Полное собрание сочинений. Том 14. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть вторая
Шрифт:
— Ce qu’elle dit? —проговорил он. — Elle m’apporte ma fille que je viens de sauver de flammes, — проговорил он. — Adieu! [1902] — И он решительным торжественным шагом пошел между французами.
[Далее от слов:Разъезд французов был кончая:учреждена гауптвахта почти совпадает с печатным текстом. Т. III, ч. 3, гл. XXXIV.]
II. ВАРИАНТЫ ИЗ НАБОРНЫХ РУКОПИСЕЙ
1902
— Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!
* № 222 (T. III, ч. 1, гл. XX).
Наташа все время чтения сидела вытянувшись, испытующе
— Очень, очень хорошо, — сказал граф задумчиво, [1904] когда кончилось чтение. [1905] — А вы что думаете, граф? — обратился он к Безухову.
— Я думаю, что наступили страшные и странные времена, [1906] что предстоит нам — страшное и великое.
1903
Зачеркнуто:отыскивая на их лицах выражение того чувства, которое было в ней. — Да еще бы! Мы всё отдадим, все пойдем! — закричал старый граф, Вместо зач. вписаны след. шесть слов.
1904
Зач.:видимо не (последнее слово ошибочно осталось незачеркнутым).
1905
Зач. текст копии:— Как же, очень испугались! Наташа неожиданно вскочила и, обняв отца, стала целовать. — Что ж это такое, какая прелесть этот папа! — сказала она с прежней своей живостью. Этот восторг Наташи оживил еще больше
Далее зач. вставка-автограф на полях:
— Вот патриотка-то, — сказал граф.
— Нет, я не патриотка, я даже не понимаю, что это такое. Я только знаю, что это — хорошо, прекрасно.
— Ну, а вы что скажете, граф? — обратился Илья Андреич к Пьеру.
Пьер восторженными глазами смотрел на Наташу и не <сразу> ответил на слова <вопрос> графа.
— Я? — сказал он, опустив голову. — Я думаю, что мы живем в странные времена, <что ничего> что нам послано свыше испытание и
Вместо зач. вписан текст до конца варианта.
1906
Зач.:и что во всем этом мы увидим
* № 223 (T. III, ч. 1, гл. XX).
<— Жалко, что я — не Петя, а то меня вы посылаете, — сказал Pierre.
— Вас — разумеется. Да вы и пойдете.
— Ни за что, — отвечал Pierre и, увидав [1907] удивленно недоверчивое [1908] лицо Наташи, продолжал:
— Удивляюсь, за что вы обо мне такого хорошего мнения, — сказал он. — По-вашему, я могу всё хорошее сделать и всё знаю...
— Да, да, всё, [1909] — сказала Наташа.
1907
Зач.:добрую и надписано:удивленно
1908
Исправлено из:недоверчивую Далее зач.:улыбку.
1909
Далее вместо зачеркнутого текста копии вписан рукой Толстого на полях дальнейший текст, кончая:— Да, странно.
Пьеру было это слишком приятно, он поспешил переменить разговор.
— Желал бы я видеть Наполеона в Москве, — сказал он, улыбаясь и покачивая головой.
— Наполеон в Москве! — вскрикнула почти Наташа, — у меня вся кровь поворачивается при мысли, чтобы француз Наполеон мог командовать папенькой или вами, или братом.
— Да, странно.
— Право, я сама не знаю отчего, но я [1910] целый [1911] день и нынче думаю, что с нами будет [1912] что-то страшное, что это — наказанье и что
1910
След. слово вписано рукой Толстого.
1911
Зачеркнуто:ночь
1912
Зач.:и я ни за что, ни: за что не покорюсь Наполеону. — Ни за что, — серьезно повторил ее слова Pierre. — Вы и не покоритесь, — сказал Pierre и стал писать. Вместо зач. рукой Толстого вписан дальнейший текст.
Она остановилась, опять покраснев.
Пьер внимательно посмотрел на нее и стал мелом писать на столе буквы в азбучном порядке и под ними по порядку цыфры.
— А это вы знаете? —спросил он, написав ряд цыфр, под ними буквы и потом написав слова l’Empereur Napoleon.>
* № 224 (T. III, ч. 2, гл. IV).
Покормив дорогой в Поповых Крестах, к вечеру 3-го августа Алпатыч приехал в город и остановился у казенного крестьянина — купца Ферапонтова. Ферапонтов, 30 лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии.
Ферапонтов был толстый, красивый 40-летний мужик, спокойный, самодовольный и гордый, как всякий разбогатевший мужик.
Алпатыч всегда останавливался у него, и Михайла Кузмич Ферапонтов, как всегда почтительно и радостно, принял дорогого гостя, которого он уважал больше всех людей на свете и считал справедливейшим и мудрейшим человеком. По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска и, подъезжая к Смоленску, слышал дальние выстрелы, но не обратил на это внимания. (Это было отступление Неверовского.)
Ферапонтов сообщил Алпатычу, что в городе рассказывают, как Платов Матвей Иваныч крепко побил французов и на реке Марине (хотя никакой похожей по имени реки не было) 18 тысяч в одну ночь утопил, — но что нынешний день были слышны выстрелы поблизости и что многие купцы стали было товар увозить, но от губернатора был указ, что французов в Смоленск не пустят.
— А по нашему делу разве увезешься? Впрочем, вам лучше известно? — вопросительно сказал Ферапонтов.
Яков Алпатыч невнимательно слушал рассказы купца. Он, так же как князь, презирал бабьи толки и был убежден, что кроме князя никто вернее не знает хода дел. А князь, как слыхал Алпатыч, смеялся над этой войной и не обращал на нее никакого внимания. Так же делал и Алпатыч. Он посмеялся рассказам Михайлы Кузмича, сказал, что он завтра будет у губернатора с письмом от князя, и лег спать.
На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Все его знали, все кланялись ему и все рассказывали о том, что неприятель подошел под Смоленск, но Алпатыч не обращал внимания на эти рассказы и занимался своим делом. Он пошел в лавки, на почту и к губернатору.
Губернатор, прочтя письмо князя, лично принял Алпатыча и сказал ему, чтоб он передал князю, что не только в Лысых Горах, но и в Смоленске нет никакой опасности, потому что в этом заверил его главнокомандующий, и, кроме письма к князю, передал ему незапечатанную копию последней части письма Барклая-де-Толли.
— Можешь сам прочесть и показать здесь своим знакомым, — сказал губернатор, отдавая эту бумагу. — Еще передай... — начал что-то губернатор, но в это время в комнату без доклада вбежал запыленный офицер.
— От генерала Раевского, — сказал офицер, и губернатор, кивнув головой Алпатычу, с офицером вошел в кабинет. Алпатыч пошел в присутственные места. Выходя от губернатора, Алпатыч услыхал близкие выстрелы за городом, но не обратил на них внимания.
В присутственных местах хотя и поговаривали о войне, но были все при деле. Здесь у Алпатыча было самое пустое дело — подача ревизских сказок, но он с протоколистом долго тонко обсуждал предмет, и решили сделать так, чтобы вышло как можно сложнее и хитрее, хотя в хитрости надобности не было. Потом Алпатыч с протоколистом пошел в трактир, пообедал и выпил дрей-мадеры. На толки протоколиста о войне и о том, что из присутственных мест вчера вывозили бумаги, Алпатыч достал из кармана копию, данную ему губернатором, и, надев очки, прочел следующее:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны — идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя, столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их».