Полное затмение
Шрифт:
— Чудовище? Джулия Фокс?
Драпински кивнул.
— Как йети, — сказал он, на сей раз глядя прямо на Ломакса. — Я всегда представлял ее в виде отвратительной самки снежного человека.
Ломакс не знал, что и сказать на это.
— Наверное, — добавил Драпински, — звучит странно.
— Странно. И ненаучно.
Драпински вздрогнул. За стеклами очков трудно было определить цвет его глаз. Какой-то размытый, подумал Ломакс.
— Вы встречались с Джулией Фокс?
— Нет, но слышал о ней достаточно.
— Трудно узнать
Ответа не последовало. Драпински прошелся по комнате, выдвинул ящик и снова вернулся на место уже со скальпелем в руке. Он начал разделять мух на две кучки. Ломакс так и не понял, каким критерием учитель руководствовался при отборе. Со стороны все мухи казались одинаковыми. Разочарованный Ломакс продолжал:
— К тому же чудовище — термин антинаучный. Не знаю, что значит это понятие для вас, но чудовище, которым вы считаете Джулию Фокс, и чудовище, убившее Гейл и Льюиса, — это не совсем одно и то же.
— А вы умеете подбирать слова, — сказал Драпински, чуть помедлив над своей работой. — Сразу видно адвоката.
— Ошибаетесь. Я астроном.
Учитель биологии поднял глаза на Ломакса и быстро-быстро заморгал.
— Я — астроном, но сейчас в творческом отпуске и помогаю в расследовании убийства. Разве это не доказывает, что и вы способны ошибаться в людях, не так ли, мистер Драпински?
Учитель улыбнулся. Лицо и часть лысины при этом сморщились.
— Вы совершенно не знали Гейл? — спросил он. — А ей бы понравилось беседовать с вами — она увлекалась астрономией. Как и множеством других вещей. У нее был живой ум исследователя. Не удивлюсь, если Гейл состояла членом здешнего астрономического клуба.
Ломакс молча ждал продолжения.
— Вам не понравится то, что я скажу, — заметил Драпински. — К тому же времени мало. Вы опоздали. На тридцать минут.
— Простите, — сказал Ломакс.
— Хм, — произнес Драпински. Судя по тону, прощать он не собирался. — А по какой причине вы опоздали?
— Принести вам записку от матери?
— Мне хотелось бы узнать причину.
— Когда я выходил из дома, зазвонил телефон.
— Это был очень важный звонок?
Ломакс подумал.
— Наверное, нет, — признал он. Определенно нет. Сегодня вечером он так или иначе увидит Ким в обсерватории. Тогда он мог бы и договориться о визите Элисон. — Простите, — сказал он. — Я всегда стараюсь успеть, но всегда опаздываю. И ничего не могу поделать с этим.
— Хм-м-м, — снова пробурчал Драпински.
Наступило молчание. Учитель продолжал раскладывать мух на две кучки.
— Чем вы занимаетесь? — не выдержал наконец Ломакс.
— Отделяю мутантов от чистых. Наркоз продлится одиннадцать минут. — Затем неожиданно Драпински заговорил: — Гейл здорово справлялась с этой работой. Она была очень талантливой ученицей и часто помогала мне в лаборатории. Она приходила с коричневой сумкой во время ленча и помогала готовить опыты.
— Прямо-таки отчет об успеваемости, — заметил Ломакс.
Драпински показал рукой на один из графиков. Пересекающиеся линии напоминали большое насекомое. При ближайшем рассмотрении Ломакс увидел, что это генетическая карта. Линии связывали гаметы бабушек, дедушек, родителей и детей. Сбоку объяснялся смысл эксперимента.
— Это сделала Гейл? — спросил Ломакс.
Драпински кивнул.
Ломакс никак не ожидал подобного.
— Правда?
— Разумеется. — Драпински наслаждался изумлением Ломакса. — Это работа по изучению способа передачи наследственной красно-зеленой слепоты. Триста семей на протяжении трех поколений. К сожалению, исследование основывалось только на опросах, поэтому контрольный тест показал вероятность в шестьдесят пять процентов. Подробности эксперимента приведены в приложении. Исследование доказывает, что аллель цветной слепоты передается по наследству и зависит от пола…
График усложнялся. Ломакс заметил слова «цель, способ, результат, вывод». Он рассматривал почерк. Мелкий, все буквы написаны с одинаковым наклоном. Аккуратный. И форма, и содержание свидетельствовали о научном складе ума.
— Триста семей. Она проделала большую работу, — сказал Драпински. — Гейл заставляла меня раздавать опросные листы на собраниях родительского комитета. Родители заполняли, ученики — почти никогда.
— Ее привлекала генетика?
— Для талантливого ученика генетика — чистое наслаждение. На уровне школы в генетике есть своя стройная логика. Наверное, Гейл испытывала интерес к генетике из-за своей матери.
Ломакс помедлил.
— Вы встречались с ее матерью?
— Вы многого не знаете о Гейл. Ее мать умерла, когда Гейл была совсем ребенком. Трагично. Гейл всегда переживала, что болезнь, убившая ее мать, передается по наследству.
— Это она вам сказала?
— На годовщину смерти матери она надевала в школу бриллиантовую брошку. Гейл всегда боялась, что ее украдут, но все знали, по какому поводу надета брошка, и не трогали ее. Это единственная память, которая осталась у Гейл от матери.
Ломакс присел.
— Почему она проводила перемены здесь, а не вместе с друзьями-одноклассниками?
— Возможно, у нее не было друзей. Возможно, именно я был ее другом.
— Вы?
— Отчасти.
Драпински завершил разделение мух по кучкам. Высыпал одну из них в банку. Затем написал на листке бумаги: «Чистые» — и, засунув листок внутрь банки, плотно закрыл ее.
— Вы женаты?
— Да.
— Давно?
— Одиннадцать лет. Отвечаю на следующий вопрос — детей нет.