Полшага до мечты
Шрифт:
– Почему ты медлил, почему не сразу выполнил приказ Нагатина? – всхлипывала Анна. Она еще не пришла в себя после пережитого.
Упрямец смолчал, ответил Богданов:
– Большинство летчиков гибнут оттого, что пытаются спасти самолет.
– У тебя еще где-нибудь болит? – допытывалась Аня.
– Ерунда. Мышцы болят и шея. Голову прижимал к заголовнику изо всех сил. И в воздухе крутило, как в бешеном смерче. Насилу соображалка включилась… Сереже не говори, – попросил Матвей, – присочини что-нибудь, вроде поскользнулся, упал…
– Очнулся
Вариация на сюжет из любимого кинофильма сняла напряжение. Спасатели принялись изощряться в остроумии. Тема улетевшего ботинка и возможных точек его приземления с увлечением муссировалась в течение всего времени, пока пробирались к машинам.
– Счастливчик, трофеями разжился – лодкой, «книжкой». Как потеплеет, махнем на рыбалку, а флягу, чур, без меня не распивать. – Богданов объяснил Ане, что «книжкой» летчики называют плоскую флягу со спиртом на два литра, которая хранится в НАЗе. Трофеи эти очень ценятся летчиками, так как обладателями становятся только те, кто реально катапультировался.
Факт аварии скрыть от Сережи не удалось. Весть о том, что на пустыре разбился самолет, облетела авиагородок со скоростью смерча и посеяла панику среди семей тех летчиков, которые находились в это время на аэродроме или в воздухе. Весь поселок был взбудоражен, к аэродрому потянулись группки людей.
Матвея не успели еще поместить в медицинский уазик, как зазвонил Анин телефон.
– Аня, Аня, еле дозвонился, ты где?! – Мобильная связь прерывалась, и потому Сережа кричал.
– Я с Матвеем. С ним все в порядке, он слегка повредил ногу, ничего серьезного. – Аня отвечала чересчур бодрым тоном.
– Это его самолет разбился?.. Можешь не юлить, я сразу понял, что это он. Говори прямо, с ним очень плохо?
– Сережа, мы везем его в госпиталь, приходи туда – сам убедишься, что все в порядке.
– Почему – везете? – спросил он упавшим голосом.
– Я же сказала, он подвернул ногу… Подожди, передам ему трубку.
– Серега, слушай мою команду: хандру отставить, хвост трубой и дуй ко мне. Папе не настучал?.. Молодец, ты у меня башковитый… Да ничего серьезного, ерунда, пустячное растяжение – не иначе. Дай бог, чтобы растяжение, – сказал Матвей, возвращая телефон Ане.
К счастью, перелома, как опасались врачи, близкие и сам Матвей, не оказалось, тем не менее требовалось определенное время на лечение и восстановление. Матвея тщательно обследовали, никаких иных повреждений не нашли. Богданов беспокоился до последней минуты, пока врачи не вынесли своего заключения.
– Живем, дружбан! – воскликнул он. – Я больше всего боялся травмы позвоночника, но ты у нас молоток, успел грамотно катапультироваться.
Через два дня после происшествия позвонила Елизавета Михайловна и поставила дочь в известность, что намерена не позднее вечера прибыть в гарнизон.
Аня встретила ее на железнодорожной станции. Поезд еще не остановился
На крыльце дома остановилась, не решаясь переступить порог:
– Сейчас, доченька, в груди занялось, дай отдышаться…
Тут Семен Павлович вышел навстречу:
– Заходи, Лиза, мы ждали тебя.
Бедная женщина потерялась страшно, Ане жалко стало ее до слез: легко ли решиться на поездку в неизвестное, с грузом вины, сомнений, годами подавляемых желаний. Мать попыталась что-то сказать, но сумела выдавить лишь несколько бессвязных обрывков фраз.
Матвея привезли домой, он лежал на диване в гостиной, рядом сидел Богданов.
Подполковник принес Матвею в подарок щенка немецкой овчарки, толстого, с плотной шерстью, большими лапами и уморительной мордой.
– Ма, смотри, у него нос кожаный! – бросился к взрослым Темка. Щенка он держал на руках; его личико светилось от счастья.
Елизавета Михайловна встрепенулась:
– Артем, иди поздоровайся с бабушкой.
Присутствие ребенка помогло ей хоть как-то собрать воедино разбросанные чувства. Внимание взрослых сосредоточилось на флегматичном звереныше. Ему было хорошо на руках, а кутерьма вокруг собственной персоны совершенно его не занимала.
– Какой симпатяга! – воскликнула Елизавета Михайловна. – Надо дать собачонку имя. Уже придумали?
– Дядя Матвей назвал его Бомбер. Бомбер, смотри, это моя бабуля Лиза, а это мама. Мам, возьмем его к нам домой? Дядь, скажи, что ты подаришь мне Бомбера.
– Считай, что он твой.
– Мы его обязательно возьмем, только пусть он немного подрастет, – дипломатично вмешалась Аня. – Здесь он будет гулять в садике, дедушка за ним присмотрит, а у нас Бомбер будет целый день сидеть в квартире один.
Сережа вообще ни с кем не разговаривал, держался с презрительной холодностью, на вопросы не отвечал, с гневной обидой смотрел на Матвея, когда тот к нему обращался. Даже Аня чувствовала себя в чем-то виноватой перед братом. Кончилось тем, что юноша треснул дверью и ушел, не сообщив, куда направляется.
В доме имелась пара костылей – когда-то в них нуждался Семен Павлович, теперь они пригодились Матвею.
– Дарю, пользуйся, – сказал Семен Павлович, – попрыгай на одной ноге, благо недолго тебе быть в моей шкуре.
По лицу Елизаветы Михайловны пробежала болезненная судорога. Она жадно вглядывалась в отца своей дочери; Семен Павлович, в отличие от нее, был спокоен, держался в высшей степени предупредительно, оказывал гостье необходимое внимание.
Богданов ушел, Матвей встал на костыли; молодые люди решили дать возможность родителям пообщаться наедине. Темка, сам превратившись в четвероногое, лазал по всему дому за щенком – тому пришла охота обследовать новое место жительства вплоть до отдаленных закоулков под кроватями и шкафами.