Полоса отчуждения
Шрифт:
И, чуть погодя, продолжила:
– Ведь мужчина-супруг изменяет не затем, чтобы укротить свою страсть.
– А зачем же?
– Чтобы унизить жену.
Они помолчали.
Он не знал, что на это сказать.
А она, как бы погрузившись в забвенье, кажется, перезабыла все слова.
– Как хочется порой, – вновь начала она, – пройдя через мудрость и сострадание, перейти в иной мир. Где святость одного места постоянна. И отсутствует цивилизация, породившая мифы.
Ему было жутко от ее умности.
С Верой все было
Она, кажется, никогда не стояла в очереди, чтобы приобрести билет в страну приключений.
Если случалась радость, так только та, которую она ждала.
Коли приходила забота, то она – даже взором – не позволяла отвлекаться от главного.
И хоть святость не увеличивалась, от этого мир смертных и мир божеств ей был одинаково безразличен.
О себе Максим не думал.
И больше оттого что еще не осознал преимущества быть выделенным из ряда других.
Как-то он вез одного армянина, который из самого Еревана приехал сюда, чтобы отразить торговые связи.
Так вот он сказал:
– Тем удивительна Россия, что она на голом асфальте может сотворить труднодоступные места. И мир религии у вас совсем захирел. И еще: в вашей стране больше чем нужно доступных женщин. И все поголовно – жаждут райской жизни.
Максим молчал.
– И у вас совершенно отсутствуют, – продолжил армянин, – преданные советники. Как только к их мнению начинают прислушиваться, они тут же превращаются в оборотней. Вот почему наладить с вами торговые дела почти невозможно.
Он сделал паузу, потом продолжил:
– У нас есть странный на первый взгляд обычай – укрощать воду. И это теперь повсеместное занятие. А все потому, что когда Бог создал человека, то сказал ему: «Посвящай небу свои творения». И тот стал искать для себя простую и строгую религию долготерпения. Потому некий храм Анкор строился целых тридцать лет.
Максим вздрогнул от ощущения, что совсем забыл, что рядом сидит Подруга Жены.
Нынче почему-то вялая.
Почти безжизненная.
И она вдруг заговорила:
– Ты знаешь, что существуют небесные нимфы для ублажения богов? Такими славится древняя Камбожда.
Он просмотрел валяющуюся на дороге полупокрышку, и у него из рук едва не вырвало руль.
– Останови! – полуприказала она.
– Я хочу тебе рассказать не о нимфах и даже не о нимфетке, которую придумал Набоков.
Он отчужденно молчал, поскольку для него интеллектуальная система еще не стала нервной.
Видимо, производя его на свет, жизнь рассудила иначе, чем Бог, и не дала очевидных перемен, что трогают душу.
– Так бывает, – вновь заговорила Подруга Жены, – привлеченные богатством, то есть всяческой немереностью, некоторые наши девки опустились до потрясающего идиотизма.
– Какого же? – простовато вопросил он, почему-то включив мотор. Словно за следующей ее фразой предстоит марафонная гонка.
– Они вместо того чтобы искать совершенство в себе, поверив истерическим публикациям
И хоть он не спросил «какой», постаралась поскорее все это расшифровать.
– И вот, – продолжила она, – выбрав самое предпочтительное время года, они…
И в тот же миг она дернулась и заорала:
– Да выключи ты зажигание, черт возьми!
Он повернул ключ.
Мотор углох.
– Разговора от третьего лица больше не будет. Все, что я расскажу, произошло со мной лично.
Она чуть подзапнулась, словно собиралась взять свои слова обратно, потом повела:
– Меня всегда угнетала сама мысль о всетерпимости. Да и о религиозном компромиссе тоже. Хотя суть основных религий как раз и зиждется чуть ли не на остатности веры.
Она достала из сумочки небольшую бутылочку коньяку свинтив с нее крышку отглотнула.
– Однако высшая миссия человека на земле не прыгать в холодную пропасть, а воспитать в себе смирение, позабыв о кондовом довольстве и достатке. – Она опять отвинтила пробку, но пить не стала. – Мне давно было известно, что абстрактного интеллекта не существует. Всем руководит мировой контроль. И нелепо уповать на права, которых нет. Равно как на историческую память, какая отсутствует. А тело, разум и самосознание редко у бабы находятся в одной плоскости.
Она еще сделала глоток из бутылочки.
– Словом, не будем искать позитивную информацию. Короче, понес черт меня в Объединенные Эмираты.
– Зачем? – быстро спросил он.
– Чтобы познать…
Она – залпом – допила содержимое бутылочки и вышвырнула ее в придорожную полынь.
– Я приняла ислам. Мне дали имя Самира. А моего мужа звали Джамиль.
У Максима отвалилась нижняя губа.
– Меня закутали во все черное, оставив на свободе только глаза. – Эти слова она произнесла как-то эхово. – Я спросила, почему такие мрачные тона? Мне ответили, что во-первых, женщина – это исчадие ада, а во-вторых, она должна являть собой тень мужчины. – Она чуть подзадумалась, потом продолжила: – Эмираты – строгая страна. За изнасилование там безусловный расстрел. За сожительство, что у нас зовется гражданским браком, – тюрьма. За даже шутливый поцелуй – тоже. И за рукопожатие с женщиной не избежать решетки.
– Ну и порядки в этой Эмиратке, – неожиданно срифмовал Максим.
Она чуть придрогнула глазами.
Он давно замечал за ней эту особенность.
И тут же спросил:
– И на сколько же тебя хватило?
– На четыре года.
– А потом?
– Довела мужа, чтобы он трижды произнес «талах».
– А что это?
– По-нашенскому означает «развод».
Она вздохнула.
Потом произнесла:
– Как любитель земных удовольствий и полный ярких впечатлений от обладания русской красавицей, он избил меня нещадно. Я попала в госпиталь в таком состоянии, что молили, чтобы он сжалился надо мной и как можно дольше не отпускал.