Полное собрание стихотворений

Надсон Семен Яковлевич

1884

Из песен о невольниках^*

Лонгфелло

Когда заносчиво над стонущим рабом Поднимет гибкий бич властитель разъяренный, И вспыхнет стыд в рабе, и, корчась под бичом, Глядит он на врага со злобой затаенной, – Я рад: в грядущем я уж вижу палача Под львиной лапою восставшего народа: Нет в воинстве твоем апостолов, свобода, Красноречивее подъятого бича!..

1884

«Снилось мне, что я болен, что мозг мой горит…»^*

Снилось мне, что я болен, что мозг мой горит И от жажды уста

запеклись, А твой голос мне нежно и грустно звучит: «Дорогой мой, очнись, отзовись…» Жизнь едва только тлеет во мне, но тебя Так мне жаль, ненаглядный мой друг, – И в тревожной тоске я стараюсь, любя, Пересилить на миг мой недуг. И на миг я глаза открываю… Кругом Полумрак; воспаленный мой взор На обоях, при свете лампадки, с трудом Различает знакомый узор. Где-то хрипло часы завывают и бьют… По стенам от цветов на окне Прихотливые тени, как руки, ползут, Простираясь отвеюду ко мне. Ты стараешься ближе в лицо мне взглянуть И мучительно отклика ждешь, И горячую руку свою мне на грудь, На усталое сердце кладешь. Я проснулся… Был день, мутный день без лучей; Низко белые тучи ползли… Фортепьянные гаммы и крики детей Доносились ко мне издали… Осень веяла в душу щемящей тоской, (Сеял дождь, и, с утра раздражен, Целый день, как в чаду, проходил я больной, Вспоминая печально мой сон… Ах, зачем он был сном, лишь обманчивым сном, И зачем наяву ты меня Снова, пошлая жизнь, обступила кругом Суетой и заботами дня?!.

1884

«Беспокойной душевною жаждой томим…»^*

Беспокойной душевною жаждой томим, Я беречь моих сил не умел; Мне противен был будничный, мелкий удел, И, как светоч, колеблемый ветром ночным, Я не жил, – я горел! Целый мир порывался я мыслью обнять, Целый мир порывался любить, Даже ночь я боялся забвенью отдать, Чтоб у жизни ее не отнять, Чтоб две жизни в одну мне вместить! И летели безумные, знойные дни То за грудами книг, то в разгаре страстей… Под удары врагов и под клики друзей, Как мгновенья, мелькали они. Для лобзаний я песню мою прерывал, Для труда оставлял недопитый бокал, И для душных оград городских Покидал я затишье родимых полей, И бросался в кипучее море скорбей, И тревог, и сомнений людских! И бессильная старость еще далека, И еще не грозит мне могильной плитой… Отчего ж в моем сердце глухая тоска, Отчего ж в моих думах мертвящий застой, Зной недуга в очах, безнадежность в груди? Или жизнь я исчерпал до дна, – И мне нечего ждать от нее впереди? Где ж ты, вождь и пророк?.. О, приди И стряхни эту тяжесть удушья и сна! Дай мне жгучие муки принять, Брось меня на страданье, на смерть, на позор, Только б полною грудью дышать, Только б вспыхнул отвагою взор! Только б верить, во что-нибудь верить душой, Только б в жизни опять для меня Распахнулись затворы темницы глухой В даль и блеск лучезарного дня!..

1884

«Если в лунную ночь, в ночь, когда по уснувшему саду…»^*

Если в лунную ночь, в ночь, когда по уснувшему саду Ходят волны тепла и струится дыханье цветов И вдали, за рекой, открываются жадному взгляду Широко-широко озаренные дали лугов; Если в лунную ночь ты в глубокой аллее терялся, И глядел, и дышал, и внимал, как струится волна, – Знай: ее ты видал! То не белый туман расстилался, То,

легка и стройна, пред тобой пролетала она… Если в зимнюю ночь, в ночь, когда, словно зверь, завывает, Сыпля снегом, метель и в закрытые ставни стучит, И глубокая мгла, точно саван, поля одевает, И седая сосна за окном, нагибаясь, скрипит; Если в зимнюю ночь ты сидел пред горящим камином, – Знай; ее ты видал!

1884

В деревне^*

Сцена

Отец (входя)

Ты болен?

Сын

Нет, здоров.

Отец

Здоров, а сам лежит, И даже окна в комнате закрыты; Какой скучающий, какой бесстрастный вид! А вечер так хорош, так пышно он горит. Луга и лес зарей, как золотом, облиты… Сойди хоть в сад…

Сын

К чему?

Отец

Да просто подышать… Как чудно дышится такими вечерами! Посмотришь вдаль – и глаз не в силах оторвать. Где ты найдешь, лентяй, такую благодать Там, в ваших городах, за душными стенами? Черемуха в цвету, сирень уж отцвела. И тишь и сон вокруг; не прожужжит пчела, Не шевельнется лист, – всё мирно отдыхает, Всё нежится в волнах душистого тепла И звездной ночи ждет и день благословляет!

Сын

Отец, да ты – поэт!

Отец

А как тебя назвать, О мой премудрый сын? Иль, может быть, Опять Из пыли прошлых лет вы воскресили моду С плеча трунить над всем, всё гордо отрицать, Звать бредом красоту и презирать природу? Когда-то в юности и сам я был таков: Носились в воздухе тогда идеи эти, – Но мог ли думать я, что старый прах отцов В упорной слепоте наследуют и дети.

1884

«Мертва душа моя: ни грез, ни упованья!..»^*

Мертва душа моя: ни грез, ни упованья! Как степь безводная, душа моя мертва, И только, как и встарь, над тайной мирозданья В работе тягостной пылает голова. Вопросы жгут меня, и нет им разрешенья И нет конца. Как цепь, звено вслед за звеном, Кипят в груди они, и тяжкие сомненья Встают в мозгу моем усталом и больном.

1884

«Смирись, – шептал мне ум холодный…»^*

Смирись, – шептал мне ум холодный, – Ты сын толпы – живи с толпой… К чему в темнице гимн свободный, К чему вакханке стон больной?.. Ты проповедуешь в пустыне, Ты от языческих богов К иной, враждебной им святыне Зовешь фанатиков-жрецов…

1884

«Мы выплыли в полосу лунного света…»^*

Мы выплыли в полосу лунного света, И весла невольно упали из рук, Так чудно дышала природа вокруг Всей прелестью ночи, всей негою лета! Знакомое место едва мы узнали; Как в сказке, волшебно горела река, Как в сказке, о чем-то пугливо шептали, Дрожа и колеблясь, кусты лозняка, А там, в отдаленьи, мелькало огнями Село сквозь прозрачную зелень садов, И мельница резко чернела крылами, И слышались песни и гул голосов, – Был праздник… Чу! низко, над самой водою Кулик просвистал – и опять тишина. Что ж смолкнул наш хор? Пусть широкой волною Прокатится песня, тиха и стройна.