Полоса точного приземления
Шрифт:
Стрелка секундомера прошла шесть раз по кругу. Аскольдов скомандовал: «Конец режима», - прибрал обороты двигателей и, сверившись с планшетом («Где там у нас следующая площадка?.. Ага: на пяти тысячах…»), ввел самолет в крутой разворот со снижением. Снижаясь, он привычно обшарил взором приборную доску и, еще не отдав себе отчета в том, какой прибор привлек к себе его внимание, вздрогнул. В кабине самолета десятки приборов. И давно замечено, что все их нормальные, правильные показания летчик как-то не отмечает в своем сознании. Спроси его о них после полета, скажет: «Нормально» - и все! Если, конечно, по заданию не требовалось
Так было и на этот раз: Аскольдова внутри что-то кольнуло, когда его взгляд пробегал по керосиномеру. Горючего оставалось где-то на самом донышке баков!.. Почему? Ведь перед началом только что завершившегося режима в них была добрая половина полной заправки!.. Куда оно могло деваться?!
Первая мысль: врет керосиномер… Скорее всего, так… Но так оно или не так, а продолжать полет, полагаясь на эту гипотезу, означало бы идти на безрассудный риск. И Аскольдов решительно довернул к направлению на аэродром. Попросил руководителя полетов обеспечить ему посадку с ходу, без круга.
Но до аэродрома оставалось минут десять лета. А стрелка.керосиномера резко шла к нулю.
– Сейчас она дойдет, - сказал себе Аскольдов, - и тут-то мы увидим, врет керосиномер или…
…«Тяга обоих двигателей пропала одновременно», - писал он потом в донесении. А в воздухе, как только это случилось, глянул на лежавшие внизу сплошные леса и резко скомандовал оператору:
– Катапультируйся!
– Что? Как?
– растерянно переспросил оператор.
– Катапультируйся немедленно!
– рявкнул Аскольдов.
В то же мгновение в кабину летчика ворвался рев обтекающего самолет воздушного потока, Аскольдову больно заложило уши - это оператор сбросил крышку своей кабины. И сразу после этого за спиной Аскольдова раздался оглушительный выстрел, самолет вздрогнул, как от попадания зенитного снаряда, - оператор катапультировался.
– Ну, Саша, давай!
– сказал себе Аскольдов, прижался к спинке кресла, напряг мускулы всего тела - и потянул красную рукоятку, торчащую с правой стороны у чашки сидения.
Когда над головой летчика, громко хлопнув, раскрылся основной парашют, вытянул его из кресла и бережно, неторопливо понес к земле, он подумал: «Хорошая все-таки, штука - парашют! Спасибо Леонардо да Винчи за идею. Толковый был старик!»
…Итак, авария. К счастью, не катастрофа.
А раз авария, значит - аварийная комиссия.
Из летчиков в нее включили почему-то сразу двоих: Федько и Литвинова - по каковому поводу оба ворчали. Каждый считал, что было бы вполне достаточно в комиссии и одного летчика, причем, конечно, лучше не его самого, а уважаемого коллегу. Участие в работе аварийной комиссии - далеко не самое обожаемое летчиками из всех выпадающих на их долю многообразных служебных поручений. Наверное, тут наиболее неприятная сторона дела состоит в том, что оказываешься как бы в положении судьи по отношению к своему товарищу. Да еще понимаешь при этом, что судьба переменчива, полную гарантию от ее превратностей дает, как утверждал Остап Бендер, только страховой полис, который в практике летных испытаний распространения как-то не получил, а потому ни один летчик никак не гарантирован от того, что завтра сам окажется в таком же положении подсудимого. Нет, противное, очень противное это дело -
Степан и Марат сидели за столом и хмуро взирали на лежащий перед ними испещренный цифрами лист бумаги.
– Вот, поглядите, - сказал заместитель Генерального конструктора, назначенный председателем аварийной комиссии.
– Тут подсчитано, какие должны были бы быть расходы горючего, чтобы двигатели сожрали его полностью за фактическое время полета Аскольдова. Получились значения, скажем прямо, высокие. Но нельзя сказать, чтобы нереальные. Топливную аппаратуру ведь перед полетом заново регулировали. Вполне могла она дать такие расходы - их ведь в полете как раз и проверяли. Для того и летали… Вот так.
– Ну и что же из этого следует?
– спросил Литвинов. Он, конечно, прекрасно понял - что. Но иногда.счи-тал полезным выглядеть наивнее, чем был на самом деле.
– Очень просто, - охотно разъяснил председатель.
– Аскольдов не ожидал такого повышенного расхода горючего и на керосиномер особенно не смотрел. А когда посмотрел, - было уже поздно.
– Гипотеза, - сказал Федько.
– В каком смысле?
– насторожился председатель.
– В прямом. Гипотеза, - повторил Федько.
– Точно: гипотеза, - поддержал Калугин.
– Значит, нужно ее доказать. А пока не доказали, извиняюсь…
– Как докажешь!
– развел руками председатель.
– Топливные агрегаты побиты. На контрольные замеры их не поставишь… И другого ничего не придумаешь…
– Конечно. Если ничего не придумаешь, значит, виноват летчик, - обозлился Литвинов.
– Раньше говорили: стрелочник. Так это на железной дороге. А у нас, в воздушной стихии, вместо стрелочника - летчик.
– Зачем вы так, Марат Семенович!
– слегка повысил голос заместитель Генерального конструктора.
– Не надо!.. А если вы не согласны с моей, как Степан Николаевич сказал, гипотезой, то выдвигайте свою… Георгий Иванович, - обратился он к Калугину.
– Вы что молчите. Как, по-вашему, мог летчик допустить ошибку или нет?
Ошибка летчика!..
Говорят, сапер ошибается один раз. Про летчиков так не скажешь - каждый из них, если он умеет говорить, хотя бы сам с собой, до конца откровенно, знает и помнит свои ошибки. Старается учитывать старую истину: «Умный отличается от дурака не тем, что не делает ошибок, а тем, что их не повторяет».
И все-таки ошибка ошибке рознь. Они поддаются некоторой классификации. Например, на грубые и мелкие. На простительные и непростительные… В спокойной, ничем не осложненной обстановке, на исправной машине, выполняя простое, до мелочей проработанное на земле задание, просто так - за здорово живешь - взять да прозевать, что горючее расходуется быстрее обычного… Нет, поверить в такую ошибку летчика трудно!
– Вряд ли, - хмуро ответил на вопрос председателя аварийной комиссии Калугин.
– В общем, так, - решительно сказал Федько.
– Причину, я считаю, мы пока не нашли. Надо копаться дальше. Чтоб были железные доказательства. А если только потому, что мы ничего другого не придумали, кто-нибудь захочет всех собак на Аскольдова вешать, то, говорю заранее, мы с Литвиновым будем особое мнение писать.
– Ну хорошо, - предложил надежное, не раз выручавшее аварийные комиссии средство председатель.
– Давайте напишем, что с полной достоверностью установить причину не удалось, но предположительно…