Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856-1859
Шрифт:
— Однако пора чай пить! — сказал он, и мы вместе с ним пошли в гостиную. В дверях мне опять встретилась кормилица с Ваней. Я взяла на руки ребенка, закрыла его оголившиеся красные ножонки, прижала его к себе и, чуть прикасаясь губами, поцеловала его. Он как во сне зашевелил ручонкою с растопыренными сморщенными пальцами и открыл мутные глазенки, как будто отыскивая или вспоминая что-то; вдруг эти глазенки остановились на мне, искра мысли блеснула в них, пухлые оттопыренные губки стали собираться и открылись в улыбку. «Мой, мой, мой!» — подумала я, с счастливым напряжением во всех членах прижимая его к груди и с трудом удерживаясь от того, чтобы не сделать ему больно. И я стала целовать его холодные ножонки, животик и руки и чуть обросшую волосами головку. Муж подошел ко мне, я быстро закрыла лицо ребенка и опять открыла его.
— Иван Сергеевич! — проговорил муж, пальцем трогая его под подбородочек. Но я опять быстро закрыла Ивана Сергеевича. Никто, кроме меня, не должен был долго смотреть на него. Я взглянула на мужа, глаза его смеялись, глядя в мои, и мне в первый раз после долгого времени легко и радостно было смотреть в них.
С этого дня кончился мой роман с мужем; старое чувство стало дорогим, невозвратимым воспоминанием, а новое чувство любви к детям и к отцу моих детей положило начало другой, но уже совершенно иначе счастливой жизни, которую я еще не прожила в настоящую минуту…
_______
ВАРИАНТЫ ИЗ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫХ РЕДАКЦИЙ.
АЛЬБЕРТ.
* № 1 (I
Онъ думаетъ, врно, что я только притворяюсь поэтомъ, [26] потому что нтъ у меня другой дорожки. А может быть, думаетъ, что я теперь сочиняю что-нибудь, и что ему придется рассказывать через нсколько лтъ, что онъ халъ съ Крапивинымъ посл ужина отъ Дюса, и что именно тутъ-то Крапивинъ сочинилъ свою извстную пьесу «Хоть сумракъ дней…» также какъ про Пушкина рассказывалъ недавно Алфонсовъ. Будетъ разсказывать, что онъ былъ такъ простъ, веселъ и вдругъ.... а может быть, и точно теперь вдругъ придетъ удивительная пьеса. Онъ попробовалъ продолжать, но дале 3-х словъ: хоть сумракъ дней, которыя Богъ [27] знаетъ зачмъ пришли ему въ голову, ничего не выходило. — Ничего, утшалъ онъ себя, это придетъ завтра, я чувствую какую-то тоску ужъ нсколько дней — это врный признакъ. (Онъ забывалъ, что эту тоску, будто бы предшественницу вдохновенія, онъ чувствовалъ ужъ давно, почти съ тхъ пор какъ выступилъ на поэтическое поприще). [28]
26
Зачеркнуто: мн не могу такъ веселиться какъ онъ.
27
На полях, против места, начинающегося со слов: Богъ знаетъ зачмъ пришли кончая: выступилъ на поэтическое поприще). написано: у него все есть и нтъ поэзіи.
28
На полях, против места, начинающегося со слов: Богъ знаетъ зачмъ пришли кончая: выступилъ на поэтическое поприще). написано: у него все есть и нтъ поэзіи.
** № 2 (III ред.).
Но о чемъ и зачмъ плакалъ тотъ, который лежалъ на диван? Вотъ о чемъ и зачем онъ плакалъ. Ему теперь было 35 лтъ, онъ былъ очень богатъ и ему давно ужъ всегда и везд было скучно. Быть скучающим человкомъ сдлалось даже какъ бы его общественнымъ положеніемъ. И всегда особенно было ему скучно и вмст грустно тамъ, гд надо было веселиться. Кром того у него была плшивая голова, и волосы продолжали лзть, ревматизмы въ ногахъ и гиморой въ поясниц. Каждымъ днемъ своимъ отъ утра до вечера онъ былъ недоволенъ, какъ будто раскаянье мучало его, и не только онъ, несмотря на доброе сердце, не могъ любить кого-нибудь, онъ самъ себ былъ невыносимо противенъ. А было время, когда онъ былъ молодъ, хорошъ собой, когда он любилъ и другихъ и отъ себя ждалъ чего-то необыкновенно прекраснаго. Первые звуки Меланхоліи, [29] по какому-то странному сцпленію впечатлній, живо перенесли его къ тому славному старому времени. —
29
В подлиннике: меланхоліи
Вдругъ передъ нимъ явилась старая зала, съ досчатымъ поломъ, въ которой еще [30] дтьми они бгали вокругъ стола, но въ которой столъ этотъ теперь раздленъ на дв половинки и придвинутъ къ стнк. Въ зал теперь блеститъ 8 свчей, играютъ 4 Еврея, и деревенской свадебной балъ кипитъ во всемъ разгар. Вотъ старушка мать въ праздничномъ чепц, улыбаясь и по-старушечьи пошевеливая губами, [31] радуется на красавицу дочь молодую и на молодца сына; вотъ красавица молодая, счастливая сестра, вотъ они вс простые друзья и сосди; вотъ и горничныя, подгорничныя и мальчишки, толпящіеся въ дверяхъ и любующіеся на молодого барина. Да, былъ молодецъ, красавчикъ, весельчакъ, кровь съ молокомъ, и радовались на него, и онъ съ возбужденіемъ и счастіемъ чувствовалъ это. А вотъ и барышня и изъ всхъ барышень, она, Лизанька Тухмачева, въ розовомъ платьиц съ оборками. Чудное платьице! хорошо и холстинковое дикинькое, въ которомъ она по утрамъ; но это лучше, вопервыхъ, потому что оно на ней, и вовторыхъ, потому что открываетъ ея чудную съ жолобкомъ сзади шею и пушистыя, непривычныя къ обнаженію руки. Она не переставая почти безпрестанно улыбается, почти смется; но какой радостью и ясностью сіяетъ эта розовая улыбка на ея раскраснвшимся, вспотвшемъ личик. Блестятъ блые зубы, блестятъ глаза, блестятъ розы щекъ, блестятъ волоса, блеститъ близна шеи, блеститъ вся Лизанька ослпительнымъ блескомъ. Да, она вспотла, и какъ прелестно вспотла! <какъ потютъ только деревенскія барышни; отъ нея дышитъ силой и здоровьемъ.> Коротенькія вьющіяся волосики на вискахъ и подъ тяжелой косой лоснятся и липнутъ, на пурпурныхъ щекахъ выступаютъ прозрачныя капли, около нея тепло, жарко, страстно. Онъ ужъ разъ дватцать танцовалъ съ ней вальсъ и все мало, все еще и еще, вчно, вчно чего-то отъ нея хочется невозможнаго. Вотъ онъ сдлалъ шагъ отъ двери, и ужъ она улыбается, блеститъ на него горячими глазками, она знаетъ, что онъ идетъ опять обнять ее молодой и сильный станъ и опять понесется съ ней по доскамъ залы. А звуки вальса такъ и льются, переливаются, такъ и кипятятъ молодую кровь и нагоняютъ какую[-то] сладостную тревожную грусть и жаръ въ молодое сердце. — И какъ ей не знать, что онъ идетъ къ ней, тутъ хоть и 10 барышень, и 10 кавалеровъ и другіе еще есть, но вдь это все вздоръ, вс знаютъ, что тутъ только одна красавица Лизанька и одинъ молодецъ — онъ. Никого больше нтъ, кром его и Лизаньки, другіе только такъ, притворяются, что есть. — Одна есть моя моя Лизанька! и потому моя моя Лизанька, что я весь ее, что со слезами счастія готовъ [32] сію же минуту умереть, принять истязанія за нее, за Лизаньку. Вотъ я подхожу къ ней, а первая скрипка жидъ выводитъ съ чувствомъ, подмывательно выводитъ тонкія нотки вальса, а матушка и другіе, вс, вс смотрятъ и думаютъ: вотъ парочка, такой нтъ другой во всемъ свт, и они думаютъ правду; я подхожу къ ней, она ужъ встала, оправила платьице; что тамъ таится подъ этимъ платьицемъ, я ничего не знаю и не хочу знать, можетъ быть ноги, а можетъ быть ничего нтъ. Она подняла ручку, около локотка образовалась ямочка, и пухлая твердая ручка легла мн на сильное плечо. Я дышу тмъ горячимъ воздухомъ, который окружаетъ ее, тамъ гд-то подъ платьемъ ея ножки зашевелились, и все полетло; вотъ жиды, вотъ матушка, вотъ сестра съ женихомъ улыбаются, а вотъ ея глаза, посмотрли на меня, не посмотрли, а что-то сдлалось со мной и съ нею. Вотъ они. Сдлалось что-то чудесное, въ этомъ взгляд, сдлалось то, чего я не смлъ желать и желалъ <и я знаю, что это есть. Я бы хотлъ ревновать ее и ревную ее воображаемо, тогда еще> всми силами души. Ножки летятъ, ноги летятъ, рука, грудь, гд она, гд я? никто этаго не знаетъ. Мы летимъ, летимъ, что-то блеститъ, что-то двигается, что-то звучитъ, но я ничего не знаю и не хочу знать. — Но вотъ звучитъ ея голосъ, но я и того не слышу и не хочу слышать, и не голосъ, а шопотъ; она жметъ меня за руку, чтобы я опомнился, и повторяетъ: — Давайте прямо въ гостиную, говоритъ она, радостно улыбаясь. И чему она всегда улыбалась? Я понималъ однако тогда, чему она улыбалась. Нельзя было не улыбаться. Силы утрояются, удесятеряются въ ногахъ — всякая жилка дрожитъ отъ безполезнаго
30
В подлиннике три последних слова по ошибке зачеркнуты
31
Зачеркнуто: по своей привычк
32
Зачеркнуто: чтобъ она истязала меня, била до крови, сдирала кожу,
Мы останавливаемся, она смется, и грудь ея высоко поднимается отъ счастливаго вздоха. Глаза на мгновенье отрываются отъ моихъ, мои тоже смотрятъ внизъ и снова смотрятъ на нее. — Ея глаза говорятъ: Ну! Мои глаза говорятъ: [33] Я? Неужели, это ужъ слишкомъ много, и въ то время какъ глаза, не теряя другъ друга, все боле и боле сближаются, такъ что странно становится, уста сливаются съ устами и руки невольно жмутъ другъ друга. Въ это время Осипъ серьезно проходитъ черезъ гостиную будто для того, чтобы снять съ нагорвшей свчи. Да что Осипъ? Она, смясь глазами, глядитъ на меня и идетъ въ диванную, я, <будто спокойно> напвая тройку удалую, иду въ залу. Отирая шолковымъ платкомъ потъ съ краснаго лица и откидывая назадъ, я знаю, густые и прекрасные волосы, я протискиваюсь черезъ горничныхъ въ залу. Матреша тутъ, и даже на самой дорог, хорошенькое личико вызывающе смотритъ на меня, она улыбается; но я гордо прохожу мимо, и жестоко вопросительно смотрю на нее. «Не хочу понимать» и не дотрогиваюсь до нее. Лизанька возвращается и еще веселй смотритъ на меня, и я тоже. Стыдиться? Чего? Мы гордимся, мы ничего лучше, никто въ мір ничего лучше, прелестне не могъ сдлать. Можетъ быть Осипъ разскажетъ Агафь Михайловн, а А. М. матушк, и матушка по секрету составитъ совщаніе съ сосдями, и они будутъ ахать и заботиться, какъ скрыть. Да что он? Да ихъ нту. Лизанька, вотъ она Лизанька, душка, персикъ, вонъ она, глазки, губки, зубки, которые я слышалъ и чувствовалъ нынче же вечеромъ. Я еще и еще иду танцовать съ ней. Нтъ для меня кром нея никого и ничего на свт. Но я вышелъ на крыльцо освжиться и, проходя назадъ, нечаянно встртилъ Матрешу. Какія тоже у нея прелести! Я постоялъ съ ней на крыльц, держась за ручку двери, поговорилъ шопотомъ и потомъ постучалъ ногами, чтобъ думали въ передней, что я только что пришелъ и не останавливался. Матреша погрозилась, засмялась и убжала, а я опять вошелъ въ залу. — Боже, какъ мн было хорошо, весело, какъ я былъ счастливъ, какъ я былъ забавенъ, какъ я былъ силенъ, какъ я былъ уменъ, какъ я былъ блаженно глупъ. <Вс на меня смотрятъ, вс на меня радуются. Да больше имъ и длать нечего.> Я перевернулся колесомъ, я будущаго зятя на рукахъ понесъ къ ужину, я перепрыгнулъ [34] черезъ весь столъ, я показывалъ свою силу. И вс смотрли и радовались и главное, я самъ, не переставая, радовался на себя. Въ этотъ вечеръ я могъ сдлать все, что бы не захотлъ. Ежели бы я только попробовалъ, я бы въ этотъ вечеръ по потолку пошелъ бы, какъ по полу. Помню, зазвнли бубенчики, Лизаньк съ матерью подали дрожечки. — Какъ я чудесно огорчился! Какъ я ршилъ: они не подутъ, и они не похали. — Мамаша, просите, — сказалъ я. Старушка побжала, хитро улыбаясь просила ихъ, и они остались. И гд теперь эта прелестная старушка? Они остались, но зачмъ-то пошли спать наверхъ, когда я находилъ, что спать совсмъ никогда не надобно. Они пошли спать, а я, разгоряченный, облитый потомъ, снялъ галсту[хъ] и пошелъ ходить по морозной трав по двору, глядя на ея окна; и все думалъ, что бы мн теперь еще сдлать: пойти купаться или похать верхомъ 20 верстъ до города и назадъ — или лечь тутъ спать на мороз и потомъ сказать, что я это для нея сдлалъ. Помню, караульщикъ тоже ходилъ по двору. Какъ я вдругъ сильно полюбилъ караульщика; онъ нашъ добрый мужичокъ, надо ему дать что-нибудь, сказалъ я самъ себ и пошелъ говорить съ нимъ; глупо, но прелестно я разговаривалъ съ нимъ. И [?] Лизанька, и ночь, и я — все блаженство этаго [?] выражалось въ его добромъ бородатомъ лиц.
33
Зачеркнуто: О!
34
В подлиннике: перепригнулъ
Вотъ что напомнили звуки музыки тому, кто лежалъ на [ди]ван, и отъ этаго онъ плакалъ. Онъ плакалъ не отъ того, что прошло то время, которое онъ могъ бы лучше употребить. Ежели бы ему дали назадъ это время, онъ не брался лучше употребить его, а плакалъ отъ того, что прошло, прошло это время и никогда, никогда не воротится. Воспоминаніе о этомъ вечер съ мельчайшими подробностями мелькнуло въ его голов, можетъ быть, по тому, что звукъ скрыпки Алберта похожъ былъ на звукъ первой скрыпки Жида, игравшаго на свадебной вечеринк, можетъ быть и потому, что то время было время красоты и силы, и [35] звуки Алберта были вс красота и сила. Дальше скрыпка Алберта говорила все одно и одно, она говорила: прошло, прошло это время, никогда не воротится; плачь, плачь о немъ, выплачь вс слезы, умри въ слезахъ объ этомъ времени, это все таки одно лучшее счастье, которое осталось теб на этомъ свт. И онъ плакалъ и наслаждался.
35
Можно прочесть: а
* № 3 (III ред.).
— Разскажите пожалуйста, господинъ Албертъ, — сказалъ Делесовъ улыбаясь, — какъ это вы ночевали въ театр, вотъ, я думаю, были поэтическія, гофманскія ночи.
— Ахъ, что говорить! — отвчалъ Албертъ. — Я и хуже ночевалъ, и въ конюшняхъ, и просто на улиц ночевалъ..... О! много я перенесъ въ своей жизни! Но это все вздоръ, когда здсь есть надежда и счастіе, — прибавилъ онъ, указывая на сердце. — Да, надежда и счастіе.
— Вы были влюблены? — спросилъ Делесовъ. —
Албертъ задумался на нсколько секундъ, потомъ лицо его озарилось внутренней улыбкой блаженнаго воспоминанія. Онъ нагнулся къ Делесову, внимательно посмотрлъ ему въ самые глаза и проговорилъ шопотомъ: — Да, я люблю. Да, люблю! — вскрикнулъ онъ. —
— Вы мн понравились, очень понравились, я вижу въ васъ брата. Я вамъ все скажу. Я люблю NN, — и онъ назвалъ ту особу, про которую разсказывалъ Делесову музыкантъ на вечер. — И я счастливъ, мн нужно ее видть, и я счастливъ. Ее нтъ здсь теперь, но все равно, я [36] знаю, что я буду ее видть, и я вижу, вижу ее, всегда вижу, она будетъ знать меня, она будетъ моя, не тутъ, но это все равно.
36
Зачеркнуто: сви[жусь]
— Постойте, постойте, — заговорилъ онъ, одной рукой дотрогиваясь до Делесова, а другой доставая что-то изъ кармана. —
— Вотъ оно! — сказалъ онъ, вынимая изъ кармана старую запачканную бумагу, въ которой было завернуто что-то. — Это она держала въ рук, — сказалъ онъ, подавая свернутую театральную афишу. — Да. А это прочтите, — прибавилъ онъ, подавая запачканный пожелтвшій исписанный листъ почтовой бумаги. Уголъ листа былъ оторванъ, но Албертъ, приставляя уголъ, держалъ листъ такъ, что Делесовъ могъ прочесть все, что было написано. Онъ не хотлъ отдать Делесову въ руки драгоцнный листъ, а держалъ его самъ дрожащими руками. [37] <такъ что онъ могъ читать, и съ блаженнйшей улыбкой слдилъ за глазами Делесова, читавшаго слдующія строки.
37
Точка переделана из запятой.