Полуденная буря
Шрифт:
– Так пришили ж Мак Кехту?
– То-то и оно. И мы все думали – сидов прогнали, работай да радуйся. Ан нет. Петельщики заявились.
– У-у, сволочи те еще. Мне Хвост сказывал.
– Вот видишь. Всего ничего свободными пожили. А теперь Витгольд с Экхардом зайдутся спорить, кому из нас кровь сосать. Они-то зайдутся, глядишь, и дракой сойдутся, а бока мятые у нас будут.
– Это точно. – Ардан уже и не спорил.
– Вот и бежим куда глаза глядят. Лучше раньше удрать, чем потом в землю-матушку навсегда залечь.
– Бежать вольно, коли есть куда...
– Точно.
– Согласен.
– И в войско не всякого тоже возьмут.
– Оно понятно.
– Вот и выходит – мы вроде вольные, а на самом деле крепостные. Жизнь так кабалит, не всякому барону под силу.
– А ты, значит, вырвался? – Меткий хитро прищурился. – В трапперы решил податься али в город? А может, в войско?
– Могу и в трапперы. Приходилось и плашки ставить, и силки настораживать. А могу и в город. Читать-писать разумею. Счет знаю.
– Вона ка-а-ак... – протянул ардан. Про Сотника, пригорянина, и спрашивать не стал. Ясное дело, в любом войске нарасхват такие бойцы. – Ладно. Поговорили.
Он еще раз внимательно оглядел моих спутников.
Мак Кехта, не поднимая головы, забилась в самый дальний угол, почти в темноту. Правильно делает. Нет нужды местным жителям ее лицо видеть.
И все-таки Меткий прежде всего обратил внимание на феанни.
– Сидит, накрылась, глаз не видно, – пробурчал он. – Вроде дурное замыслила.
– Да не бери в голову, Меткий! Переживает баба. С горя малость умом тронулась. Чего тебе от нее надо?
– Ладно, пущай сидит, – согласился ардан. – По нашей жизни умом тронуться легче легкого. Кто мужика-то ейного пришиб? Остроухие или наши?
– Люди. – Если вспомнить покойных ярла Мак Кехту или Лох Белаха, так я не соврал нисколечко. – Время, видишь, неспокойное.
– Это так. Про Мак Кехту слыхал?
Ну вот, сейчас начнется. Только б у сиды хватило выдержки не вмешаться.
– Слыхал.
– У-у-у, зверюга. Народу положила, страсть.
– Да уж.
– Палила целыми хуторами, кишки на деревьях развешивала. До крови охочая, говорят. Прям пила бы ее. Слава Пастырю Оленей, шлепнули стерву.
– Да ну?
– Дык у вас же на прииске дело было! Нешто не знаешь? – В глазах Меткого мелькнуло подозрение.
– Трупа ее никто не видел... – И это тоже правда, лопни мои глаза. А если Хвост что и рассказывал, должен был упомянуть, что сида ушла в стуканцовы ходы.
– Да-а, жалко. Ее-то за все злодеяния помучить бы как следует. Мне б волю дали – жилы тянул бы да железом каленым...
Что ж он смакует-то? Нашел о чем поговорить. И ведь не возразишь особо – в сей момент в пособничестве остроухим обвинят. Как тогда договариваться с траппером? А без их харчей да
– Что толку переливать из пустого в порожнее? – Я постарался придать голосу побольше убедительности. – Не нашего ума дело. Мы люди маленькие, свои шкуры сберечь – и ладно.
– Ты в ее шкуре был, дядька Меткий? – неожиданно вмешалась Гелка.
Вот еще напасть на мою голову! Сейчас ляпнет лишнее по простоте душевной.
– Нет, не был! – Рыжие брови ардана полезли на низенький лоб.
– Так и не суди! Всех родных-близких в одночасье потерять – тут любой с ума стронется, лютовать начнет.
– Хех, – выдохнул, как от кружки чистого ржаного вина, траппер. – У тебя что, Молчун, все бабье племя с прибабахом? Одна сидит, молчит – дундук дундуком. Другая на честных людей кидается, ровно волчонок. Ишь, чего удумала, чтоб я да в шкуру остроухой заразы! Ты, девка, поди да тем, чьих родных ведьма проклятая порезала-пожгла, расскажи про то, кого она там и где потеряла!
Видит Сущий, надоело мне всех успокаивать, споры утихомиривать, словно жрец какой-то!
– Не обращай внимания, Меткий. Девка больно жалостливая. Она всех жалеет. И людей, и нелюдей. И тех, кого режут, и тех, кто режет. Давай лучше о деле.
– Хе, о деле? А ежели я теперь обижусь?
Еще и выпендриваться будет! Да глаза уже от жадности кровью налились.
Я вытащил из-за пазухи заветный мешочек. Подкинул на ладони. Да, легковат он у меня. А кто ж думал, что траты так рано начнутся. Еще до обжитых земель не добрались, а уже развязывать приходится. А ведь каждый камешек по2том и мозолями заработан. За каждый чего-то недоедал, недопивал...
Тьфу ты! Как такие мысли возникают? Стыдобище! Ни одного самоцвета покамест не потратил, а уже пожалел!
Я дернул за веревочку, вытряхнул содержимое мешочка на ладонь.
Траппер застыл с открытым ртом. Пожалуй, Хвост ему тоже камешки показывал. Может, и сменял пару на что-то полезное. А у самоцветов сила есть. Сила не хуже чародейской. Привязывает людей. Мы-то народ привычный. Ковыряемся в земле, драгоценности десятками через пальцы бегут. Относишься к ним как к обычным камням. Порой забываешь об их истинной стоимости в миру. А люди совсем по-другому их блеск видят. Вот так блеснет порой в глаза, и все – навеки приковало. Человек готов на преступление пойти, жизнь у ближнего отнять, лишь бы завладеть вожделенным сокровищем. Даже не для обогащения, а просто для удовольствия обладать сверкающей красотой. Вот и Меткий...
– Ну, Меткий, вижу, разговор у нас будет.
Ардан сглотнул сухим горлом:
– Чего ж не поговорить!
– Тогда начнем с коней. Ты говорил, хромые они у тебя?
Он надул губы:.
– Говорил, были хромые. А щас гладкие, аж лоснятся. Отъелись, отдохнули.
– Так я погляжу? – приподнялся Сотник.
– Ты наглядишь там... Вместе сходим.
– Как скажешь. Ты хозяин.
Они вышли.
– Та бьех го, феанни. Спасибо, госпожа. – Я обернулся к Мак Кехте, стараясь поймать ее взгляд во тьме капюшона. – Та аглэ орм, шив’ ни риэн. Я думал, ты не выдержишь.