Полночный путь

Лексутов Сергей

Серик проговорил:

— Нехорошо это. Надо телеги в круг ставить, и ночную стражу усилить. Никто даже не вышел поинтересоваться; что за люди и зачем идем…

Однако ночь прошла спокойно. Наутро двинулись дальше, встреч восходящему солнцу. Лесов и перелесков стало больше, нежели полян меж ними. И хоть все чаще и чаще приходилось протискиваться сквозь перелески, но это не казалось столь уж трудным. Потому как кони не голодали, несмотря на исход лета, травы на полянах стояли сочные, густые; кони успевали за ночь и отъесться, и хорошо отдохнуть. Только на третий день пути наткнулись на стойбище здешних людей. Палатки у них оказались весьма чудными; на составленных

шалашом жердях было натянуто шитое из кож полотнище, из дыры сверху выходил дым. Люди оказались не из пугливых; высыпали из палаток, и стояли плотной толпой, глазея на путников. Серик заметил, что только у нескольких пожилых мужчин на поясах висели железные ножи в простых деревянных ножнах. Алай выехал вперед, медленно заговорил, тщательно подбирая слова, заученные им при подготовке первой переправы. Но пожилой, коренастый, с глазами щелочками, человек непонимающе помотал головой.

Алай повернулся к Серику, сказал:

— Это уже не степные люди… Да и табунов что-то не видно…

Горчак протянул:

— Непонятно чегой-то… Поляны благодатные — сколько табунов могут прокормить, а степные люди сюда не прикочевывают…

Серику думать не хотелось; Алай и Горчак бывалые, вот пусть и думают. Он лишь разглядывал по очереди людей; одеты в кожаные рубахи до колен, на ногах — кожаные же сапоги с мягкой подошвой.

Алай тем временем сказал:

— Горчак, доставай-ка чертеж…

Горчак пожал плечами, однако полез в седельную сумку, достал порядком поистрепавшийся пергамент. Алай долго разглядывал его, вертя так и эдак, наконец протянул:

— Ну-у… Все понятно…

Серик глянул через его плечо в чертеж, Алай водил пальцем:

— Видишь, Горчак, вот тут река выбегает из горных теснин, а леса горные тянутся досюда; по ним никак табуны и отары не прогнать, лошади и овцы с голоду сдохнут. А вот тут, когда степи начинаются — река уже широкая и полноводная делается. Лошади-то с горем пополам переплыть могут, а овцам это не под силу. Вот и не кочуют в этот угол степные люди. Похоже, и мы тут не пройдем…

Горчак хмуро проворчал:

— Пройдем, не пройдем, а попытаться надо… Да и здешних людишек порасспросить; авось они и подскажут путь-дорожку?..

Он слез с коня, подошел к ближайшему возу, порылся в поклаже, вытащил несколько ножей, мешочек с наконечниками стрел, пару топоров, сложил все это к ногам самого пожилого из здешних людей. Тот оторопело смотрел на груду сокровищ, наконец пришел в себя, что-то гортанно крикнул — тут же несколько молодых парней сорвались с места и умчались в палатки. Вскоре вернулись, и каждый из них тащил по охапке роскошных мехов. Когда меха были сложены к ногам Горчака, только тогда были разобраны и ножи, и топоры, а мешочек с железными наконечниками стрел достался высокому, и, видать, недюжинной силы, мужику средних лет.

Горчак проворчал:

— Гляди-ка, дикие-то дикие, а торг им ведом…

Серик пожал плечами, обронил:

— На што нам мягкая рухлядь?..

— Мы ж зимовать тут собираемся, а зимы тут лю-ютые… — протянул Горчак. — А ну-ка…

Он сходил к другому возу, и притащил огромный медный котел. Старик чуть в обморок не упал. К груде мехов прибавилась такая же груда.

Серик усмехнулся, сказал:

— Если этак дальше пойдет, мы ж все в царских одеждах щеголять будем…

— Ладно, хватит… — с сожалением умерил свою купеческую душу Горчак. — И так два воза получается…

Серик раздумчиво протянул:

— Как бы с ними уговориться насчет проводника?.. Да и языку ихнему не худо бы научиться…

Алай спрыгнул с коня, подошел к старику и принялся

махать руками, что-то явно изображая. И, странное дело, старик понял! Он обернулся к толпе, что-то сказал; коренастый мужичонка, средних лет, понятливо кивнул и ушел к палаткам. Вскоре он вернулся с мешком за плечами, луком и короткой рогатиной. Серик с изумлением разглядел, что наконечник рогатины каменный. Лисица тем временем подвел оседланного коня — смирную и добродушную кобылку, купленную скорее для приплоду. Проводник испуганно попятился, когда Алай предложил жестами ему взобраться в седло. И как его не убеждал Алай, так и не решился. Он непреклонно зашагал прочь, и волей неволей дружине пришлось потянуться за ним. Однако скорость передвижения он нисколько не уменьшил — неутомимо шагал и шагал впереди. Алай с Горчаком поехали вровень с ним, и Серик вскоре понял, что они усердно добавляют к своим языкам и еще один; они тыкали пальцами в разные предметы и называли их на казахском языке, проводник быстро понял, что от него требуется, и отвечал на своем.

На седьмой день после переправы вышли к следующей реке. Была она поуже Оби, но течение быстрое, а вода прозрачная. К ее берегу березняки уже сгустились до настоящего леса. Серик из-под ладони вглядывался в противоположный берег, на береговых кручах рос густой сосняк. Правее из круч выпирали мощные каменные лбы, а еще дальше, вверх по течению, на берегу стояли крошечные издали палатки здешних людей. Горчак проговорил:

— Переправляться, по-моему, не стоит… Здесь зимовать будем. На зиму сено надо заготовить, а подходящие травы только в пойме остались…

Серик неопределенно мотнул головой, и погнал коня вниз, на пойму. И хоть день едва к полудню подошел, решили встать на отдых. Пока варилась похлебка, проводник, Алай и Горчак сидели вокруг чертежа и по очереди тыкали в него пальцами. Серик не прислушивался к тарабарщине, которой они время от времени перекидывались. Однако его заинтересовало, что говорил проводник. Он подсел к ним, спросил:

— Ну, и чего он толкует?

Горчак повел пальцем по чертежу, проговорил:

— Он толкует, здесь горы начинаются, а в горах живет оленный народ. Они на оленях ездят, точно так же, как мы на лошадях, только без седел. На лошадях там точно не пройти. На восход тоже густые леса начинаются, полян там мало, много лошадей не прокормить. С двумя-тремя лошадьми, он говорит, по тайге ходить можно, но столько, сколько у нас лошадей, разом нипочем не пройдут, да и телеги там уже не протащить…

— И далеко те леса тянутся? — настороженно спросил Серик.

— Он не знает, — сказал Горчак. — У него жена с того берега, так она сказывала, что ее дед ходил на сорок дней пути на восход, и края тайги не видел.

Серик на долго замолчал, разглядывая чертеж, на котором еще добавилось и гор, и лесов, и речек. Проворчал, почему-то раздражаясь:

— Как его хоть зовут?

— Он не скажет, — вмешался Алай. — Нельзя чужим называть свое имя. Чужие уйдут, и имя унесут с собой, тогда его душа после смерти не найдет пути в края вечной охоты.

Серик поднялся, сходил к ближайшему возу, принес добротный наконечник рогатины, протянул проводнику. Тот аж отшатнулся, спрятал руки за спину. Алай сказал:

— Он не может взять, у него нет мехов, чтобы заплатить за столь дорогую вещь. Мы ему уж предлагали…

— А ты скажи, что это плата за то, что он нам так много и хорошо поведал об окрестных народах.

Алай выговорил несколько слов, проводник нерешительно протянул руку, взял наконечник, любовно огладил его пальцами, что-то сказал. Алай перетолмачил: