Полное собрание рассказов
Шрифт:
— Первый раз слышу.
— Да. И Люси, разумеется, ее никогда не видела. Вот почему она так тревожится о Джулии.
— Разве она тревожится о Джулии?
— А кто нет?
— Как скоро можно определить, слепой родился ребенок или нет?
— Только через несколько недель. Я спросил сестру Кемп. Она сказала: «Ну и мысли у вас!» — и тут же вырвала ребенка из рук, точно я мог причинить вред маленькому постреленку. А знаешь, как теперь Люси называет сестру Кемп? Кемпи!
— Быть того не может.
Но это было правдой. Я заглянул к ней на пять минут,
— Она попросила меня об этом, — ответила Люси. — И потом, она такая славная.
— Славная?
— Вчера была так добра и мила со мной.
Я принес цветы, но в комнате и без них цветов было целое море. Люси лежала в постели, совсем слабенькая, и улыбалась. Я присел рядом, взял ее за руку.
— Все были так добры ко мне, — сказала она. — А ты ребенка видел?
— Нет.
— Его унесли перепеленать. Попроси Кемпи, она тебе покажет.
— Тебе он нравится?
— Я люблю его. Нет, правда. Никогда не думала, что буду так любить. Он… личность.
Вот и поди пойми этих женщин.
— А ты вовсе и не облысела, — заметил я.
— Нет, но волосы в ужасном состоянии. А ты что вчера делал?
— Надрался.
— И бедный Роджер тоже. Вы вместе были?
— Нет, — ответил я, — история произошла забавная. — И начал рассказывать ей об Этуотере, но она не слушала.
Тут вошла сестра Кемп с цветами — от мистера Бенвела.
— Как это мило с его стороны, — заметила Люси.
Нет, это было просто невыносимо — сперва сестра Кемп, и вот теперь мистер Бенвел. Мне стало душно в этой источающей патоку атмосфере.
— Я зашел попрощаться, — сказал я. — Еду за город, хочу заняться своим домом.
— Я так рада. Это то, что тебе необходимо. Приеду навестить, как только буду чувствовать себя лучше.
«Мы с гиббоном Гумбольдта сыграли свою роль и больше ей не нужны», — подумал я.
— Ты будешь самой первой моей гостьей.
— Да. И очень скоро.
Сестра Кемп вышла со мной на лестничную площадку:
— А теперь пойдемте — покажу наше сокровище.
В спальне Роджера стояла колыбелька, белая, вся в ленточках, в ней лежал младенец.
— Ну смотрите, разве не богатырь?
— Потрясающий ребенок, и очень милый… Кемпи.
Постскриптум
Ребенок родился 25 августа 1939 года, и пока Люси все еще лежала в постели, над городом взвыли сирены, возвещающие о воздушной тревоге и Второй мировой войне. Правда, первый раз тревога оказалась ложной. И эпоха, моя эпоха, подошла к концу. Мысленно мы были готовы к такому повороту событий и довольно спокойно обсуждали его, даже не думая отказываться от унаследованных нами привычек до самого последнего момента.
Бобры, выращенные в неволе, населяющие искусственный водоем, будут при наличии бревен с бессмысленным упорством строить дамбу, перекрывающую несуществующую стремнину. Так и мы с друзьями с головой ушли в частные повседневные дела и отношения.
Ни одна из книг — ни последняя из старой жизни, ни первая из новой — так и не была закончена. Что касается дома, я ни разу так там и не переночевал. Его реквизировали, заполнили беременными женщинами, и за пять лет он постепенно приходил во все большую негодность. Друзья разлетелись кто куда. Люси с ребенком переехала к тете. Роджер все выше поднимался по служебной лестнице, переходя из одного департамента в другой и занимаясь военно-политическим руководством. Бэзил вступал во все новые беспорядочные связи. Для меня же простая полковая служба стала единственно правильным и не таким уж неприятным образом жизни.
Несколько раз за время войны я встречал Этуотера — честного скаута в офицерском клубе, неудачника в лагере для перемещенных лиц, мечтателя, читающего солдатам лекции о том, какая жизнь начнется после войны. Вроде бы он воссоединился со всеми своими легендарными потерянными друзьями, процветал, и честный скаут стал доминировать. Кажется, сегодня под его властью находится значительная часть территории Германии. Ни один из моих близких друзей и знакомых не был убит, но жизнь, которую мы выстраивали все это время, тихо и незаметно подошла к концу. Наша история, как и мой роман, так и осталась незаконченной — пачка заброшенных листков бумаги в дальнем углу ящика письменного стола.
ШКОЛЬНЫЕ ДНИ ЧАРЛЗА РАЙДЕРА
В воздухе висел запах пыли; лишь слабый след, тонкий отблеск золотистых облаков все еще держался на куполе часовни, прежде залитом вечерним светом, рядом с которой разместились младшие классы. Смеркалось. А за трилистниками и затененными ветвями створками узких окон повис один-единственный лист, совсем плоский и какой-то бесцветный. Весь восточный склон Спирпойнт Даун, где раскинулись здания колледжа, теперь терялся в тени; позади и чуть выше очертаний Чанктонбери и Спирпойнт Ринг тихо умирал первый день семестра.
В классе над учебниками склонились тридцать голов, но лишь немногие из учащихся подготовились к сегодняшним занятиям. «История античности, пятая ступень» — так назывался новый курс Чарлза Райдера, и ученики «восстанавливали в памяти пройденное в прошлом семестре». Чарлз под прикрытием обложки «Истории» Хасселя, оторвался от дневника и перенес взгляд на темнеющие тексты, вьющиеся готическим шрифтом вокруг фриза. «Qui diligit Deum diligit et fratrem suum». [107]
107
Перефразированная цитата из «Послания к римлянам», Новый Завет: «И возлюби Бога как брата своего» (лат.).