Полосы жизни

Гасымов Руслан Масимович

Анатолий Иванович достал из шкафа вторую бутылку коньяка.

– Опыт, Евгений, опыт. Ты вообще зря пришёл с такой ерундой в больничку. Знаешь, клин клином вышибают. Вот и ты если заболел от холодного пива, то лечись горячим. Будет противно. Ничего. Два стакана горячего пива выпьешь, прополаскивая горло, и на утро уже будешь как огурчик.

– Так везде говорят, что если заболел, то иди к врачу, а не занимайся самолечением.
– Возразил Евгений.

– В идеале это так, - продолжал откровенничать Анатолий Иванович.
– Но в жизни часто бывает не так как хочется. Врачами часто становятся люди, которых близко нельзя подпускать к медицине. Вот, к примеру, ты сегодня нарвался на крючкотвора, который

боится нарушить инструкции. А каков результат? Ты полдня бегаешь по больнице, хотя нормальный врач мог бы всё решить за пять минут. Так что давай выпьем за то, чтобы меньше в нашей жизни было крючкотворов.

Они выпили разом, как по команде. Потом Анатолий Иванович поставил печати в обходном, в направлении и в медицинской книжке, подписывая везде что Евгений здоров. Евгений поблагодарил врача и, пошатываясь от выпитого коньяка, вновь отправился к терапевту.

Возле кабинета никого не было. Евгений подумал, что хотя бы на этот раз он пройдёт без очереди. Дорогу ему перекрыла уборщица.

– Куда прёшь, алкашня?

– К терапевту.

– Иди проспись, ирод. Терапевт уже как час закончила приём и ушла домой.

Евгений, не обижаясь на уборщицу, молча, развернулся и пошёл домой. По пути он зашёл в магазин и купил бутылку пива для того чтобы вечером нагреть и пить горячим.

Городской парадокс

Анна Кузьминична, старушка восьмидесяти лет, вышла за ворота посидеть на лавочке возле своего двора. К её сожалению на улице никого не было. "Вымерли никак все?" - подумалось старушке. Но тут к соседнему двору подъехало такси и из него вышла соседка Галина.

– Ты с города, Галя?
– Окликнула её Анна Кузьминична, пытаясь завязать разговор, зная любовь Галины к болтовне.

– Да, Анна Кузьминична. Была у сына.
– Залилась соседка, оправдывая надежды скучающей старушки.
– Отвезла ему три банки тушенки, два килограмма копченого сала, литр сметаны, ведро огурцов и помидоров...

Галина, чтобы произвести впечатление на соседку и вызвать её зависть, могла ещё долго перечислять наименование и качество своей помощи сыну, но старушка решила перевести разговор в другое русло.

– А вообще как там в городе?

– О! В городе всё хорошо. Магазины! Асфальт! Люди одетые по моде! Зашла в маркетинг, а там чего только нет! Все полки забиты тушенками, сгущёнками, консервами. Сало и копченое и соленое. Сметана вёдрами продаётся. Огурцы и помидоры кучами навалены и ты выбираешь те, что тебе нравятся.

Глаза Анны Кузьминичны расширились.

– А зачем ты тогда сыну в город отвезла тушёнку, сало, сметану, помидоры и огурцы?

– Так там же жрать нечего.
– Ответила Галина и, рассчитавшись с таксистом, быстро юркнула к себе во двор.

Долго ещё сидела Анна Кузьминична на лавке, пытаясь понять, как это в городе выживают люди, если магазины полны, а жрать нечего.

Гадюка Машка

Хорошо летом в деревне. А выйдешь из деревни в степь и вдохнёшь запах разнотравья, да ещё если рядом река и лес, то захочется сразу раствориться в этой красоте и пребывать так вечно. Вот так и я любил после схода росы, отложив косу, поваляться в траве. Ляжешь на спину, руки под голову и смотришь на облака, вдыхая аромат свежескошенного сена. Чувствуешь себя словно в раю. Лишь только стрекотание кузнечиков, да назойливые слепни говорят о том, что ты на земле. Но не только насекомые могут нарушить недолгое наслаждение природой.

Как-то во время покоса пришлось поработать больше привычного. Обычно кошу до схода росы, а после как в пословице: "роса

долой и мы домой". А тут вошёл в азарт и остановился только тогда, когда солнце приближалось к зениту. Решил отдохнуть и прилёг в теньке под деревцем дикой груши. Уже и дремота стала одолевать, как слышу приближающийся шорох. Шух-шух-шух. Шорох становился всё ближе и всё громче. Приподнялся и увидел, что прямо на меня ползёт большая чёрная гадюка. Но стоило мне приподняться как змея сама, перепугавшись, развернулась, да так, что казалось, словно она это сделала, оторвавшись от земли, и стала уползать в обратном направлении. Удалившись на несколько метров, она повернула ко мне голову и зашипела: "Спишь? Спи, а за мной не ходи. Укушу". Потом поползла дальше и вновь развернулась и опять зашипела: "Не преследуй, укушу".

– Да ползи уже, ползи.
– Крикнул я ей, махая рукой.

Змея скрылась в траве. Я сразу понял, что лёг на её тропе, по которой она ползает от леса к реке и обратно. Значит, она сейчас поползёт снова, только чуть дальше от своей тропы. Так и есть. Вновь слышу шорох: шух-шух-шух. Только теперь на два метра правее от того места где я лежал. Теперь я смог понаблюдать, как грациозно перемещалась чёрная медянка. Она приостановилась напротив меня, посмотрела в мою сторону и поползла дальше, не испытывая беспокойства. Я провожал её взглядом до тех пор, пока она не скрылась из вида. Тут я понял, что в том направлении, куда ползла гадюка, находилась небольшая посадка яблонь, а значит, там должна быть её нора. "Ну что ж, будем знать, что ты там живёшь.
– Подумал я и решил дать ей имя.
– И если ты толстенькая, то значит ты самка и имя тебе Машка". Вот так состоялось моё знакомство с гадюкой Машкой.

Неделю спустя я проходил мимо упомянутой посадки яблонь. Уже за пятьдесят метров я заметил Машку, лежащую на наезженной тракторами дороге. Человек несведущий мог бы подумать, что поперёк дороги лежит просто блестящая палка и шёл бы себе беспечно, пока не приблизился на опасное для себя расстояние. Я же знал, что змеи любят после дождя выползать на дорогу и греться. Их шкура тогда блестит и переливается на солнце, словно усыпанная изумрудами. Завораживающее зрелище. И я не мог его упустить. Расстояние до Машки я преодолевал бесшумными кошачьими шагами. Приблизившись на расстояние трёх метров, я остановился и стал любоваться игрой света на её шкуре. Машка тоже меня заметила, но притворилась мёртвой. "Эх ты, хитрунья, - прошептал я.
– Кого ты одурить-то вздумала? Слишком ты яскравая для мёртвой". Взяв за ориентир веточку, лежащую возле хвоста Машки, я отвернулся. Потом повернул голову снова в её сторону. Машка лежала в той же позе, да только чуть дальше от веточки. Я опять отвернулся и вернул свой взгляд к змее. Она, не меняя позы, ещё дальше удалилась от веточки. Так мы поиграли ещё несколько раз, пока Машка на половину не сползла с дороги. Потом она быстро поползла и скрылась в траве. Теперь я стал смотреть в сторону деревьев. Яблони Крымки уже созревали.

– Машка, как мы яблоки делить будем?
– Крикнул я в ту сторону, куда она уползла.

Тишина. Только ветерок заставил яблони прошелестеть: "Как-то будете".

Ещё через неделю я направился с мешком за яблоками. Подойдя к посадке, я стал вычислять, где может находиться нора. Моё внимание привлекли три пенька. Но возле какого именно живёт Машка? Я стал медленно приближаться к пеньку, который был ближе к яблоне, но как не старался идти тихо, всё равно спутанная трава выдавала резким рваным звуком мои шаги. Раздался шорох возле пенька, и я увидел, как его обвила проснувшаяся Машка. "Что это я?
– Подумала, глядя на меня змея.- Это просто гладкокожий". Она сползла с пенька и стала заползать в нору под ним. Когда скрылся её хвост, я подошёл к дереву и стал снимать яблоки, приговаривая: "Лучшего места ты, конечно, не могла найти".