Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ

Эко Умберто

А между тем, только преодолев междоусобицы, можно сделаться политической силой, способной привлечь внимание многочисленной публики по-хорошему провокационными проектами и побить Берлускони, используя, по крайней мере частично, его же оружие. А если не принимать мою логику, ибо моя логика, понимаю, может не нравиться, хотя она и есть логика медийного универсума, в котором мы все с вами сегодня обитаем, — тогда остается только организовывать демонстрации протеста против введения пошлин на помол пшеницы и ржи.

Очи дуче [200]

Неделю назад у меня был день рождения, собрались друзья, и я попробовал вспомнить хоть что-нибудь из того, что было в тот далекий день. Память у меня очень хорошая, но я не сумел припомнить ничего. Пришлось восстанавливать

по рассказам родителей. Похоже, что вытащив меня из материнских чресел, акушер поднес меня родительнице и с восторгом объявил: «Видите, какие глаза? Вылитый дуче!»

Моя семья не была ни фашистской, ни антифашистской и подобно многим другим мелкобуржуазным семьям, воспринимала диктатуру как погоду. Но услышать, что дитя напоминает дуче, было, думаю, родителям приятно.

200

«Gli occhi del duce». «Репубблика», январь 2004 г.

Ныне, поднакопив с годами скептицизм, я начинаю думать, что акушер говорил то же самое всем роженицам из своей клиентуры. А глядя на свое лицо в зеркале, я убеждаюсь, что больше похожу на гризли, нежели на Муссолини. Однако родители мои, я уверен, были довольны, услыхав, что их сын напоминает дуче.

Я вот задумываюсь, что же скажет сегодняшний акушер. Что дитя — точь-в-точь Берлускони? Но ведь он вызовет послеродовую депрессию у роженицы? Не лучше и другие политики, стоит поглядеть на них в телевизоре. Умный гинеколог станет искать образцы среди шоуменов телевизионных передач или, для новорожденных девочек, среди манекенщиц.

Значит, каждой эпохе — свои герои. В мое время был культ государственных мужей, ныне — культ телешоуменов.

С присущей левому политическому флангу слепотой, последнюю декларацию Берлускони (про то, что он не читает газет, поскольку телевизор смотрят все, а газет не читает никто) наши единомышленники почему-то восприняли как очередной его идиотский ляпсус. А это вовсе не ляпсус. Это заявление наглое, но неглупое. Если суммировать тиражи всех итальянских ежедневных газет, цифра получится смехотворная. Сопоставьте ее с числом людей, которые ежедневно смотрят в Италии телевизор. Учитывайте также, что лишь часть итальянской прессы до сих пор кое-когда покритиковывает правительство. А телевидение, все шесть основных каналов (три государственных — РАИ и три лично берлускониевских — «Медиасет» [201] ) являются рупорами правительства. Берлускони совершенно прав. Задача — держать контроль над ТВ. А газеты пусть пищат себе что угодно.

201

РАИ — итальянское радио и телевидение, государственная организация. «Медиасет» — компания-монополист в отрасли радиотелевизионного продюсирования. Контролируется холдингом «Фининвест», который основан Сильвио Берлускони и принадлежит его семье.

Такова ситуация. Ситуация же такова именно потому, что она не зависит от наших желаний.

Вот из каких предпосылок я исходил. Вывод из предпосылок: в Италии устанавливается диктатура. Ну, раз так, пусть она хотя бы будет медийной — не политической. Уже пятьдесят лет всем понятно, что в любой стране, кроме, быть может, каких-то самых недоразвитых углов планеты, для смещения правительства не нужны никакие танки на улицах. Достаточно взять контроль над радиотелевизионными станциями.

Самый последний, кто до этого не докумекивает — Буш, этот лидер Третьего мира, по ошибке угодивший на пост руководителя страны с самым высоким на земном шаре индексом благосостояния. Но этим примером мой тезис только подтверждается.

Так что не стоит клеймить берлускониевский режим как «деспотический». Нередко возражают, что термин «деспотизм» напоминает о деспотизме фашистов, а «деспотизм», в котором мы живем, не имеет фашистских характеристик. Так я и не спорю. «Деспотизм» — форма правления, совершенно не обязательно фашистская. При фашизме не было свободы прессы. Берлускони устроил не диктаторский деспотизм, а медийный. Медийный деспотизм Берлускони не столь груб и не столь примитивен, как диктаторский (фашистский). Берлускони понимает, что для получения консенсуса важен контроль только над самыми общераспространенными носителями информации. Газетам как раз-таки можно

позволить уклоняться от линии правительства. Тем более что все газеты рано или поздно можно купить (разумеется, я имею в виду не купить экземпляры, а приобрести в собственность сами органы печати).

Зачем ссылать лучшего журналиста Энцо Биаджи [202] на рудники, и тем самым делать из него героя? Достаточно убрать его с телеэкрана — он и из памяти у всех исчезнет.

Разница между двумя деспотизмами — диктаторским и медийным — в том, что при диктаторском деспотизме (фашизме) люди знали, что газеты и радио пишут только то, чего желает правительство, а «Радио Лондон» ловить запрещено и за это сажают. Именно поэтому при фашизме никто вообще не доверял ни газетам, ни радиопередачам, все ловили «Радио Лондон» за плотно закрытыми дверьми и верили только тем сведениям, которые передавались тайно и устно. В медийном же деспотизме, предположим, десять процентов публики имеет доступ к оппозиционной прессе, а до остальных доходит лишь то, что распространяется через рупор врущего телевидения. Так вот, медийному деспотизму, во-первых, свойственно убеждение, будто диссидентство вполне позволено (есть же газеты, критикующие правительство, и мы вечно слышим жалобы от Берлускони, следовательно, в нашем обществе свобода слова соблюдена).

202

Энцо Биаджи (р. 1920) — итальянский журналист, работал на РАИ с 1961 г., приобрел известность своими репортажами, политическими комментариями, интервью. С 1995 г. вел на РАИ пятиминутную ежедневную вечернюю передачу «Факт» с частыми критическими высказываниями в адрес Берлускони. После прихода Берлускони к власти 31 мая 2002 г. передачу запретили.

Во-вторых, на телеэкранах реальность события жутко наглядна (нам говорят, что упал самолет, и точно: на глади моря покачиваются сандалии утопленников; неважно, что это могут быть сандалии давних утопленников, такие кадры хранятся в архивах всех телестудий на свете). Картинка яркая, и при медийном деспотизме люди верят исключительно телевидению. Подконтрольное режиму телевидение совсем не всегда цензурирует информацию. Конечно, бывают попытки со стороны диктаторских холопов что-то вырезать, и кое-кто намекает, что по телевидению нельзя говорить гадости о руководителях правительства (этот кое-кто не знает, что при медийном деспотизме можно и нужно ругать начальников, дабы не проснуться однажды в деспотизме диктаторском). Но эти попытки цензуры всем видны, наглядны и даже, не будь они так трагичны, были бы смешны.

Штука в том, что совсем нетрудно насадить в обществе медийный деспотизм с приличным лицом, вроде бы «позволяющий говорить все». Поясняю, какова рецептура этой кухни.

Если ни один канал не передаст мнение лидеров оппозиции о новых законах, у публики возникнет ощущение, будто ей что-то недоговорили. Поэтому при медийном деспотизме телевидение всегда держит на вооружении риторический прием, который называется «уступкой» (concessio).

Пример уступки. Существует пятьдесят доводов в пользу того, чтоб завести собаку, и еще пятьдесят причин, почему ее не заводить. Доводы в пользу, собака — друг человека; гавкает на воров; порадовать детей. Причины, почему собаку не брать: некому выводить; ветеринар и корм дорого стоят; и как с ней ездить. Предположим, наша цель — уговорить взять собаку. Тогда риторика «уступки» действует так «Да, естественно, собаки дорого стоят, превращают тебя в раба и не дают никуда ездить… (тут противники собак совершенно размякают от нашей искренности), но вы только подумайте, какие они друзья человека, до чего будут рады дети, как они отпугнут воров…»

Так структурируется аргументация в поддержку приобретения собаки.

Против же приобретения вырисовывается совсем другая риторическая фигура: «Да, мы знаем, что собаки — лучшее лекарство от одиночества, что их любит детвора и совсем не любят воры, но (и тут в другую дуду) завести собаку означает попасть в рабство, идти на все эти расходы, и, в конце концов, сказать прости любым поездкам…» По этому рецепту организуются речи против собак.

Телевизор действует аналогично. Если обсуждают закон о чем-то, поначалу дают слово оппозиции. После этого вступают защитники проекта закона и громят высказывания оппозиционеров. Результат — победа режима — гарантирован. Побеждает тот, кто говорил во вторую очередь.