Полное собрание стихотворений

Адамович Георгий Викторович

* * *

На окраине райской рощи У зеленоструйной воды Умоляет Ороль Беляра: «О, любимый, не улетай!» Отвечает Беляр Оролю: «Жди меня у реки Тале. У людей я три дня пробуду И в четвертую ночь вернусь». Безутешен Ороль. «Навеки Я с тобою!» — сказал Беляр, И пылающими губами Он Ороля поцеловал. Через синие океаны Метеором летел Беляр И на землю вышел в цилиндре, В лакированных башмаках. Был до вечера он в Париже, И в огромном цирке ему Улыбнулась из ложи дама С черным страусовым пером. Через час он теплые плечи, Медом

пахнущие, сжимал И, задыхаясь от блаженства, Еле слышно сказал: «Ороль!» Ночь редела… Два дня до срока. На рассвете летел Беляр Через синие океаны Метеором в далекий рай. Тридцать ангелов в темных ризах Над рекою Тале стоят. «Где Ороль?» — их, изнемогая, Тихо спрашивает Беляр. Но окованы страхом хоры. Лишь один архангел мечом На полупрозрачное тело Бездыханное указал. «Небывалое совершилось. Здесь Ороль», — отвечает он. «Но душа его отлетела Даже Бог не знает куда». 1921

* * *

Тридцатые годы, и тени в Версали, И белая ночь, и Нева, И слезы о непережитой печали, И об утешеньи слова, Ну, что ж, — сочинять человеку не трудно, Искусство покорно ему, Но как это жалко, и как это скудно, И как не нужно никому! И я говорю: — не довольно ль об этом? Что дальше — закрыто от всех, Но знаю одно, — притвориться поэтом Есть смертью караемый грех. Поэт — не мечтатель. И тем безнадежней, И горестней слов ищет он, Чтоб хоть исказить свой торжественно-нежный И незабываемый сон. 1921

* * *

Печально-желтая луна. Рассвет Чуть брезжит над дымящейся рекою, И тело мертвое лежит… О, бред! К чему так долго ты владеешь мною? Туман. Дубы. Германские леса. Печально-желтая луна над ними. У женщины безмолвной волоса Распущены… Но трудно вспомнить имя. Гудруна, ты ли это?.. О, не плачь Над трупом распростертого героя! Он крепко спит… И лишь его палач Нигде на свете не найдет покоя. За доблесть поднялась его рука, Но не боится доблести измена, И вот лежит он… Эти облака Летят и рвутся, как морская пена. И лес, и море, и твоя любовь, И Рейн дымящийся, — все умирает, Но в памяти моей, Гудруна, вновь Их для чего-то время воскрешает. Как мглисто здесь, какая тишина, И двое нас… Не надо утешенья! Есть только ночь. Есть желтая луна, И только Славы и Добра крушенье. 1921

* * *

Там вождь непобедимый и жестокий Остановился огненной стеной… Стоит туман. Стоит звезда на востоке. О, Русь, Русь, — далеко она за горой. Ты на землю лег, сказал: «Надо молиться! Мой первый бой сегодня». И сквозь туман Не поднялась над лесом черная птица, Под облака метнулся аэроплан. «Тише, тише! Вы видите, солнце село, Теперь уж скоро нам придут помочь. Милостив Бог!» И только река шумела, Да пашню и лес душила темная ночь. Когда ж стемнело совсем, совсем, и ангел, И ангел — мы видели! — нас закрыл рукой, Маккензен вдруг двинул с холма фаланги Прямо на лагерь, заснувший над рекой. Огонь, огонь! Я верно в сердце ранен, А ты вскочил на белого коня И вдруг качнулся тихо… Ваня, Ваня, Ты видишь еще, ты слышишь еще меня? Боже мой, Боже, за что ты нас оставил, За что ты нас так страшно покарал? Не видно труб и крестов пустой Варшавы, Далеко до полуночи, далеко до утра, И уж рушится все… Лишь вокруг, по склонам и долам, По траве, по реке, по зеленым речным берегам Поднимаются к небу стоять перед райским престолом Тени людей, отстоявших земным царям. 1916

РОСМЕРСГОЛЬМ

Темнеют

окна. Уголь почернел. Не в страсти жизнь, а в истинной свободе. По кабинету от стены к стене Лунатики, ломая руки, бродят. Кипит неутолимый водопад, И мостик еле видный перекинут, Чтоб те, кто в доме стонут и горят, Упали в серебристую стремнину. Любовь, любовь… Слабеет голова, Все о политике бормочут люди, Все повторяют грубые слова, Что в этом доме радости не будет, А в этом доме будет тишина, Как над пустыми фьордами бывает, Когда огромным фонарем луна Полярных птиц и море озаряет. 1916

* * *

Холодно. Низкие кручи Полуокутал туман. Тянутся белые тучи Из-за безмолвных полян. Тихо. Пустая телега Изредка продребезжит. Полное близкого снега Небо недвижно висит. Господи! И умирая, Через полвека, едва ль Этого мертвого края Я позабуду печаль. 1920

ВАГНЕР

II

Туман, туман… Пастух поет устало Исландский брег. И много лебедей. «Где ты теперь? Белей, корабль, белей! Придешь ли ты ко мне, как обещала?» Так, медленно, Надежда умирала, И тенью Верность реяла над ней, Еще цепляясь за гряды камней И бархат горестный немого зала. Так, в медной буре потрясенных труб Еще о нежности звенели струны, И бред летел с похолодевших губ, И на скале, измученный и юный, Изнемогая от любви и ран, Невесту, как виденье, ждал Тристан. 1918

* * *

Я влюблен, я очарован.

Пушкин

Проходит жизнь. И тишина пройдет, И грусть, и по ночам тревога, Но, задыхаясь, нежность добредет Без сил до смертного порога… Так он не вскрикнул и не поднял глаз, Веселого не молвил слова, Когда комета встала в первый раз В шелку багровом — Гончарова. Но рокот арф, ночь, и огни, и бал, — Все говорило: нет спасенья. И понял он, и мне он завещал Тот блеск кровавый и мученье.

* * *

Гуляй по безбрежной пустыне Под нежные трубы зари, Пей воздух соленый и синий, На синие волны смотри. Пусть остров и радуга снится, А если наскучили сны, Не девушка, нет — Царь-девица Придет из хрустальной страны. Но это не жизнь. И когда же Над бледно-неверной волной Ты парус опустишь и скажешь «Довольно. Пора и домой»? 1916

* * *

Качается фонарь. Белеет книга. По вышитым подушкам бледный свет, И томный вздох: «Ах, как люблю я Грига, Ах, как приятен этот менуэт». Но белым клавишам роняя думы, Любовь свою и домыслы свои, Ты слышишь ли, каким унылым шумом Они, желанные, заглушены? 1918

ПО МАРСОВУ ПОЛЮ

Сияла ночь. Не будем вспоминать Звезды, любви, — всего, что прежде было. Пылали дымные костры, и гладь Пустого поля искрилась и стыла. Сияла ночь. Налево над рекой Остановился мост ракетой белой. О чем нам говорить? Пойдем со мной, По рюмке коньяку, да и за дело. Сияла ночь. А может быть, и день, И, может быть, февраль был лучше мая, И заметенная, в снегу, сирень, Быть может, шелестела, расцветая, Но было холодно. И лик луны Насмешливо смотрел и хмурил брови. «Я вас любил… И как я ждал весны, И роз, и утешений, и любови!» Ночь холодней и тише при луне. «Я вас любил. Любовь еще, быть может…» — Несчастный друг! Поверьте мне, Вам только пистолет поможет. 1918