Полукровка
Шрифт:
Копна темных волос была коротко подстрижена около ушей, но беспорядочно падала на лоб. Темные брови изогнулись, как будто он находил все забавным, а его рубашка была небрежно застегнута и заправлена в брюки. Он прошествовал к помосту гордо, как петух в курятнике, хотя его походка и была шаткой. Казалось, он не заметил никого другого в зале, когда проходил через него, и ему даже не нужно было подходить близко, чтобы Орек почувствовал исходящий от него затхлый запах алкоголя.
— Серьезно, Джеррод? — Эйслинн огрызнулась. — Тебе пришлось прийти прямо из питейного заведения?
Не
— Прости, отец, — объявил он, голос эхом отразился от стропил. — Не уверен, что может быть такого важного, что меня притащили сюда так чертовски рано.
— Вряд ли еще рано, — проворчал Дарроу. — Стой прямо, мальчик. У нас гости. Ты так много расспрашивал о ней, что я подумал, ты захочешь узнать, что Сорча Брэдей благополучно вернулась.
В зале воцарилась абсолютная тишина, краска отхлынула от лица Джеррода. Его пульс на горле заметно участился, когда он повернулся и ошеломленно уставился на Сорчу.
Из груди Орека вырвалось рычание.
Джеррод, разинув рот, пробормотал:
— Нет, это невозможно…
Сорча напряглась.
— Это был ты, — прошипела она.
Что-то похожее на стон вырвалось у Джеррода, прежде чем он развернулся на каблуках и убежал.
По залу прокатился рев, и Орек оказался рядом с ним всего в три шага. Ярость бушевала в нем, зверь скрежетал зубами, жаждая крови Джеррода.
Он продал мою пару! Он причинил ей вред!
Орек схватил пьяного труса за плечо, разворачивая его. Он поднял его за горло. Джеррод издал сдавленный вопль, дрыгая ногами, пытаясь вырваться из хватки Орека. В зале раздались новые крики, но Орек их не слышал.
Его ярость сомкнула челюсти вокруг него с резким щелчком.
Орек зарычал мужчине в лицо, обнажив клыки.
Джеррод дрожал в его руках, как осиновый лист, лицо побагровело, и зверь наслаждался этим.
Сделай это. Забери его жизнь. Он заслуживает смерти за то, что сделал с ней.
— Орек!
Все произошло так быстро, что Сорча забыла дышать. Джеррод попытался убежать, но Орек оказался быстрее, обхватив лорда рукой так быстро, что она почти ничего не заметила. К тому времени, как она добралась до Орека, беспорядочные движения Джеррода начали стихать, а его лицо налилось багровым цветом.
Она позвала Орека по имени, но он, казалось, не услышал. Его лицо исказилось от ярости, нос сморщился, как у большого шипящего кота. Глаза почти горели расплавленным огнем, ярость пульсировала в них и в венах, вздувшихся на его руках.
Все бросились вперед, но не осмелились подойти слишком близко — никто, кроме нее. Она поспешила положить руку ему на плечо, пытаясь успокоить.
— Орек, не надо. Он того не стоит.
Дыхание со свистом вырывалось изо рта Орека,
Она прижалась к нему.
— Пожалуйста, любовь моя, — прошептала она. — Отпусти его.
Орек вздрогнул, снова сверкнув клыками, прежде чем медленно, неохотно поставить Джеррода на ноги. Джеррод схватил руку Орека, все еще сжимающую его горло.
— Это был ты? — прорычал он Джерроду, его голос стал каким-то глубоким, гортанным, какого она никогда раньше не слышала. — Ты продал ее?
Джеррод булькнул, опустив голову, и она подумала, что он собирается это отрицать.
— Говори правду, — прорычал Орек, — или я снесу твою голову с шеи.
Справа от них Дарроу шагнул вперед, его лицо окаменело от беспокойства и стыда.
— Ответь ему, Джеррод.
У Джеррода вырвался стон, когда Орек ослабил хватку ровно настолько, чтобы дать ему глотнуть воздуха. Он кашлял и брызгал слюной, его глаза были дикими, когда он искал выход. Ореку потребовалось впиться пальцами в плоть между шейными сухожилиями, чтобы он наконец кивнул.
— Да, — он кашлянул.
Орек прошипел проклятие на оркском и отпустил лорда. Джеррод рухнул на землю, хватая ртом воздух. Отец поднял его за плечо с таким видом, словно не мог решить, хочет ли он утешить своего сына или придушить его.
Сорча знала, что она хотела сделать, ее собственная ярость закипала. Она знала Джеррода всю его жизнь, видела, как он рос. Он всегда был гордым мальчиком, знающим, кем был его отец и какую известность приобрел. Когда умерла мать Эйслинн и Джеррода, лорд Дарроу с головой ушел в свою и Кьярана работу по искоренению работорговли. В отсутствие отца Эйслинн обратилась к книгам и обучению. Джеррод же обратился к поиску собственной славы, не прилагая для этого усилий. Он легко шел на все, даже если это означало ложь или воровство. Вот почему, даже когда они были подростками, и Сорча впервые заметила его горячие взгляды, она отказала ему.
Хотя он был сыном и наследником лорда, жизнь не была добра к Джерроду. Но это не давало ему права обращаться с другими так, как он это делал.
Жизнь Орека была намного тяжелее, и он стал хорошим, благородным мужчиной. Он не сдался и не выбирал легких путей.
Она отвернулась от Джеррода и своего гнева, чтобы отвести Орека на несколько шагов. На его лице все еще читалась ярость, и хотя он отошел вместе с ней, его глаза не отрывались от Джеррода, словно ожидая нового нападения.
Сорча взяла его лицо в ладони, издавая успокаивающие звуки и призывая посмотреть на нее. Когда она, наконец, поймала его взгляд, то наклонилась, чтобы поцеловать уголок его рта.
— Все в порядке, — пробормотала она, — он больше не может причинить мне боль.
— Он не заслуживает даже дышать одним воздухом с тобой.
— Не заслуживает. Больше нет. Я дышу твоим.
Её попытка придать словам лёгкости вызвала у него сдержанный вздох, и часть ярости отступила, его плечи едва заметно расслабились.
Орек притянул ее к себе и зарылся лицом в ее волосы. Из его груди все еще вырывалось рычание, но он был спокойнее. Она это выдержит.
— Орочья шлюха.