Полночь
Шрифт:
Выдергиваю руку, словно ошпарившись, и делаю шаг назад, осознав, как далеко всё это зашло. Его глаза в полном непонимании и возбуждении исследуют моё лицо, а затем веки вздрагивая прикрываются.
— Твою мать, — злой рык разрывает просторную кухню, и я дёргаюсь, сделав еще один шаг назад. Ноги становятся ватными, а внизу неприятно мокро.
— Я не могу, — зачем-то проговариваю я.
— Я, блять, знаю, — зло кидает он, оттолкнувшись от подоконника. Накрывает
Глава 11.
В память врезается похожий сюжет.
Только я на полу, вокруг скомканные простыни, измазанные в крови, а позади раздаётся хлопок двери, словно пощёчина.
Дура.
Накрыв лицо ладонями, опускаюсь на пол и внезапно даже для самой себя, начинаю плакать. Боль зарождается где-то в груди, откусывая самообладание кусок за куском.
— Дешёвка.
— Провинциальная выскочка.
— Идиотка-Прайс? Лучше «Шлюшка-Прайс».
Брошенные когда-то фразы Дэвида, въевшиеся мне в память, долбят молотком о черепную коробку, чтобы напомнить о себе. Напомнить о том, как я ничтожна.
— Джейд? — мужской голос где-то рядом, я вздрагиваю, пытаясь проморгать слёзы.
Крепкие руки ложатся мне на плечи. Остин присаживается рядом со мной, стараясь повернуть меня к себе, но я не хочу. Не хочу, чтобы он видел меня слабой.
Но он видит, идиотка.
— В чём дело, Джейд? — нежный голос касается мочки моего уха.
Он слишком робок. Слишком взволнован.
Мотаю головой, оказавшись в его объятиях и признаю, что я сдалась.
Я просто устала.
— Это из-за меня?
Дурак. Какой же ты дурак, Уэльс.
— Тогда в чём дело? — он не отстанет.
Обхватив меня правой рукой, прижимает к себе, а левой старается убрать спутавшиеся чёрные волосы, что облепили моё лицо. Заправляет мне их за ухо и пытается поймать мой взгляд.
— Это…неважно, — всхлипываю я, ощутив, как он напрягся.
— Ты, блять, конечно извини, но это ещё как важно. Мы чуть не трахнулись, а теперь ты плачешь, и это просто полный пиздец, — он разгневан. — Что прикажешь мне думать? У меня создается такое впечатление, будто ты плачешь потому…потому…да, блять, почему?
Мне кажется, если я не отвечу на его вопрос, он разнесёт здесь всё к чёртовой матери.
— Дело не в тебе…
— Ох, твою мать, ты опять? — стонет он. — Дело в тебе?
В отрицание мотаю головой, утыкаясь носом в его шею.
— Дело
— Прошлом? — по его голосу я буквально ощущаю, как вздымаются его брови. — И что в прошлом? Неуда…
— Изнасилование, — срывается с губ. Я тут же сжимаюсь, ожидая любой реакции, но только не этой.
Только не резкого молчания и теплых ладоней, прижимающих меня к себе, словно защищая от этого грёбаного мира.
Он больше ничего не спрашивает. А я больше ничего не говорю.
Всё стало слишком понятно.
Спустя некоторое время он опускает ладонь вниз по моей спине, и аккуратно заправляет блузку в юбку и застёгивает замок между лопаток. Затем снова поправляет волосы и немного отстраняется, взглянув на меня.
Не жалей меня, Остин, это мне нужно сейчас меньше всего.
Особенно от тебя.
Остин встает с пола, протянув руку, и помогает встать мне. Поправляет юбку. Затем руки скользят чуть выше, останавливаясь на талии, чтобы поправить блузку.
И шаг назад.
***
Перестань. Перестань. Перестань, блять, смотреть на неё.
Сжимаю руку в кулак, пытаясь сосредоточиться на боли, но всё моё внимание всё равно на ней и её напряжённых плечах. На женских загорелых руках, которые аккуратно ставят горшок с цветком жасмина на подоконник. Подоконник, к которому десять минут назад она прижимала меня, вдавливаясь своим телом.
Своим чертовски охренительным телом.
Телом, которое осквернили.
Сука!
Хочется подойти к ней, схватить за плечи и, повернув к себе лицом, встряхнуть. Вытрясти чёртов ответ о том, кто это сделал с ней. А затем найти его и прикончить.
Прикончить его так же, как он прикончил её психику в плане секса с кем-то.
В прошлом.
Насколько давно это «в прошлом»?
Год, два? Пять лет?
Сколько она живёт без секса с мужчиной?
Угх.
Я живу…сколько? Две недели? И у меня уже крыша едет, особенно когда она находится рядом. В такой охренительно обтягивающей юбке и…вздрагивающими плечами, от каждого шороха.
Я знаю, что мне лучше не подходить к ней, не трогать её. Но мать твою, так хочется. Так хочется коснуться её теплой кожи, её чертовски вкусных губ со вкусом зелёного яблока.
Скрипнув зубами, пинаю рыжего кота, что причинил ей боль. Тот шипит на меня, скаля зубы, и запрыгивает на стол, вылизывая свои лапы.