Полубородый
Шрифт:
А что будет со мной, я пока не знал. Но Полубородый тоже этого про себя не знал, а пробыл в пути целый год, а не полдня, как я. Поли искал бы себе отряд солдат и примкнул бы к нему, но я не гожусь для войны. Для монастыря тоже не гожусь, теперь я это знаю.
В середине дня пошёл снег, первый раз в этом году.
Двадцать вторая глава, в которой Себи встречает Чёртову Аннели
В долине Тёсс людям безразлично, если кто-то умирает от голода. Если к ним постучишься, тебе не откроют, а если откроют, то тут же перед носом у тебя захлопнут дверь. Может, всё дело во мне самом; для человека, просящего милостыню, я выгляжу не совсем оголодавшим, хотя в монастыре нас, видит Бог, не откармливали. Да я бы отработал свою еду, но в это время года работы ни у кого не было. Две лишние рабочие руки означали и один лишний рот, а кому охота кормить кого-то даром.
Когда я шёл через Рапперсвиль, там как раз проходила ярмарка
Мне бы следовало пробраться украдкой в нашу деревню и выкопать мои деньги из могилы Голодной Кати или хотя бы в той будке с сырами следовало отрезать ломоть побольше, мой грех бы от этого не увеличился; или свой маленький запас я должен был расходовать экономнее, а не съедать весь кусок в тот же вечер. Когда мёрзнешь, то кажется, что еда тебя согреет, но это не так. За всю прежнюю жизнь я так не наголодался, как за последние дни, и то, что спустя какое-то время я уже не был голоден и больше не находился в бегах, а шёл домой, я отношу на счёт счастливой случайности. Хотя господин капеллан однажды говорил в проповеди, что никаких случайностей не бывает, а все события, что с нами случаются, Господь Бог заранее изучил и провёл, но я в это не верю, иначе людей не за что было бы наказывать, когда они делают что-то неправильно; если всё заранее предопределено, они же тогда не виноваты. Господин капеллан говорит, это мистерия, тайна, не нашего ума дело, но мне кажется, что это отговорка.
Ну, неважно.
Снег падал всего пару часов, а потом снова перестал. От снега мёрзнешь меньше, но идти стало труднее, как будто кто-то при каждом шаге держит тебя за подмётки. В одной деревне под названием Фишенталь, «рыбная долина», местный ручей выглядел так, будто из него и впрямь легко можно было выудить рыбу; тут я и пожалел о том, что вернул Полубородому его крючок; брат Финтан наверняка бы не заметил, если бы я тайком пронёс в монастырь нечто такое маленькое. Но если бы мне кто наперёд сказал, что случится так, как случилось, я бы ему не поверил.
Дорога проходила по долине, но долина была слишком широкой, и горы справа и слева не защищали от ветра. А ветер дул очень сильный. Через некоторое время я заметил другого человека, идущего в том же направлении, что и я. То была женщина, и она показалась мне знакомой. Но я не поверил своим глазам; когда ты одинок, тебе в каждом углу мерещится кто-нибудь знакомый. Женщина шла медленнее, чем я, и вскоре я её догнал и увидел, что действительно её знаю: то была Чёртова Аннели; как раз на святого Мартина она обычно и начинала своё странствие.
Она меня не узнала, ведь Чёртова Аннели встречает стольких людей, а я всего лишь обыкновенный мальчишка. Когда она была у нас в деревне в последний раз, я прятался за спинами взрослых, чтобы меня не прогнали спать. Но про суп, который ей подавали у Айхенбергера, она ещё помнила: в нём плавало настоящее мясо, а не только хрящи и мослы. Она спросила меня, что я здесь делаю, в такой дали от дома, и, пока мы шагали с ней рядом, я рассказал ей всё, хотя и собирался выдавать себя просто за молодого монаха, идущего из одного монастыря в другой. Но Чёртова Аннели умела слушать, после каждой фразы она восклицала: «Да что ты!» или «Ты смотри-ка!», вот так и вытянула из меня всю историю. Ведь рассказывать – это как мочиться: если начал, остановиться трудно. Я сознался Аннели, что давно голодный, и она сказала, что делу легко помочь: недалеко отсюда, мол, есть маленькая часовня милости со статуей Матери Божьей, вот туда мы и направимся. Я ещё подумал, что вряд ли Божья Матерь добудет для меня из воздуха кусок хлеба, но Аннели имела в виду нечто совсем другое. Она хотела зайти в часовню только для того, чтобы укрыться от ветра, а еда была у неё с собой, в узелке под накидкой. В Фишентале, откуда она шла, её так щедро угощали, что она смогла прихватить с собой и про запас, и теперь она отрезала мне большой ломоть хлеба и кусок сала, сама она тоже поела, потому что, как она сказала, зимой она всегда голодна, даже когда сыта.
Есть и рассказывать – это для неё навсегда слилось воедино, и она меня спросила, знаю ли я историю про человека, который сбежал из преисподней. Да, сказал я, очень хорошо её помню, в конце он нашёл себе невесту, но когда собрался пойти с ней в церковь, на него напала трёхглавая адская собака и утащила его обратно к чёрту.
Чёртова Аннели удивлённо на меня посмотрела и сказала:
– Неужто я в тот раз на этом закончила? Ну да, наверное, сильно проголодалась.
А на самом деле, мол, у этой истории
– Когда этот человек собрался со своей невестой в церковь обвенчаться, – начала Аннели, – действительно прибежала откуда ни возьмись адская собака, но на каждой её голове красовалась уздечка с зелёными изумрудами, а верхом на собаке восседал сам сатана собственной персоной, седло ему не требовалось, только шпоры, которые росли у него прямо из копыт. Парень молил о пощаде, а невеста плакала, и это нравилось чёрту больше всего: слёзы невинных людей для сатаны – это всё равно что для нашего брата сладкое вино с пряностями и мёд. Поэтому он сказал: «Так и быть, я утащу тебя в геенну огненную не сразу, а сперва сыграю с тобой в одну игру. Если выиграешь, ты свободен, а если проиграешь, то отправишься со мной в преисподнюю не один, а вместе с невестой». Чёрт ведь любит играть, – объяснила Аннели, – но он всегда мухлюет, поэтому всегда и выигрывает. На сей раз игра была такая: «Где-то в мире, – сказал чёрт, – я припрятал камень, на котором огненными письменами начертан мой знак. Если ты этот камень найдёшь и дотронешься до него, ты свободен. А если нет…» Тут чёрт засмеялся, как умеет смеяться только он, и стал потирать руками так, что посыпались искры. «Даю тебе на это год, – сказал он, – ровно год, час в час, и буду ждать тебя на этом месте у церкви». Чёрт уселся, удобно откинувшись на старый могильный камень, а его адская ездовая собака сложила на лапы все три своих головы и заснула. А человек пустился в путь бегом, ведь если тебе надо обыскать весь мир, то год совсем небольшой срок.
Было что-то особенное в том, что Аннели рассказывала историю только мне одному, но я должен признаться: хлеб, который я при этом поедал, был не менее важен.
– Целый год, – продолжала Аннели, – чёрт просидел на деревенской площади. Поначалу все обходили его стороной и делали большой крюк, но человек ведь ко всему привыкает, и скоро люди шастали мимо, не обращая на него внимания. А для деревенских мальчишек стало испытанием на храбрость прыгать через его вытянутые ноги. Чёрту это нисколько, казалось, не мешало. Только прикасаться к нему нельзя: сразу появлялся ожог, который уже больше никогда не заживал. Всё это время чёрт ничего не ел, ему хватало для пропитания слёз невесты. Жених между тем исходил весь мир, поднимался на самые высокие горы, где даже горные козлы тонули в снегу, а за горами побывал на юге, где так жарко, что птицы несут яйца на лету и подхватывают их когтями, потому что на земле они бы сразу сварились вкрутую, как в кипящей воде. Нырял он и в морские глубины, где огромные рыбы величиной с целый дом, а однажды он повстречал даже дракона. Но чёртов камень с огненным знаком так нигде и не нашёл. Через полгода он пришёл на край света, туда, где дальше дороги нет и стоит сделать только шаг, как упадёшь в вечное Ничто. И он тогда пошёл обратно, через страну, где бегают единороги, как у нас тут косули; через другую страну, где люди бросают головы вверх, чтобы суметь заглянуть подальше; и через третью, в которой луна светит днём, а солнце ночью. Каждый камень, что встречался ему на пути, он переворачивал, но чёртова клейма не было ни на одном, и чем ближе год подходил к концу, тем яснее ему становилось, что в этом поединке ему не выиграть. В последний день года, выделенного ему чёртом, в самый последний час года он вернулся в свою деревню, и когда соседи увидели его лицо, им стало ясно, что он проиграл и должен будет вернуться в ад вместе с невестой. Чёрт уже протянул к нему свои когти, но в этот момент одна маленькая девочка неловко бросила шарик, который она слепила из козьих катышков, и эти катышки брызнули чёрту прямо в глаза. От испуга он подскочил, и тут все увидели, на чём он просидел целый год: на камне, который тот парень тщетно разыскивал; всё это время он был здесь, в деревне. И поскольку год, назначенный для спора, ещё не истёк, времени оставалось ровно столько, сколько нужно, чтобы один раз моргнуть, и жених успел за это время дотронуться до камня, чёртово клеймо исчезло как не бывало, и таким образом он выиграл этот спор. Чёрт в ярости так громко чертыхался, что адская собака проснулась от шума, он вскочил ей на спину и ускакал прочь. В деревне его больше никогда не видели, только на том камне, где он просидел целый год люди показывали своим внукам и правнукам вмятины, оставшиеся от его зада. А тот мужчина и его невеста вместе вошли в церковь, обвенчались и всю оставшуюся жизнь прожили в ладу, потому что чёрт больше не отваживался к ним приблизиться.
Так закончилась история, Аннели была сыта и я тоже, и теперь мы могли бы и дальше идти вместе, я-то был бы рад сопровождать её всю зиму, от одной истории до другой, от одного кормления до другого. Но Аннели сказала:
– А тебе надо бы развернуться и пойти в свою деревню. Но будь осторожен, когда придёшь туда: никогда ведь не знаешь, где прячется чёрт.
Если бы мне это сказал другой человек, я бы его не послушал. Но Аннели знает, какое продолжение должны иметь истории, поэтому я сейчас уже на пути к дому. И откуда ей известны наперёд те дела, про которые она рассказывает, или она всякий раз придумывает им новый ход, смотря по тому, кто её в этот момент слушает?