Полоса точного приземления
Шрифт:
Он неторопливо записал все, что требовалось, в планшет. Потом его внимание привлек выплывший из-под крыла слева («То есть это от меня слева, а по ходу полета это справа», - мысленно поправился он) город на берегу реки. В этом городе он бывал, а потому начал с интересом разыскивать и находящийся где-то в центре - вот он!
– старинный собор, и разветвленные пути железнодорожной станции, и белевшую пролысину городского стадиона, и городской театр, построенный в двадцатых годах в удивительном стиле, названия которого наблюдатель не знал («Кубизм, что ли…»).
Он еще продолжал разглядывать медленно уплывавший город, когда вдруг почувствовал какое-то внезапно возникшее
Быстро обернувшись, наблюдатель ахнул. Из левого - по ходу полета левого - двигателя черным шлейфом залил дым, а там, откуда этот шлейф вырастал, - у выходного сопла двигателя - один за другим, как рыжие плевки, каждые две-три секунды появлялись выбросы пламени.
– Пожар! Горим!
– закричал кормовой наблюдатель, от возбуждения забыв нажать тангенту внутрисамолетной связи, от чего его возглас никем, кроме него самого, естественно, услышан не был. Поняв свою ошибку, он поспешно повторил то же тревожное сообщение, на этот раз по всем правилам обращения с техникой.
– Не кричите, - спокойно ответил Кедров (иммунитет ко всему, хотя бы отдаленно напоминающему панику, у этого человека был непробиваемый).
– Скажите толком,-где и что горит.
Но произнося эти слова главным образом в целях воспитательных - для поддержания на борту спокойной, деловой атмосферы, - Кедров уже сам знал, что и где горит. Быстро оглянувшись, он обнаружил, что в обширном входном отверстии левого двигателя, обычно выглядящем густо затененной, черной, как бездонный колодец, впадиной, сейчас играют мрачные бордовые отблески.
Выключенные пожарные сигнализаторы отомстили за себя! Пожар был обнаружен с запозданием.
…Все, что делал летчик дальше, было безукоризненно. Перекрытая подача топлива в горящий двигатель, выход на скорость, при которой эффективнее всего работает система пожаротушения, приведение этой системы в действие - все это было проделано быстро, четко, в правильной последовательности. Одновременно самолет крутым разворотом был направлен носом домой, к аэродрому. И это тоже было правильно: чем скорее пристроить горящую машину на землю, тем лучше: пожар-то времени тоже не теряет!
Кедров сообщил руководителю полетов, что на борту пожар, и сразу же получил ответ:
– Ноль-двенадцатый, я - Затон. Посадку с ходу разрешаю! Разрешаю! Полоса для вас свободна. Заходи спокойно…
Все другие находящиеся в воздухе машины были направлены в зоны ожидания. Разговоры по радио прекращены. Пожарный и санитарный автомобили с работающими моторами уже стояли в конце полосы, невдалеке от того места, где предположительно должен был остановиться на посадке после пробега горящий самолет.
Но он уже не был горящим, когда приземлился. Кедрову удалось еще в воздухе сбить пламя и погасить пожар, пустив в ход систему гашения. И посадил он машину четко, спокойно, точно у посадочных знаков.
Причину пожара быстро нашли: подтекало горючее из почти невидимой трещинки в одном из соединений. Дурацкий мелкий дефект! Вернее - еще одно доказательство старой истины, что мелких дефектов в авиации не бывает…
Кедров снова чувствовал себя победителем. Победителем, которых, как известно, не судят.
– Что? Победителей не судят?
– спросил Белосельский.
– С каких это пор? Очень даже судят! Особенно
– То есть как это - выключать пожарные сигнализаторы?!
– встрепенулся проводивший разбор Кречетов.
– Вы что, их выключали?
– Ну и что?
– резко ответил Кедров. Он шел на разбор, чувствуя себя если не героем, то, во всяком случае, тем, что называется - большой молодец. Ожидал слов одобрения, похвал и уже приготовился к тому, чтобы встретить их подобающим образом: скромно, с достойной сдержанностью. И вдруг - критика. Почти обвинение.
– Ну и что?
– повторил он.
– Что ж, вы думаете, сигнализаторы помогли бы, хоть сто раз их включи? Им же доверия все равно не было. Как тому парню - помните?
– который много раз кричал «Волки! Волки!» из баловства, чтоб людей попугать. А когда взаправду волки появились, он закричал, а ему никто не поверил… Так и тут, если бы загорелся, в который уж раз, сигнализатор, каждый бы на моем месте сначала осмотрелся, приказал кормовому выхлоп поглядеть, а уж потом начал бы пожар тушить… И, между прочим, именно так все у нас и получилось: увидели пожар - начали действовать…
– Но, дорогой мой, ведь увидели, когда уж разгорелось, - терпеливо настаивал Белосельский.
– А по сигнализатору пораньше спохватились бы.
– На сколько? На пять секунд? На десять? На двадцать?
– Не знаю. Думаю, побольше… А если и на двадцать или на десять,, то пожар - это пожар: каждая секунда дорого стоит.
И все-таки поговорка о победителях, которых не судят, видимо, оставалась в силе. Кедрова умеренно пожурили на летном разборе, а дальше, чем в более высокие сферы, со ступеньки на ступеньку, переходило обсуждение происшествия, тем в более благоприятных для Кедрова тонах оно протекало. В самом деле: люди целы и невредимы, самолет посажен без царапинки, сам объект испытания - форсированный двигатель, на который возлагались большие надежды, - оказывается, ни в малейшей степени не скомпрометирован. Чего же еще желать? Все основания для хорошего настроения. (В каждом из нас, будь мы до мозга костей современны, сидит что-то от того восточного владыки древности, который гонца, принесшего добрую весть, награждал, а принесшего весть дурную - казнил…) Дело окончилось тем, что Кедров получил благодарность в приказе и двухмесячный оклад «за умелые и хладнокровные действия в аварийной обстановке». Что, в общем, соответствовало действительности - особенно после того, как такая обстановка, по чьей бы то ни было вине, так или иначе возникла.
Но сразу после разбора официального последовал еще один, на сей раз неофициальный. «Гамбургский счет» - называл его Белосельский. Иногда этот разбор бывал и пожестче официального. Особенно если герой дня не проявлял должного понимания того, что ему пришлось выслушать. Так было и на сей раз. Нет, вслух Кедров ни словом не возражал, но выражение его лица!..
Первым прокомментировал выражение его лица Аскольдов:
– Ты, похоже, на нас облокотился…
– Зачем!.. Но, извините, Александр Филиппович, машина-то у меня цела, - спокойно ответил Кедров.