Полуденная буря
Шрифт:
– Вот, уже обиделись, – покачал головой Живолом. – Просто вас, веселинов, до расстройства довести. Сами первые начали. Или нет? А видел Властомира потому, как в том отряде был, что его отбивал. Не подоспели б петельщики трегетренские, здоровущий курган насыпать в Весеграде пришлось бы.
– Ну, уел, уел, – примирительно пробормотал вожак. – Когда б не трейги, победили бы остроухие у Кровавой Лощины? К этому ведешь?
– Да нет. С чего бы. Вместе бились. Я к тому веду, что наш король вперед в бою не лезет, грудь под бельты да под дротики не подставляет. Коннетабль
– Ото ж ваш король накомандовал, – съехидничал Крыжак. – В телеге на сене.
– Пускай и на сене, да петельщикам его у остроухих отбивать не пришлось.
– Во! И петельщиков вспомнил, не к ночи будь помянуты. Ты их сильно любишь?
– Не за что мне их любить, – нахмурился трейг, – только я честно вам говорил – сам в петельщиках состоял. Недолго.
– Да помню-помню. – Бессон еще раз пристально вгляделся в притулившиеся в низинке под холмом домики. – При случае замолвишь словечко за меня перед Валланом.
– Вот этим клинком, – Живолом прикоснулся к торчащей над правым плечом рукоятке полутораручного меча, – я с ним говорить буду. Так что на словечко не рассчитывай.
Крыжак захохотал. Улыбнулся и Бессон.
– Что ты там еще углядел? – умерил его веселье Живолом.
– А что мне глядеть? Я так думаю: в деревне засады нет.
– Согласен. Негде там отряд спрятать.
– Не, ну десяток по овинам рассовать можно, – снова затеребил бороду Крыжак.
– Десятка я не боюсь. – Бессон снова стал серьезен. – Пущай сунутся – так перья и полетят. Большого отряда не спрячешь.
– Верно, – поддержал трейг. – Если кто и удумает на нас ударить, то на броде.
Он показал пальцем туда, где тракт, обогнув поселение, сбегал по пологому берегу и нырял в реку. Мостов в этих краях не наводили – накладно поддерживать в исправном состоянии. Все больше бродами пользовались.
На противоположном берегу дорога уходила под полог леса. Между опушкой и водой – не больше половины выстрела из доброго лука.
– Толковый командир, – продолжил Живолом, – сделает засаду в лесу. Сразу за бродом. Когда мы растянемся – кто в воде еще, кто уже на берегу – ударит. Сперва из луков, а потом конницей. Сбросит назад в реку и разделает, как цыплят.
– Из луков, потом конницей, – повторил веселин. – Ты никак армии целой ждешь по свою душу?
– А кто его знает? Только я, если бы хотел шайку изничтожить, так бы поступил.
Бессон тряхнул слегка поседелым чубом:
– А ведь прав ты, закусай тебя стрыгай! Вот за то ты и дорог мне. Дороже казны остроушьего короля.
– Эохо Бекх его зовут.
– Да хоть Козел, Козлов сын – мне все едино! В лесу ждать будут? А вот хрена им лысого!
– Да погоди ты. Я ж так, разговор поддержать, сказал. Может, и нет там никого, и не предупреждал деревню никто.
– Ага, не предупреждал! А что затихарились-то так?
– А может, у них понос кровавый разгулялся? – встрял Крыжак. – И сидят
– Тьфу на тебя! «Понос»! Молчал бы уж да за конями следил.
– А у меня что, Бессон, кони неухоженные?
– Да ладно, – отмахнулся вожак. – Ухоженные.
– Нет, ты уж погляди! Бока лоснятся, гривы-хвосты по волоску разобраны! И это в походе, не на зимнике!
– Добрые у тебя кони, – успокоил веселина Живолом. – Не кипятись. Кто ж спорит? Сам следишь и другим спуску не даешь.
– А то!
– Только у моего подкова на левой передней разболталась.
– Ну, я ж тебе не коваль! Какой ублюдок, козлом целованный, придумал в лесу коней ковать! Кому оно надо!
– Так из-под петельщика конь, – напомнил Бессон.
– Во, петельщики! Волки б их маму нюхали! У них разве ж понятия про коней?
– Да ладно тебе, – попытался утихомирить Крыжака Живолом. – Я так, к слову сказал.
– А вот не надо мне про коней к слову говорить! Видишь кузню?
– Ну, вижу.
– Войдем в деревню, перво-наперво дуй туда. Кузнец твоему горю поможет.
– Вот и я, братки, думаю, – прервал Бессон, – не пора нам, часом, в деревню-то? А то простоим тут на могиле, как три дуба на распутье, до вечера.
– И правда, пора, – легко согласился трейг. – Только ты Гуляйку пошли сперва на разведку. А то мы одно тут напридумывали, а они сотню дружинников в сене зароют. Будет как в песенке: а мы не ждали вас, а вы приперлися.
Крыжак даже крякнул. Как-то так получилось, что с последних дней жнивца жизненно важные вопросы тактики и стратегии решал в ватаге не Бессон, а молодой, отбитый у петельщиков, трейг. И никто, включая вожака, не возражал. Даже наоборот. Удача, девка ветреная и вся себе на уме, теперь так и липла к лесным молодцам.
Гуляйка, широкоплечий лупоглазый парень с мягкой, чуть тронутой рыжинкой бородой, выслушал распоряжения вожака и лихо поднял буланого в галоп. Стремительно пронесшись по тракту, он ворвался на тесную площадь – не площадь, пустырь перед харчевней. Осадил коня, да так, что тот аж заржал, приседая на задние ноги.
– От выпендрежник! – улыбнулся Бессон. – А как в седле сидит. А, трейг? Вашим такое не снилось, верно?
Живолом пожал плечами, наблюдая за притихшими домишками:
– Мало ты наших видел.
Буланый с Гуляйкой на хребте приплясывающим шагом, бочком подвинулся к трактиру. Лесной молодец грянул кулаком в ставень.
– Если засада есть, то сейчас обнаружат себя, – пробормотал трейг. – Или не обнаружат совсем.
– То есть как? – не понял Бессон.
– Пока нас резать не начнут, – пояснил Живолом.
– А! Оно верно. Оно так.
Гуляйка тем временем что-то прокричал. Ветер сносил слова...
– Грозится петуха подпустить, – почесал шею Крыжак.
Угроза сразу возымела действие. На пороге трактира возникла коренастая фигура в расшитом переднике. Надо думать, хозяин. Торопливо поклонившись, трактирщик попытался вновь юркнуть в темную утробу постройки, но лупоглазый веселин ловко оттеснил его пританцовывающим скакуном, склонился с седла, о чем-то спрашивая.