец, очень хорошо (нем., исп.).
19
Районы Варшавы.
— Где костел?
— Погасили.
Костел поглотила темнота — на ночь освещение выключают.
Л. недавно купил квартиру в новом районе. Он пока один, соседей нет — кроме борделя, въехавшего самым первым. Хозяин после ареста мафиозной группировки испарился. Пустые новые кварталы, напротив кладбище. От могил улицу отделяет низкая насыпь. На это жилье Л., художник, потратил все свои сбережения. Пытаясь придумать, как бы выплатить очередную часть кредита, он стоял у окна и наблюдал за похоронами. Печальное зрелище и подсказало ему, как умершие могут помочь заработать живым: портреты в гробу!
Администрация кладбища продемонстрировала Л. ассортимент ангелочков, голубков и крестов. Портретов в гробу в Варшаве не делают. Если он даст образец, они выставят в витринах варшавских кладбищ — Повонзки, Вулька Венглова. Будучи профессионалом, Л. отправился в Вилянов [20] — поучиться технике сарматской погребальной живописи. Там его ожидало разочарование: портреты рисовали в спешке, не слишком заботясь о сходстве.
— Художники писали с покойника или ориентировались на более ранние изображения? — поинтересовался он у виляновского экскурсовода.
20
Вилянов — дворец в стиле барокко Яна III Собеского (позже Сенявских, Чарторыских, Любомирских, Потоцких, Браницких), в настоящее время филиал Национального музея в Варшаве. Когда-то пригород, теперь район Варшавы.