Полуденная буря
Шрифт:
Вот когда осознал я это, такое зло взяло. Подумалось: да гори оно все синим пламенем. И ученичество, и жречество, и почет, и уважение, и сытный кусок хлеба, а сытным он даже у писаря был бы. Бросил все, не попрощался с товарищами и уж тем более не испросил позволения у строгих наставников. Бедному собираться – только перепоясаться, говорят в Трегетрене. Чашка, ложка, щербатая плошка... Ушел ночью. Как через ограду перебрался – ловкостью я никогда не отличался, а ограда в Школе высоченная, чуть не с крепостную стену, – до сих пор недоумеваю. Видно, здорово досада разобрала. А с досады да с обиды и не такое человек сотворить может. Об одном жалею – несколько пергаментов, которые стишками исписал, под половицей забыл, в тайнике. А может, оно и к лучшему? Раз решил со старой жизнью порвать, рви под корень.
Недолго
Из Империи я направился на Север. В трех королевствах – Трегетрене, Повесье и Ард’э’Клуэне – жизнь сурова, но в чем-то спокойнее. Да и у жрецов пока что руки коротки прибрать северные земли под свое крыло. Народ там молится своим богам. Веселины – Матери Коней, трейги – Огню Небесному, а арданы – Пастырю Оленей. Понятное дело, что все они не что иное, как ипостаси Сущего Вовне, но люди должны справлять религиозные обряды так, как сами того захотят. Во имя душевной свободы. Я обосновался в Восточной марке Трегетрена. Это узкий клин земли в правобережье Ауд Мора, тянущийся до подножия Восходного кряжа. Прибился к старому трапперу. Учился силки ставить, ловушки-плашки настораживать, выделывать шкурки куниц и горностаев, белок и кроликов. Так, может, и прожил бы всю жизнь. Прибился бы к фактории. Глядишь, и семьей обзавелся бы. Но после смерти старика тоска взяла. Просто невмоготу. И тут услышал я о самоцветных приисках, разбросанных по юго-восточным окраинам Облачного кряжа, исконным землям перворожденных.
Случай занес меня именно на Красную Лошадь. Так старатели назвали прииск по имени скалы, встречающей каждого гостя, вольного или не вольного, что выходит к участкам-делянкам.
С тех пор восемь лет моей жизни прочно связаны со старательским трудом.
Выкупил я участок и стал работать. Отрезок жилы мне достался не самый плохой. Кое-что попадалось. Шерлы и аметисты, голубые и розовые топазы, жаргоны и гиацинты. Несколько раз попадались даже смарагды – удача неслыханная по нашим временам. Ведь за несколько сот лет разработки прииск обеднел настолько, что кое-кто из парней предпочитал просеивать и промывать старые отвалы. Доход тот же, а под землю лазить не надо. Не привалит тебя кровля просевшая, не загрызет стуканец приблудный.
В урочные дни – осенью, когда морозец скует раскисшие от дождей дороги, и весной вместе с первой травкой, как спадут вспученные талой водой горные ручьи, – приезжали сборщики подати от ярла Мак Кехты, владельца земли, на которой стоял прииск. Драли в три шкуры. Поди объясни перворожденному, глядящему на тебя как на рабочий скот, что порода обеднела. Лет двести тому назад, может, их подать и была десятиной. А по нынешним временам кое-кто отдавал и половину нажитого.
Годы шли своим чередом. Мне везло. Не только расплачивался с сидами, но и отложил немного на черный день, на возвращение в теплые края – не до старости же кайлом махать в рассечке, когда-то и отдохнуть захочется. Всего один раз попробовал плетей за недоимки. Это в ту зиму, когда простудился изрядно – кашель нутро выворачивал, аж в груди болело. Видно, легкие морозом прихватило: стужа у подножия Облачного кряжа случается – не приведи Сущий. Мой приятель Карапуз отпаивал меня тогда горячим молоком с маслом и медом. Тем и выходил. Но не мог же я позволить, чтоб он на мою хворь свою выручку тратил.
Там же на прииске я и познакомился со всеми своими спутниками.
Гелка – девочка-арданка. Сирота. Ко мне прибилась. И я ее, как дочь родную, оберегаю. Хотелось бы и по закону удочерить, чтоб все устроить как полагается. Но пока не случилось оказии. Гелкины родители и старшие сестры погибли в одну ночь. На исходе прошлой зимы. Мы-то и знать не знали, и ведать не ведали, что война началась. Люди на перворожденных пошли. Три короля северных держав наконец-то перестали друг другу глотки рвать, а сумели объединиться. Думаю, Лох Белах не остался в стороне от сражений. Все-таки не последнее место в дружине Мак Кехты занимал. Но, по всей видимости, напоролся на противника посильнее себя. Потому что в одиночку, как зверь подраненный, от погони бежал и на Красную Лошадь вышел. На что надеялся только?
Так часто бывает. Кого боятся, того ненавидят. А если ослабевшим увидят, всяк пнуть норовит. Приняли парни Лох Белаха в кулаки. Почти насмерть прибили. Тут и погоня подоспела. Арданские наемники. У их капитана потом наши бляху нашли с оленем скачущим. Герб Ард’э’Клуэна. Ну, в наемники кто идет? Те, кто в родном краю не ко двору пришелся. То есть воины не самые благородные и достойные. Полуживого сида к стволу липы приколотили железными костылями – такими рамы крепежные сбивают в выработках. А потом пошла гулять вольница! Не все я своими глазами видел, но о многом догадался, а кое-что парни потом рассказали. Сперва пришлые и та часть наших, которым бесчинства по вкусу, разгромили трактир. «Развеселый рудокоп» он назывался. Почему рудокоп – мы ж все-таки старатели – надо было в свое время у Харда, хозяина его, спросить. Теперь уж и не узнаешь. Хард как раз отцом Гелке и приходился. Возмутился он, не иначе. Да кому понравится, когда твое добро по ветру пускают. Ну, и порешили его. А там и за семью взялись. Гелка тем спаслась, что в сене зарылась. Отыскали ее, но поздно. Покуражиться не успели. Нашелся в толпе человек, не спрятавшийся за трусливое: «Мой домишко с краю, ничего не знаю». Остановил мародеров. Голыми руками меч отобрал и главаря их срубил.
Этот человек – мой второй спутник. Он из пригорян, чья страна еще дальше к Югу, чем Приозерная империя, у самого подножия гор Крыша Мира, рядом с которыми и Облачный кряж не горы, а так, всхолмье. Его настоящее имя я услышал совсем недавно. Глан. Раньше я знал его под кличкой Сотник. У нас на прииске все были с кличками. Жихарь, Белый, Хвост, Желвак, Воробей... Это еще более-менее пристойные. Каково быть Карапузом или Пупком? Сотник явился на прииск осенью минувшего года. Выкупил участок сломавшего шею в шурфе Пегаша. Работал как все. Неумело, но старательно. Пригорянин оказался молчуном еще похлеще меня. Вот на этом мы и сошлись. Приятно сидеть, курить на склоне дня, когда тебя не донимают глупыми шутками-прибаутками или байками столетней давности.
О том, что Сотник окажется мастером, непобедимым в бою хоть с оружием, хоть без оружия, никто не думал. А зря. Надо было лучше припоминать все, что о пригорянах рассказывают. Там мальчишка в десять лет уже воин, а старик и в восемьдесят еще опасен, как рогатая гадюка. Правда, до старости пригоряне редко доживают – уж очень воинственный народ. По их понятиям, настоящее ремесло для мужчины – это война. Совсем уж неспособные к боевым искусствам становятся оружейниками, бронниками, ковалями, шорниками. И все. И никаких златокузнецов, ткачей, краснодеревщиков и прочих мирных занятий.
В ту страшную морозную ночь, озаряемую пламенем трех огромных кострищ, думаю, многие недовольны были творящимся безобразием, но из толпы не высунулись. А Сотник высунулся. Показал пример. Не звал за собой, не произносил речей. Просто поступил как должно. А прочие старатели за ним потянулись. Все-таки людей честных и справедливых на Красной Лошади оказалось гораздо больше, чем охочих до разгула и грабежей.
Предводитель наемников – капитаном Эваном он назвался – хотел остановить его. Убить нацелился. Хочется верить, что мой крик «Сзади!» помог Сотнику извернуться и опередить врага...