Полное собрание стихотворений

Адамович Георгий Викторович

* * *

Он милостыни просит у тебя, Он – нищий, он протягивает руку. Улыбкой, взглядом, молча, не любя Ответь хоть чем-нибудь на эту муку. А впрочем в муке и блаженство есть. Ты не поймешь. Блаженство униженья, Слов сгоряча, ночей без сна, Бог весть Чего… Блаженство утра и прощенья.

* * *

Ни срезанных цветов, ни дыма панихиды. Не умирают люди от обиды И не перестают любить. В окне чуть брезжит день и надо снова жить. Но если, о мой друг, одной прямой дороги Весь мир пересекла бы нить, И должен был бы я, стерев до крови ноги, Брести века по

ледяным камням, И коченея, где-то там, Коснуться рук твоих безмолвно и устало, И все опять забыть, и путь начать сначала, Ужель ты думаешь, любовь моя, Что не пошел бы я?

* * *

Ночь… и к чему говорить о любви? Кончены розы и соловьи, Звезды не светят, леса не шумят, Непоправимое… пятьдесят. С розами, значит, или без роз, Ночь, – и «о жизни покончен вопрос». …И оттого еще более ночь, Друг, не способный любить и помочь, Друг моих снов, моего забытья, Счастье мое, безнадежность моя, Розовый идол, персидский фазан, Птица, зарница… ну, что же, я пьян, Друг мой, ну что же, так сходят с ума, И оттого еще более тьма, И оттого еще глуше в ночи, Что от немеркнущей, вечной свечи, …Если сознание, то в глубине, Если душа, то на самом дне, – Луч беспощадный врезается в тьму: Жить, умирать – все равно одному.

* * *

В последний раз… Не может быть сомненья, Это случается в последний раз, Это награда за долготерпенье, Которым жизнь испытывала нас. Запомни же, как над тобой в апреле Небо светилось всею синевой, Солнце сияло, как в ушах звенели Арфы, сирены, соловьи, прибой. Запомни все: обиды, безучастье, Ночь напролет, – уйти, увидеть, ждать? – Чтоб там, где спросят, что такое счастье, Как в школе руку первому поднять.

* * *

Ночью он плакал. О чем, все равно. (Многое спутано, затаено.) Ночью он плакал, и тихо над ним Жизни сгоревшей развеялся дым. Утром другие приходят слова, Перебираю, что помню едва. Ночью он плакал… И брезжил в ответ Слабый, далекий, а все-таки свет.

* * *

Один сказал: «Нам этой жизни мало». Другой сказал: «Недостижима цель». А женщина привычно и устало, Не слушая, качала колыбель. И стертые веревки так скрипели, Так умолкали, – каждый раз нежней! – Как будто ангелы ей с неба пели И о любви беседовали с ней.

* * *

Но смерть была смертью. А ночь над холмом Светилась каким-то нездешним огнем, И разбежавшиеся ученики Дышать не могли от стыда и тоски. А после… Прозрачную тень увидал Один. Будто имя свое услыхал Другой… И почти уж две тысячи лет Стоит над землею немеркнущий свет.

* * *

Патрон за стойкою глядит привычно, сонно, Гарсон у столика подводит блюдцам счет. Настойчиво, назойливо, неугомонно Одно с другим – огонь и дым – борьбу ведет. Не для любви любить, не от вина быть пьяным. Что знает человек, который сам не свой? Он усмехается над допитым стаканом Он что-то говорит, качая головой. За все, что не сбылось. За тридцать лет разлуки, За вечер у огня, за руки плече. Еще, за ангела… и те, иные звуки… Летел, полуночью… за небо, вообще! Он проиграл игру, он за нее ответил. Пора и по домам. Надежды никакой. – И беспощадно бел, неумолимо светел День занимается

в полоске ледяной.

* * *

Под ветками сирени сгнившей, Не слыша лести и обид, Всему далекий, все забывший Он, наконец, спокойно спит. Пустынно тихое кладбище, Просторен тихий небосклон, И воздух с каждым днем все чище, И с каждым днем все глубже сон. А ты, заботливой рукою Сюда принесшая цветы, Зачем кощунственной мечтою Себя обманываешь ты?

* * *

Осенним вечером, в гостинице, вдвоем, На грубых простынях привычно засыпая… Мечтатель, где твой мир? Скиталец, где твой дом? Не поздно ли искать искусственного рая? Осенний крупный дождь стучится у окна, Обои движутся под неподвижным взглядом. Кто эта женщина? Зачем молчит она? Зачем лежит она с тобою рядом? Безлунным вечером, Бог знает где, вдвоем, В удушии духов, над облаками дыма… О том, что мы умрем. О том, что мы живем. О том, как страшно все. И как непоправимо.

* * *

Тянет сыростью от островов, Треплет ветер флаг на пароходе, И глаза твои, как две лагуны, Отражают розовое небо. Мимолетный друг, ведь все обман, Бога нет и в мире нет закона, Если может быть, что навсегда Ты меня оставишь. Не услышишь Голоса зовущего. Не вспомнишь Этот летний вечер…

* * *

Где ты теперь? За утесами плещет море, По заливам льдины плывут, И проходят суда с трехцветным широким флагом. На шестом этаже, у дрожащего телефона Человек говорит: «Мария, я вас любил». Пролетают кареты. Автомобили За ними гудят. Зажигаются фонари. Продрогшая девочка бьется продать спички. Где ты теперь? На стотысячезвездном небе Миллионом лучей белеет Млечный путь, И далеко, у глухо-гудящих сосен, луною Озаряемая, века и века, Угрюмо шумит Ниагара. Где ты теперь? Иль мой голос уже, быть может, Без надежд над землей и ответа лететь обречен, И остались в мире лишь волны, Дробь звонков, корабли, фонари, нищета, луна, водопады? 1920

* * *

Пора печали, юность – вечный бред. Лишь растеряв по свету всех друзей, Едва дыша, без денег и любви, И больше ни на что уж не надеясь, Он понял, как прекрасна наша жизнь, Какое торжество и счастье – жизнь, За каждый час ее благодарит И робко умоляет о прощеньи За прежний ропот дерзкий…

* * *

Нет, ты не говори: поэзия – мечта, Где мысль ленивая игрой перевита, И где пленяет нас и дышит легкий гений Быстротекущих снов и нежных утешений. Нет, долго думай ты и долго ты живи, Плачь, и земную грусть, и отблески любви, Дни хмурые, утра, тяжелое похмелье – Все в сердце береги, как медленное зелье, И может к старости тебе настанет срок Пять-шесть произнести как бы случайных строк, Чтоб их в полубреду потом твердил влюбленный, Растерянно шептал на казнь приговоренный, И чтобы музыкой глухой они прошли По странам и морям тоскующей земли.

* * *

Как холодно в поле, как голо, И как безотрадны очам Убогие русские села (Особенно по вечерам). Изба на березой. Болото. По черным откосам ручьи. Невесело жить здесь, но кто-то Мне точно твердит – поживи! Недели, и зимы, и годы, Чтоб выплакать слезы тебе И выучиться у природы Ее безразличью к судьбе.

* * *