Полковник всегда найдется

Хандусь Олег

— Что, помогает? — спросил сержант.

— Мокнет. Надо, чтоб сухо было.

— М-м...

Они опять помолчали.

— Посмотри, там Таракана будить не пора? — спросил наконец Семенов.

Расул взглянул на запястье — в темноте перемигивались зеленоватые точки.

— Пора. Второй час ночи пошел. Сержант встал.

— Давай будем будить. Ты пойдешь с ним и сменишь Бабаева, потом вернешься сюда. — Сержант подсел к Таракану. — Подъем, Иса! Время вышло, вставай!

Таракан застонал и еще сильнее сжался в комок. Семенов принялся расталкивать его за плечо.

— Вставай! Слышишь, нет? Пора другим отдохнуть. Ты не один, поднимайся!

Тощее тело Исы трепыхалось, не подавая признаков жизни. Расул обошел его с другой стороны и пнул легонько в согнутую спину,

— Ну-ка, вставай! Тебя долго будить?

Иса поднял голову и осмотрелся.

Опять со стоном прильнул к плащ-палатке, закрывшись руками.

— Не хочу... я не буду жить... не бейте меня... — он плакал.

— Тебя никто не собирается бить. — Сержант расстегнул ремень, сняв с него флягу. — Пить хочешь? Или умойся, легче станет,

— Что ты с ним возишься, а ну-ка — подъем! — Расул схватился за край плащ-палатки и резко дернул, сбросив на землю тело Исы. — А ну-ка, вставай! Считаю до трех: раз...

Таракан тяжело поднялся и, покачиваясь, куда-то побрел.

— Не туда! — гаркнул Расул, забрасывая на спину автомат. — Где оружие твое, потерял?

— Спрятали, да?.. — прогнусавил Иса.

— Никто не прятал его. — Семенов поднял с земли автомат Таракана и подал ему. — На, бери и не ной. Шагай вон туда! — Он повернулся к Расулу. — Нет, с чего толку не будет. Глаз да глаз за ним нужен.

— Под глаз ему нужно, пошли!

Расул толкнул Таракана в спину — и они зашагали к укрытию, где находился Бабаев. Сержант проследил, как ушли в темноту две знакомые тени: одна приземистая и упругая, вторая тощая и неустойчивая.

Откуда-то со стороны далекого каменистого гребня послышались выстрелы. Сначала жесткие по звуку и одиночные, но скоро их захлестнул треск «Калашниковых"... Сержант прикинул, что именно там должна была расположиться на ночь пехотная рота.

От округлых песчаных склонов взлетела в ночное небо ракета. То была красная ракета — сигнал тревоги. Зеленая означала бы отбой или «Не стреляйте, свои!..». Еще могла быть СХТ: сигнал химической тревоги — желтая ракета с протяжным, удручающим свистом. Ею обычно стреляли без всякого повода, только бы пошуметь... Но сейчас в небе вспыхнула красная точка, именно красная — пехоту снова обстреливали.

Семенов отошел от окопа и посмотрел в сторону огневой. Внизу, в лощине, было темно и, казалось, спокойно. «Ничего, скоро и до них, и до нас доберутся», — сказал он негромко, радуясь неизвестно чему. Присел к телефону и крутанул ручку динамо.

— Володя... Как там у вас, спите?.. — Из темноты показался Бабаев, переходивший от одного окопа к другому. — Да у нас все нормально пока. Нет, это пехоту долбают. У нас пока тихо. Скворец спит?.. Ну ладно, ты не спи только. Если что, позвоню. — Сержант положил трубку.

— Видал?! — Расул с ходу запрыгнул на бруствер и начал осматривать едва различаемое желтоватое зарево, возникшее в той стороне, откуда взлетела ракета и доносились выстрелы. — Что-то горит там у них.

— Нет, это прожектора... Они врубили прожектора и шарят ими по склонам. — Сержант встряхнул плащ-палатку и расстелил ее рядом с окопом. — Во, слышишь?! — Он разогнулся и замер. — Это не автоматы уже, это из крупнокалиберных пулеметов молотят.

Семенов скинул каску, отбросил на край плащ-палатки ремень с распертым подсумком и штык-ножом, начал укладываться. Расул спустился в окоп.

— Спать будешь?

— А что, подождать, пока придет твоя очередь? Потом будет поздно, потом не дадут...

— Не дай бог — кто посмеет нарушить мой дембельский сон!..

— Не волнуйся, посмеют... — Сержант вздохнул, повернувшись на бок. — Вскочишь как миленький. А не то уснешь навсегда, и на дембель повезут тебя в цинковом чемодане.

Расул ничего не ответил. Он стоял лицом к брустверу, продолжая смотреть на далекое желтоватое зарево, а затем, подняв голову, на сияющий купол неба, наполненный бесчисленными огнями звезд. Сержант лежал позади, чувствуя тепло и близость широкой спины товарища.

Какое-то время отвлекали частые всплески выстрелов и снова мучили вши. Но Семенов заставил себя не двигаться, не расцарапывать без толку грязное усталое тело, зная, что этим он лишь отгонит спасительный сон, хотя отдаленные выстрелы, вши и мысли все же беспокоили... Надо было забыться и поскорее уснуть, а для этого нужно вспомнить что-то хорошее, быть может, самое лучшее в жизни.

...И вот опять долгожданный порыв ветра рассек с размаху голубоватую дымку июльского зноя — по тротуарам, по сизой глади шоссе сновали, как бы переплетаясь, пыльные манекены, бурое от усталости небо надорвалось, лопнуло и с грохотом рухнуло вниз, выливаясь

прохладным потоком... Он и Маринка кинулись наперерез вскипающей площади, держась за руки, будто бы боясь потеряться в звенящем хаосе струй. Ослепленные ливнем машины, бордюры, обезумевшие прохожие, равнодушные серые стены домов — все замелькало, запрыгало под музыку скачущих капель. Мутное течение ворвалось в переулок хлопьями пены, так что Он и Маринка вынуждены были спасаться бегством от этого вселенского потопа. Но вот наконец, с трудом переводя дыхание, они обратились друг к другу и рассмеялись — совсем уже мокрые. А дальше просто пошли неспешным шагом, невзирая на дождь. Маринка отстала немного. Подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, она разувалась. Ну а затем — голос ее вновь рассыпался звонким смехом: «Куда же мы теперь идем... а?! Хотя не все ли равно... Только я немножко замерзла...» И тут Он опять увидел ее растерянное лицо: мокрые завитушки, облепившие по-детски округлый лоб, нос-трамплин с шустрыми капельками дождя и глаза, безысходно черные... «Ты этак и впрямь простудишься! Где-то надо бы переждать — дождь скоро кончится!..» И Он, прибавляя шаг, повел ее вдоль знакомого частокола длинных чугунных копий. Ограда скоро кончилась, и распахнулись тяжелые створы ворот — Он и Она оказались на школьном дворе... «Десять лет меня мучили в этом доме», — сказал Он, запрокинув голову. Маринка недоверчиво улыбнулась: «С виду вполне приличное здание. О-о, какие два шара у вас на крыльце! — Она взбежала по ступенькам и прислонилась спиною к запертой школьной двери. — Ну иди же сюда, быстрее!..» Здесь, под навесом, дождь и в самом деле не мог их достать. Ближний голубой шар с облупившейся штукатуркой очень похож был на глобус, только большой. Даже ручейки, стекавшие по его расщелинам, напоминали полноводные реки. «Маринка, смотри! Этот шар как Земля!» — «Да, и такой же мокрый, — она смахнула рукою капли с ресниц. — А если прищурить глаза, то Земля — как будто под нами... И мы летим!» Маринка смотрела на шар — и ночная глубина ее глаз сверкала звездами... Однако же Он с внезапной угрюмостью отвернулся: «Да, летим... Только вот — кто куда?! Ты завтра упорхнешь, но, увы, одна: транзитный рейс 922 — с нашего аэропорта. Улетишь — вон на тот шар, а я упаду вот на этот... А еще через месяц затопаю по нему в кирзовых сапогах». Маринке грустно вздохнула и опустила Ему на плечи ладони: «Но ведь я буду с тобой. Как сейчас. Всегда» Он опять улыбнулся и примирительно тронул губами Ее влажные губы, поправив послушную мокрую челку: «Договорились». И тут порыв ветра в последний раз прижал Маринку к Его груди, косые струи дождя неожиданно захлестнуло под навес — Он и Она обернулись и замерли!.. Старинный корабль, напрягая многоярусные тугие паруса, шел прямо на них. Серые блоки городских домов расступались, а потертые снасти древнего фрегата освещались тусклым багряным сиянием. Из орудийных портов колоссального корпуса выглядывали жерла бронзовых пушек, отражая огни боевых фонарей. Обшитый медью носовой форштевень корабля вдавливался в асфальт, выворачивая пласты, словно ледокол льдины... Маринка отпрянула, какое-то мгновение Они еще видели над собою гордо зависший нос корабля. Но вот он сорвался и обрушился на них. Послышался треск, школьная крылечная плита проломилась, перекинулась — и Маринка осталась где-то внизу, а Его с невероятною силою подбросило вверх. При этом спокойный голос диктора все не уставал повторять про «обильные снегопады, обрушившиеся в первые дни весны на южные районы Урала...».

«...обильные снегопады...»

— Убить тебя мало!

— Ай-ай... Не надо, не надо!..

— Убить тебя мало! — орал Расул.

Он выволок из окопа сонного Таракана, левой рукой ухватился за его ворот, а правым кулаком тыкал ему то в зубы, то по уху. Иса трепыхался, издавая непонятные звуки. Он хотел вырваться, но не мог.

— Стоять, говорю! Стоять!

Сержант встряхнул головой, не в силах понять, что происходит. Было темно. Звезды плыли в каком-то причудливом — центростремительном хороводе, огибая вершину, округлая поверхность которой была испещрена окопными рытвинами.

Возня и крики доносились откуда-то справа, где топтались, сцепившись, две черные тени. Сержант поднялся и направился к ним, захватив автомат.

— Вот этот, видишь? — Расул утерся от пота и пихнул ногою лежащего на песке Таракана. — Он спал! Понимаешь, спал он... Мне до дембеля осталось...

— Ладно, — сержант устало махнул рукой. — Иди отдыхай. Твоя очередь. Я сам поговорю с ним.

— Нечего с ним говорить, — бросил уже на ходу Расул, направляясь к расстеленной плащ-палатке.