Полосы жизни
Шрифт:
– Дай ему, Слава, ещё, для ума!
– резанула мой слух такая фраза, прозвучавшая из её уст.
Я бросился бежать домой, твердя себе под нос только одно слово: "Ненавижу!" Костюм был изорван, лицо избито, но всё это не шло ни в какое сравнение с тем, какую рану получила моя душа.
Так слово "ненавижу" стало моим спутником на долгие годы. Я поклялся себе в том, что отомщу всем, кто посмеялся надо мной, кто презирал меня и мою мать все эти годы, кто не считал нас за людей.
У моей мамы была подруга, сын которой считался отъявленным хулиганом в нашем городе, и у которого была своя банда. Звали его Пашка-цыган. Действительно, в нём было что-то цыганское. Пашка был человеком слова. Он всегда ставал на мою защиту, даже когда я не просил его об этом. Но теперь я пришёл к нему за помощью. Пашка принял меня в свою
– Ну и кто ты теперь? Кусок мяса, не больше! И где же теперь вся твоя гордость, твое высокомерие?
Били мы и одноклассников и одноклассниц. Последним доставались такие унижения, что не пожелаешь ни одной женщине. Не трогал я только Славика и Лену. Для них у меня был уготован особый вид мести. Но ему так и не удалось свершиться. Слава и Лена попали в автомобильную катастрофу и погибли. Рассказывают, что они, умирая, обняли друг друга, так что их пришлось разъединять, чтобы похоронить. Они действительно любили друг друга. Когда я узнал об этом, злость прошла, глаза мои открылись. Наступило озарение. Я понял, что не тем путём шёл всё это время. Я вышел из банды, взялся за учёбу, окончил ПТУ, потом техникум, затем заочно окончил институт. Теперь вот работаю инженером по строительству дорог. От юности всё-таки осталось подозрение и недоверие к людям. Я так и не решился вновь попытать счастье в любви. У меня есть товарищи и друзья. Я горжусь ими. Но нет любви, и это меня гнетёт".
Пока Георгий рассказывал свою историю, подошёл его автобус. Я проводил его до автобуса. По пути я спросил его:
– Георгий, ну теперь ведь вы человек не бедный. Так что же мешает вам всё-таки обрести семью и быть счастливым?
– Видать, не судьба...- ответил он мне.
На этом мы простились. Давно ушёл его автобус, а я всё находился под впечатлением его рассказа. Я оглянулся вокруг и увидел, как все мы разделились на "крутых" и "лохов", бедных и богатых. Но, скажите, кому всё это нужно, если мешает нам жить?
Вторжение
– Рэсники! Рэсники едут!
Крик, поднятый детворой, катился с одного края села в другой. Он звучал как набат, говорящий о приближении врага. Село всполошилось. Все кидали свои дела и бегом мчались к домам. Одинокие бабки векового возраста, и те проявляли свою прыть в беге и лазании через заборы.
Машина Энергонадзора, высадив двух контролеров в начале села, мчалась в конец, чтобы там высадить ещё двоих и с двух концов одновременно проводить прочёсывание. Но, как говориться, дорога ложка к обеду. Не успела машина развернуться, как уже все в селе приняли вид законопослушных граждан. Накинутые провода были скинуты, пилорамы спрятаны, жучки убраны, петли сорваны, а нелегальные провода уже были бельевыми. Правда были злостные неплательщики за свет, которым было трудно принять вид законопослушных граждан, но они закрылись в домах, вывесив замки обманушки, или срочным порядком скрылись в близлежащем лесу. Набег не удался. Озлобленные контролёры, не выручив ни яйца, ни курки, искали козла отпущения. Сойдясь все вчетвером , они решили идти в последнюю хату одной командой. Дом был убогий и жила там одинокая пенсионерка, но старший контролёр уже поставила над домом свой крест. Ну почему именно над этим домом, ведь в селе их сто двадцать? А кто может определить игру судьбы? Так получилось. Вот и всё объяснение.
Началось всё как положено со стука в калитку и неуверенного крика: "Хозяева!" Потом пошли стуки в дверь дома с душераздирающими криками: "Отворите! Энергонадзор!" Пенсионерка была глуховата и открыла дверь только тогда,
– Почему не открываете?
– Сколько можно к вам стучать?
– Вы что, не видите, что к вам пришли снимать показания счётчика?
– Что бабка, жучка никак не могла снять?
Такой град вопросов из четырёх глоток, да ещё и одновременно собьет с толку любого. Но бабуся была тоже не лыком шита.
– И всего-то? Я уж думала война.
Контролёры были ошеломлены и с минуту не могли сомкнуть разинутые от удивления рты. Но профессионализм есть профессионализм. Минута, и команда уже в доме возле счётчика. Если бы у вас было бы четыре уха, вы бы всё равно не сообразили что говорят, а ваши глаза бы стали раскосыми, ибо вы не смогли бы уследить за перемещением контролёров. Одна щупает провода, другая заглядывает в счётчик, третья под диктовку четвёртой уже пишет акт о вскрытии хищения электроэнергии. Бедная хозяйка пришла в себя только тогда, когда контролёры с победным видом, оставив в её руках второй экземпляр акта, удалились.
Прошёл месяц, другой. Наступило тридцать первое декабря. Не смотря на короткий рабочий день, энергетики, закупив предварительно на рынке деликатесы, решили доконать и козла отпущения в селе. Наша бедная пенсионерка осталась на Новый год без света. Всё село ходило и качало головой, приговаривая: "Бедная Марья".
Я решил зайти к ней и по свойски, так сказать, по селянски выразить свое сочувствие.
Я зашёл к ней в дом, громко хлопнув дверью. Ох уж эта привычка хлопать дверью! Дверь защёлкнулась на запор, а хозяйки в доме нет. Дурацкое положение. А что делать? Сел на лавке и стал ждать. Через полчаса сидение надоело, и я стал расхаживать по комнате. В течение двадцати минут были рассмотрены все иконы, все рушники, все портреты. Остался только стол, на котором лежали какие-то книги и открытки. Я взял в руки несколько открыток, на которых было большими буквами написано: "За упокой". В них были вписаны: "Шкуренко Ольга" и "Нестеренко Антонина". Такие люди не жили в нашем селе. Я отложил открытки и взял в руки самую толстую книгу на обложке, которой были изображены перевёрнутая пятиконечная звезда и какие-то крестики-нолики. Я раскрыл наугад и стал читать. Строки, которые попались мне на глаза ,были примерно такие: "Если вы хотите чтобы вас любили...", "Если вы хотите изжить своего врага..." Меня заинтересовала страница, где были заклинания для прибыли денег. Я зачитался. Деньги, - какое слово! Заманчивое, притягательное слово. Заклятие, согласно предписанию я прочитал сорок раз. И только я положил книгу, как в дом зашла хозяйка. Увидев меня ,она не удивилась, не обозлилась, а только рассмеялась.
– Экий ты смешной.
– Пояснила она мне причину своего веселья.
Теперь же настала моя очередь пояснять причину своего появления. Но я стал молоть что-то малопонятное.
– Рад...это самое...как сказать...вот это самое.... Это, как его... видеть вас...сочувствую... Э-э-э-э по поводу...как это... ну... это... Я это, книжку. Думал надо абра-швабра-кадабра, а оно это... Лихо!
Бабка Марья покачав головой, подошла к столику и взяла одну из открыток "За упокой". Потом подойдя ко мне, всунула её в мои руки.
– Прочти правильно эту фамилию на три "о". Где ставить ударность?
В открытке была записана Толочко. Я произнёс правильное украинское звучание и тут меня осенило: "Это же девушка-контролёрша".
– Как же это вы, Марья Ильинична живых хороните?
– Поинтересовался я уже полностью придя в себя.
– А что с ними делать, душегубами?
– Спросила она, залившись слезам, и начала свой монолог.
– Я бедная, несчастная, а эти душегубы оставили без света, штраф наложили. Главное же душу вывернули, опозорив на старости лет.
– Вам бы съездить к их начальнику.
– Дурак ты. С его ведома бардак и делают. Деньги всем надо.
– Ну, штраф же наложили.
– Вот им.
– Крикнула бабуся, сунув в лицо мне дулю.
Через десять минут, поплакавшись друг другу на судьбу, мы расстались. Я пошёл домой, где меня ждал денежный перевод. Заклятие сработало и сработало быстро. Меня стала интересовать судьба контролёров и через неделю, приехав в город, я поспешил в "Райэнерго". Возле проходной, будто ожидая меня, сидел друг детства.