Полное собрание сочинений. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая
Шрифт:
(Предписание Барклая де Толли Смоленскому гражданскому губернатору барону Ашу <от 2-го августа> 1812-го года.)
К вечеру выстрелы затихли, и Яков Алпатыч, вернувшись домой и прочтя начавшему тревожиться Ферапонтову бумагу губернатора, рано по своему обыкновению лег спать на дворе, на сене.
На другой день, 5-го августа, рано Алпатыч разбудил кучера и, собравшись ехать, вышел на крыльцо. По улицам шли войска. Только что выехала Алпатычева тройка саврасых, как один офицер, ехавший верхом, указал на кибитку и что-то сказал. Двое солдат вскочили в кибитку и велели ей ехать в Петербургский форштат за раненым полковником. Алпатыч, махнув рукой кучеру, чтобы он не ехал, подошел к офицеру, желая объяснить ему его ошибку.
1913
Слова:Новая глава — автограф.
— Ваше благородие, господин интендант, — сказал он, учтиво сняв шляпу, — как кибитка, так и лошади,
— Пошел, пошел, — крикнул офицер солдатам, — ступай с ними, им по дороге! — и офицер поскакал, стуча по каменной мостовой.
Алпатыч вернулся на квартиру и тотчас же стал сочинять прошение против офицера, неизвестного по имени и чина, но, вероятно, вином до беспамятства доведенного, не мою, но принадлежащую его сиятельству генерал-аншефу князю Болконскому повозку взявшего. Написав и перебелив прошение, Яков Алпатыч сел у окна. Канонада явственно слышна была в городе. Алпатыч сидел у окна в кухне. Хозяин входил и уходил с мужиками, которых он нанимал для увоза товара. Кухарка стряпала обед, но беспрестанно выбегала на улицу смотреть то на проходившие войска, то для того, чтобы поговорить с соседями.
Алпатыч молча смотрел на улицу, не отвечая на вопросы, с которыми обращались к нему то кухарка, то приказчики, входившие на кухню.
В два часа Ферапонтов вошел в кухню и стал обедать, пригласив с собою и Алпатыча. Ни Ферапонтов не говорил о том, что он нанимал подводы для того, чтобы вывозиться, ни Алпатыч не говорил о том, что у него была взята повозка. Они перекрестились, молча сели за обед. Одна кухарка, громко вздыхая и приговаривая, ставила на стол перемены.
За обедом, хотя канонада была более, чем за версту, изредка слабо подрагивали стекла в окнах. Но эти звуки и подрагиванье продолжались с самого утра и уже сделались привычными.
— Потому что, ежели бы он не пьяный был, — начал вдруг Алпатыч, — он не может партикулярную собственность взять...
Ферапонтов утвердительно кивнул головой.
— На перевозку военных принадлежностей существуют штаты, — продолжал Алпатыч. — Мы сами знаем, и когда князь командовал, то у нас для перевозки одной, я думаю, тысячи подвод было. Бывало, прикажет князь... — и Алпатыч рассказал о том, как под Очаковым князь действовал и три тысячи турок забрал.
Ферапонтов внимательно слушал его, но, как только он кончил, как будто бы то, что он говорил, было ответом на его слова, Михаил Кузмич cтал говорить, что действительно некоторые купцы уезжать стали, потому всё опасно, да разбойники мужики дерут теперь по три рубля за подводу, [1914] точно креста на них нет.
1914
Последние пять слов — автограф.
— Селиванов купец угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль.
— На что уж Марья тряпичница, — сказала кухарка, — и та села на мосту с квасом и с солдат, сказывали, выручила шесть рублей в день за квас. И квас-то дрянной, потому — жара.
На это Ферапонтов рассказал, что его молодец один в собор ходил и что там с колокольни всё, как на ладони, видно. Говорит, полезут, полезут [1915] французы, как тараканы [1916] черные, наши [1917] подпустят, да как вдарят и назад побегут. Говорят, по большой московской что раненых провезли.
1915
След. слово вписано рукой Толстого.
1916
След. слово вписано рукой Толстого.
1917
До конца абзаца — автограф.
Вдруг в середине разговора раздался странный, близкий свист и удар, другой, третий, и как будто пушечный выстрел на дворе соседнего дома, и дальняя канонада, заставляя дрожать все стекла, слились в один общий, усилившийся и непрерывающийся гул, как раскаты близкого грома. Алпатыч и Ферапонтов, молча, смотрели друг на друга, не понимая того, что это значило. Кухарка сунулась в окно, и пронзительный, отчаянный женский крик ее осветил вдруг весь ужас того, что происходило. Ферапонтов и Алпатыч [1918] столкнувшись в дверях, выбежали на улицу. По улице [1919] бежал [1920] народ.
1918
След. три слова вписаны рукой Толстого.
1919
Зачеркнуто:с измученными, строгими лицами шли ряды пехоты к тому месту, с которого слышна была канонада, слышна была стрельба.
1920
Зач. вписанное рукой Толстого:бежали толпы солдат и народа. Один солдат с окровавленной головой упал у ворот Ферапонтовых. Слово:народ — автограф.
Взрывы гранат и свист их слышался с разных сторон и, вторя им, на дворах и в домах слышался неумолкаемый визг, беготня и плач женщин. [1921] В особенности одна жалобно кричала на соседнем дворе.
— Убило, убило! Помогите! —кричала женщина с соседнего двора. Опять засвистело что-то, как сверху вниз летящие
1921
Зач.:По краям улицы, мимо дома и ворот, навстречу шедшей пехоте бежали другие солдаты, некоторые из них были в крови. Один, хрипя, упал у ворот Ферапонтова. Над зач. вписано окончание абзаца.
1922
Зач.:заслышались хрипенья и стоны. Над зач. вписано окончание фразы.
— Злодей, что ж ты это делаешь? — прокричал Алпатыч, [1923] схватившись за волосы, и бросился к мужику.
Мужика подхватили и понесли во двор. Алпатыч остановился под углом дома. [1924]
На дворах стало затихать. [1925] Жители попрятались в подвалы. Только соседка, убитая осколком [1926] гранаты, не переводя дух, жалобно визжала. Гранаты и бомбы продолжали бить но крышам, мостовой, стенам и по людям. [1927] Раненые солдаты шли по улицам. На дровяной площади за углом поднялся дым пожара, с другой стороны, с третьей также поднимались клубы дыма. [1928]
1923
Зач. текст копии, исправленный Толстым:и бросился вперед с солдатами. Его вытолкали из рядов, и он, прислонясь к углу, остановился, низко кланяясь и крестясь, и говорил проходившим:
— Отцы родные, голубчики, защитите Россию православную, — говорил Алпатыч, крестясь, и низко кланяясь.
По улице двинулись ряды пехотных солдат, направляясь к тому месту, откуда слышались выстрелы.
Некоторые из проходивших оглядывались на этого благообразного старика и, не переменяя строгого выражения, проходили мимо. Над зач. вписано окончание абзаца и след. абзац.
1924
Зач. вписанное рукой Толстого:По улице двинулись ряды пехотных солдат по направлению к тому месту, откуда слышались выстрелы.
1925
Зач. вписанное рукой Толстого:Только одна женщина на соседнем дворе не переставала кричать жалобно-отчаянным и страдальческим криком.
1926
Слово:гранаты — вставка рукой Толстого.
1927
След. фраза вписана рукой Толстого.
1928
Зач.:Стало смеркаться.
К вечеру канонада стала стихать, [1929] но заревы с разных сторон стали виднее. Опять завыли с разных сторон повышедшие из подвалов бабы. Ферапонтов [1930] на дворе сам запрягал [1931] телегу, кричал на работников. Бабы с криком и плачем бегали из дома к подводам.
Солдаты, не рядами, а как муравьи из разоренной кочки в разных мундирах и в разных направлениях, но с одинаковым то робким, то наглым видом, бегали по улицам и дворам.
1929
Слова:но ис разных сторон вписаны рукой Толстого.
1930
Зачеркнуто:вылез из погреба, суетился и надписаны след. три слова.
1931
След. девять слов — автограф.
Кучер Алпатыча, бледный и с испуганным лицом, на измученных лошадях приехал к дому и рассказывал свои похождения. Алпатыч не слушал его и не ответил на его вопрос: «сейчас ли ехать?» Алпатыч с остановившимися глазами сидел у ворот и смотрел на то, что делалось перед ним. По улице шел и ехал народ. [1932] Какой-то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад. Молодой месяц весело и ясно светил над городом. [1933]
— Братцы, отцы родные, защитите Россию православную! — говорил Алпатыч, обращаясь к солдатам и низко кланяясь и крестясь.
1932
Зач.:Опять
1933
Зач.:— Ваше благородие! ваше благородие! — кричал Алпатыч, — братцы! Что же, или конец? Далее, кончая следующим абзацем — автограф.