Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского)
Шрифт:
Боярин Вешняк вышел, а Дмитрий Александрыч задумчиво зашагал по покоям. Слишком много воли дал немецким купцам сын Всеволода Большое Гнездо, Ярослав Всеволодович. Еще в 1195 году он разрешил немцам постоянно жить в Новгороде и торговать беспошлинно, чем недовольны были русские торговые люди. Кроме того, в Новгороде не только возвели для немцев «Божницу Варяжскую» и «Немецкий двор», но и последовал на всю Русь строжайший указ: немцев в темницы не сажать, судные пошлины с них не брать и дозволить беспрепятственный отъезд в любой город.
Великим доброхотом оказался Ярослав Всеволодович. Такие бы вольности русским купцам за рубежом!..
Однако мысль князя Дмитрия вновь вернулась к сыну Лазуты
Наконец-то прибыли послы из Литвы. По усталым, но довольным лицам Неждана Корзуна и Лазуты Скитника князь сразу определил: поездка была хоть и длительной, но успешной.
— Король Воишелк согласился не только на мир, но и твердо надумал выступить вкупе с русскими дружинами на Ливонский Орден, — без обиняков произнес Неждан Иванович.
Дмитрий Александрович обнял обоих посланников, повеселел:
— Долго же он вас томил в своем Мариенбурге.
— Как в Золотой Орде, — заметил Лазута, с удовольствием закусывая чарку вина соленым белым груздем. Он крайне соскучился по русской снеди.
— Воистину, — кивнул Неждан Иванович. — Но у Воишелка, чтобы нас долго держать, была особая цель.
— Попытаюсь отгадать, — молвил Дмитрий Александрович. — Насколько мне известно от князя Довмонта, брат его не только чрезмерно коварен, но и дальновиден. Всё это время он постигал положение дел в Литве и на Руси. Стоит ли пойти на такой рискованный шаг? Цена союза с Русью слишком велика. Ливонский Орден удвоит, утроит свои усилия. Но и без Руси немецких крестоносцев не одолеть. А Русь сидит не только под Ордой, но и водит дружбу с лютыми врагами Литвы. И в первую очередь с братом короля, Довмонтом, коим недовольны многие литвины. Есть над чем задуматься Воишелку. Всего скорее. он уговаривал своих честолюбивых князей, дабы те на время забыли о Довмонте… Думаю, что король не забывал и Галицко-Волынскую Русь. Едва ли он не заручился поддержкой своих русских родственников и сыновей покойного Даниила Романовича, кои стали владетелями громадных земель. Лев, Мстислав и Шварн могут оказать большую помощь в борьбе с крестоносцами. Так что Воишелк не сидел, сложа руки. Наверняка вы наблюдали, как сновали гонцы от его замка. В чем-то я прав, Неждан Иванович?
— Почти всё так и было, князь. Единственное изменение касается сыновей Даниила Галицкого. Шварн скончался три недели назад. Кстати, он имел большое влияние на короля.
— Жаль, — откровенно посочувствовал Дмитрий Александрович. — Он больше походил на своего отца, чем Лев и Мстислав. Не случайно Воишелк не только отдал за Шварна свою дочь, но и щедро одарил его.
Князю хорошо было известно, что старший брат Даниила, Роман, обрел еще от Миндовга довольно крупный и влиятельный город Новогрудек, а также король передал ему литовские города Слоним и Волковыйск. Шварн же, после смерти Миндовга, по желанию Воишелка был признан наместником Литовским.
Сам же Воишелк опять, было, удалился в свою Данилову обитель, но пребывал в ней недолго, и виной тому стал Шварн. Сын Даниила Галицкого видел жуткие распри,
Воишелк, оценив ситуацию, вновь возвратился в свой литовский замок и объявил себя королем.
Шварн, прожив несколько лет с дочерью Воишелка, умер бездетным, оставив вдове огромное состояние.
Лишь Лев Даниилович, старший сын князя Галицкого, ничего не приобрел от литовских королей…
Неждан Иванович вытянул из-за пазухи две грамоты с печатями и протянул их Дмитрию Александровичу.
— То договора о мире. Одна тебе, князь, другая — великому князю Ярославу Ярославичу. Повторю: грамотах Воишелк предлагает не только мир, но и зовет русские дружины на крестоносцев.
— Вот и славно. Грамоты — не устные слова. Теперь великий князь не отвертится. Надо смело собирать дружины. Самая пора ударить на Ливонский Орден Час возмездия настал!
Глава 12
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ
Хитрющий Ярослав Ярославич, хоть и не предпринимал решительных шагов, но через своих несметных соглядников хорошо ведал, что творится в каждом удельном княжестве. Многие князья, такие, как Глеб Василькович Белозерский, его не интересовали. Те сидят в своих городах тихо и мирно, послушно исполняя любое повеление великого князя.
А вот за сыном Невского, Дмитрием, княгиней Марией, ее сыном Борисом, да и некоторыми другими Ростово-Суздальскими князьями — глаз да глаз. Своевольцы! Всё норовят пакость какую-нибудь подкинуть, и гнут на свой хохряк [97] . Митька Переяславский да Бориска Ростовский, эк чего измыслили! Взяли да и послали к королю Воишелку своих гонцов. Без его великокняжеского повеленья! В кои-то веки было, чтобы дела державные решали без государя? (В некоторых своих грамотах Ярослав Ярославич подписывался «государем всея Руси»).
97
Хохряк — горб. (Гнут на свой хохряк, — т. е. действуют только по своей воле, не считаясь с мнением других людей).
Изведав о таком бесчинстве, великий князь злорадствовал. Недоумки, дурни! Да разве король Воишелк, кой только и предается мечтам, дабы отхватить у Руси все её северо-западные земли, пойдет на мир с какими-то удельными князьями. Да никогда! Надо быть полным глупендяем, дабы согласиться на идиотские предложения.
Немало же посмеялся над князьями Ярослав Ярославич. Поизмывался и над княгиней Марией, заведомо предполагая, что без ее вмешательства гонцы к Воишелку не полетели. Вредная старуха! Давно пора поставить ее на место, но ближний боярин не советует.
— Уж слишком громкое имя, Ярослав Ярославич. Ее ни один великий князь не трогал. Эта ростовская княгиня слишком умна, действует крайне сторожко, за руку не схватишь.
— Терпенья не хватает смотреть на ее выходки. Давно надлежит старухе подрезать крылья.
— И всё же не следует того делать, великий князь. Вся Русь возмутиться. Князья на дыбы встанут. Великая замятня может пойти, да такая, что и Владимир вскинется. Народ-то владимирский, по правде сказать, коль гиль [98] по Руси загуляет, тоже за топоры возьмется.
98
Гиль — смута, мятеж, скопище.