Вчера, старинный хлам от скуки разбирая,Я бегло перечел забытый мой дневник.О детство светлое, о юность золотая,Как показался свеж мне чудный ваш язык!Толпою поднялись знакомые виденья,И из поблекших строк отрывочных листовПовеяли мне вновь былые впечатленья,Раздался вновь аккорд замолкших голосов.Я вспомнил и о вас. Мы целыми годамиТеперь не видимся: у вас своя семья,А я, – я, как челнок, подхваченный волнами,Судьбою занесен в далекие края;Скитаюсь здесь и там, бесстрастно наблюдаю,Брожу у чуждых скал, внемлю чужим волнамИ тихой грезою порою улетаюПод сень родных лесов, к покинутым полям.Но что бы ни было, а я надеюсь свято,Что счастье наконец столкнет нас с вами вновь.Вы так мне дороги! Я отдал вам когда-тоВпервые грудь мою согревшую любовь…В тот год у вас в семье я лето проводил.Вы, только что простясь со школьною скамьею,Дышали свежестью нерасточенных сил,Весельем юности и нежной красотою.Свет, этот душный свет, с тоской его балов,С моралью узкою и черствостью холодной,Не наложил еще стесняющих оковНа ваш душевный мир, беспечный и свободный.Вы были веселы – без злости, хороши –Без
вычурных прикрас и милы – без кокетства;Поэзия едва проснувшейся душиСоединялась в вас с неведением детства;Но и тогда ваш взгляд нередко поражалВ минуты тихих дум своею глубиною,А я – ребенком был и тщательно искалХоть признака усов над верхнею губою.Я жаждал их для вас!.. О, как я вас любил,Как я завидовал мучительно и больноВсем, кто на вас смотрел, кто с вами говорилИ с кем встречались вы иль вольно, иль невольно!Мне живо помнится ваш голос, смех грудной,Блеск голубых очей, ресницами прикрытый,Румянец нежных щек и бледно-золотойПленительный загар, поверх его разлитый…Как много я о них элегий написал!Как много пышных лип в аллеях полутемныхБез сожаления ножом я истерзал,Ваш вензель выводя в приливе грез влюбленных!Но мысль признаться вам иль робко поднестиПлоды моих немых и тайных вдохновений –Тогда и в голову не смела мне прийти, –Так нерешителен и скромен был мой гений…В те дни охотнее о смерти я мечтал,Но тщетно вдоль ручья я омутов искал:Везде каменья дна в нем явственно сквозили,А в летние жары он так пересыхал,Что даже куры вброд его переходили…А то иные сны мне грезились порой:Как будто ночь вокруг… Угрюмо ветер злится…Наш дом безмолвно спит, окутан темнотой…Всё глухо, всё мертво, – и только мне не спится.Вдруг голоса, шаги… Всё ближе… В дверь стучатДымятся факелы… ножи в руках сверкают….Все в масках бархатных, все шпорами гремят,И вот уж ворвались, разят и убивают!..Их атаман, грозя железною рукой,Схватил вас за косу и «демонски» смеется…Но… «О моя любовь! он здесь, защитник твой!»Удар… еще удар – и враг уж не проснется!Потом… Но вам самим не трудно угадатьВсех этих ужасов счастливую развязку.Кто избежал из нас страстишки превращатьПорой свою судьбу в трагическую сказку?..Однако день за днем спокойно уходил,А подвига свершить мне всё не удавалось…Уж август наступал и тихо золотилПоля, и сад, и лес… Печально обнажаласьГустая глушь его. Короче стали дни,По зорям над ручьем туманы колыхались,И падающих звезд мгновенные огниВсё чаще в небесах, как искры, загорались…Угрюмая пора! Она вдвойне тяжкаТому, кому грозят, как тесные вериги,В бездушном городе вседневная тоскаИ школьной мудростью напичканные книги.Однажды – это был бесцветный, мутный день –Я по саду бродил. Вдруг предо мной мелькнулаПолувоздушная, знакомая мне теньИ в смутном сумраке беседки потонула…То были вы, – да, вы!.. Я сразу вас узнал…Вас ждали… В шепоте привета разгадалЯ скоро молодой, певучий бас соседа…Потом опять ваш смех… Он обнял вас рукой…Вот поцелуй звучит, за ним вослед другой, –И тихо полилась влюбленная беседа…О, верьте, – я ее подслушать не хотел!Но я был так смущен, что в этот миг проклятыйНе только двигаться, но и дышать не смел,Безмолвным ужасом и горестью объятый.Он грустно говорил, что в шуме городскомВы позабудете его простые речиИ в этом уголке, уютном и немом,По теплым вечерам условленные встречи;Что вы – красавица, что впереди вас ждутТолпы поклонников и сотни наслаждений, –А он – бедняк-студент, его дорога – труд,Его судьба – нужда да тяжкий крест лишений…Вы в верности клялись, он снова возражал,Потом над чем-то вдруг вы оба рассмеялись,Потом он обнял вас, опять поцеловал,Промолвил вам: «Прости», вздохнул, – и вы расстались..Как этот страшный день тогда я дотянул –Не помню… Кажется, я наглупил немало…В ушах моих стоял какой-то смутный гул,А сердце от тоски, как птица, трепетало.Я плакал, проклинал, хотел его убить,Потом себя убить, а вам письмо оставить,В котором я б молил «простить и позабыть»И подавал совет «не лгать и не лукавить».И весь нелепый вздор романов прежних дней,Смешавшись с искренним, вдруг вспыхнувшим страданьем,Забушевал в груди обиженной моейИ пищу дал мольбам, упрекам и стенаньям…За чаем, вечером, мы встретились. На вас,Пунцовый от стыда, я долго не решалсяПоднять заплаканных и покрасневших глаз,Потом взглянул на миг – и громко разрыдался…Пошли расспросы, шум: «Не болен ли?», «О чем?»Вы с милой ласкою воды мне предлагали, –Я успокоился, затихнул, – и потомМой взрыв все нервности согласно приписали.Я им не возражал, – но долго я не могСпокойно видеть вас, тоскуя втихомолку…К несчастью, в будущем суровый ваш урокПринес душе моей не очень много толку,Но – это в сторону. Вот мой простой рассказ.Я был бы рад, когда б повеял он на васОтрадой прошлого.
Я пригляделся к ней, к нарядной красоте,Которой эта даль и этот берег полны,И для меня они теперь уже не те,Чем были некогда, задумчивые волны;Не тот и длинный ряд синеющих холмов,И пальм развесистых зубчатые короны,И мрамор пышных вилл, и пятна парусов,И вкруг руин – плюща узоры и фестоны.Я больше не дивлюсь, я к ним уже привык;Но чуть в груди моей замолкло восхищенье, –Природы снова стал понятен мне язык,И снова жизни в ней услышал я биенье.Я не спешу теперь разглядывать ее,Как незнакомую красавицу при встрече,Но, словно друг, в ее вникаю бытиеИ слушаю давно знакомые мне речи –Те речи, что слыхал на родине моей,Когда один, с ружьем, бывало, в полдень мглистыйБродил в болотах я, терялся средь полейИль лесом проходил по просеке тенистой.
Всё та же мысль, всё те же порываньяК былым годам, к любви пережитой!Усни в груди, змея воспоминанья,Не нарушай печальный мой покой!..От этих глаз, под жизненной грозоюТеплом любви светивших мне тогда,В сырой земле, под каменной плитою,Я знаю, нет давно уже следа…
Пишу вам из глуши украинских полей,Где дни так солнечны, а зори так румяны,Где в воздухе стоят напевы кобзарейИ реют призраки Вакулы и Оксаны;Где в берег шумно бьет днепровская волна,А с киевских холмов и из церковных сводовЕще глядит на вас седая старинаКазацкой вольности, пиров их и походов.Я
много странствовал… Я видел, как закатРумянит снежных Альп воздушные вершины,Как мирные стада со склонов их спешатВернуться на ночлег в цветущие долины;Вокруг меня кипел шумливый карнавал,Всё унося в поток безумного веселья,И реву Терека пугливо я внимал,Затерянный в стенах Дарьяльского ущелья.Но то, чем я теперь в деревне окружен,Мне ново, добрый друг… В глуши я не скучаю,Напротив – я влюблен, как юноша влюбленВ свободу и покой, и сладко отдыхаю.О, если б вы могли из моего окнаВзглянуть туда, в поля, в разбег их безграничный,Какая зависть бы вам сердце сжать должна,Как стало б холодно вам в суете столичной!Ваш Петербург – он был недавно и моим –В дни поздней осени почти невыносим:Какая-то тоска незримо в нем разлита –Тупая, мертвая, гнетущая тоска…А этот мелкий дождь, идущий как из сита,А эти низкие на небе облака?!Здесь осень чудная: леса еще хранятУже поблекнувший, но пышный свой наряд;Дни ясны, небеса прозрачны и глубоки;Природа так светла, что вам ее не жаль,И кажется, вокруг не воздух, а хрусталь,И резвый утренник чуть колет ваши щеки…Как весело бродить под сводами аллей!..Чу! резкий крик… Гляжу: в лазури утопая,Несется надо мной белеющая стая Ширококрылых журавлей;Высоко поднялся к сквозящим облакам,Мелькая в вышине, их треугольник стройный…– Снесите мой привет полуденным волнам!Я помню – я любил их ропот беспокойный…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не принесет, дитя, покоя и забвеньяМоя любовь душе проснувшейся твоей:Тяжелый труд, нужда и горькие лишенья –Вот что нас ждет в дали грядущих наших дней!Как сладкий чад, как сон обманчиво-прекрасный,Развею я твой мир неведенья и грез,И мысль твою зажгу моей печалью страстной,И жизнь твою умчу навстречу бурь и гроз!Из сада, где вчера под липою душистойНаш первый поцелуй раздался в тишине,Когда румяный день, и кроткий и лучистый,Гас на обрывках туч в небесной вышине,Из теплого гнезда, от близких и любимых,От мирной праздности, от солнца и цветовЗову тебя для жертв и мук невыносимыхВ ряды истерзанных, озлобленных борцов.Зову тебя на путь тревоги и ненастья,Где меры нет труду и счета нет врагам!..Тупого, сытого, бессмысленного счастьяНе принесу я в дар сложить к твоим ногам.Но если счастье – знать, что друг твой не изменитЗаветам совести и родине своей,Что выше красоты в тебе он душу ценит,Ее отзывчивость к страданиям людей, –Тогда в моей груди нет за тебя тревоги,Дай руку мне, дитя, и прочь минутный страх:Мы будем счастливы, – так счастливы, как богиНа недоступных небесах!..
О, неужели будет миг,Когда и эти дни страданьяЯ помяну, уже старик,Теплом в часы воспоминанья,И, под тяжелой ношей дней,Согбенный над плитой могильной,Я пожалею и о ней –Об этой юности бессильной?Не может быть!.. Что мне далаЕе бесцельная тревога?К каким итогам привелаМеня пройденная дорога?Я разве жил?.. Не так живут!Я спал, и все позорно спали…Что мы свершили, где наш труд?Какое слово мы сказали?..Нет, не зови ты нас вперед.Назад!.. Там жизнь полней кипела,Там роковых сомнений гнетНе отравлял святого дела!Там Петр в Клермонте говорилИ жег огнем сердца народу,И на костер там Гус всходил,И Телль боролся за свободу…Там страсть была, – не эта мглаУнынья, страха и печали;Там даже темные делаСвоим величьем поражали…А мы?.. Ничтожен перед ней,Пред этой древностью железной,Наш муравейник бесполезный,Наш мир пигмеев, – не людей!..
На юг, говорили друзья мне, на юг, Под небо его голубое!Там смолкнет, певец, твой гнетущий недуг, Там сердце очнется больное!Я внял их призывам – и вот предо мной, Синея в безгранном просторе,Блестит изумрудом, горит бирюзой. И плещется теплое море.Привет, о, привет тебе, синяя даль, Привет тебе, ветер свободный!Рассейте на сердце глухую печаль, Развейте мой мрак безысходный!О, сколько красы окружает меня!.. Как дальние горы сияют!Как чайки в лучах золотистого дня Над серым прибрежьем мелькают!Теряются виллы в зеленых садах, Откуда-то музыка льется,Природа вокруг, как невеста в цветах, Лазурному утру смеется…Но что это? В свадебном хоре звучат Иные, суровые звуки,В них громы вражды, затаенный разлад, Угрозы, и стоны, и муки!..То море, то синее море поет; Разгневано синее море!Напев величавый растет и растет, Как реквием в мрачном соборе!..
Это не песни – это намеки: Песни невмочь мне сложить;Некогда мне эти беглые строки В радугу красок рядить;Мать умирает, – дитя позабыто, В рваных лохмотьях оно…Лишь бы хоть как-нибудь было излито,Чем многозвучное сердце полно!..
«За что?» – с безмолвною тоскоюМеня спросил твой кроткий взор,Когда внезапно над тобоюПостыдной грянул клеветоюВрагов суровый приговор.За то, что жизни их оковыС себя ты сбросила, кляня;За то, за что не любят совыСиянья радостного дня;За то, что ты с душою чистойЖивешь меж мертвых и слепцов;За то, что ты цветок душистыйВ венке искусственных цветов!..
Художники ее любили воплощатьВ могучем образе славянки светлоокой,Склоненною на меч, привыкший побеждать,И с думой на челе, спокойной и высокой.Осенена крестом, лежащим на груди,С орлом у сильных ног и радостно сияя,Она глядит вперед, как будто впередиОбетованный рай сквозь сумрак прозревая.Мне грезится она иной: томясь в цепях,Порабощенная, несчастная Россия, –Она не на груди несет, а на плечахСвой крест, свой тяжкий крест, как нес его Мессия.В лохмотьях нищеты, истерзана кнутом,Покрыта язвами, окружена штыками,В тоске, она на грудь поникнула челом,А из груди, дымясь, <струится кровь ручьями…>О лесть холопская! ты миру солгала!