Полукровка
Шрифт:
— Тогда это будет нечестно, — возразил Калум.
Сорча бросила на него взгляд, заставивший его замолчать. А затем она продолжила доказывать ему и всем остальным, почему именно она была лучшим игроком в семье. Блэр не на пустом месте черпала свою безжалостность.
Они с Блэр устроили дуэль ударов ногами, отбивая мяч друг у друга. Они бегали по полю весь день, Кили и другие дети помладше с визгом бежали позади.
Сорча сбилась со счета, сколько голов забила каждая из команд: ее команде удалось забить три мяча в ворота Орека, а Блэр — еще один, но к тому времени, когда солнце скрылось за деревьями
Блэр отвесила ей притворный поклон.
— До новой встречи, — сказала она, прежде чем заскочить в дом, чтобы умыться.
Кили снова обняла ее за ноги.
— Мне нравится, когда ты играешь. Ты заставляешь Калума и Найла замолчать.
— Они должны меня слушаться. Я их старшая сестра, — сказала она и наклонилась, чтобы поцеловать Кили в щеку.
— Ты сыграешь завтра снова?
— Я попробую, жучок. Иди в дом и умойся.
Она смотрела, как Кили вбежала в дом, потирая рукой грудь, где болезненно сжималось сердце.
Сорча почувствовала, как Орек подошел к ней, и его рука скользнула вокруг талии, чтобы привлечь к себе.
— Тебе не понравилась игра?
— Хм?
— Ты расстроена.
— Ох, — Сорча потерла лицо. — Нет, мне… было весело. Я не делала этого уже… — она вздохнула, сердце снова сжалось от чувства вины.
Она не могла перестать думать об удивлении Калума и Кили, узнав, что она вообще захотела поиграть с ними. И она не могла перестать думать о том, что потеряла целый день.
Она предполагала, что именно поэтому у нее не было возможности поиграть со своими братьями и сестрами. Казалось, просто никогда не хватало времени.
Рука Орека прошлась вверх и вниз по ее спине, отыскав нежное местечко на плече. Она застонала, когда он мягко нажал, снимая напряжение там.
— Ты слишком много работаешь, моя пара.
— Я просто провела день, играя, — напомнила она ему.
— Так поступали многие другие. Почему они могут уделять время играм и находить радость? Почему только ты не можешь?
— Орек…
— Ты нужна им, сердце мое. Ты. Не для тренировки лошадей, уборки или кормления скота. Моя пара, — и он поцеловал ее в щеку, чтобы смягчить удар, — они делали все это без тебя. Они справились. Что им нужно, так это ты.
Сорча проглотила слезы, что-то хрупкое и невидимое внутри нее задрожало от осознания.
— Они полагаются на меня.
— Да, это так. У тебя здесь важное место. Сорча, ты — их сердце. Так же, как и мое.
Он притянул ее в свои объятия, положив подбородок ей на голову. Она вдохнула его запах, успокаиваясь, когда эмоции одна за другой захлестывали ее.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, моя пара. Чтобы ты обрела радость. Ты не можешь этого сделать, когда изнуряешь себя.
Сорча прерывисто вздохнула, но сдержала слезы. Им нужно было идти домой к ужину.
— Я знаю, — сказала она. И она действительно знала, но всегда нужно было что-то сделать, и если она могла это сделать, исправить, улучшить, она просто… делала. Так было всегда. Такова была ее роль в семье. Если бы у нее не было этого…
Легкое беспокойство закралось в сердце Сорчи, даже когда она обвила руками широкую грудь Орека и прижала
Его слова были такими милыми, его забота — всем, чего она только могла пожелать. Но она поняла, что он сказал, почувствовала в нем искру негодования, и это было то, чего она боялась.
Я не хочу, чтобы однажды ты проснулся и понял, что я этого не стою.
31
Орек нашел место в тени конюшни, чтобы понаблюдать за выступлением Сорчи. Воздух был прохладным, его дыхание окутывало его облачком тумана, а земля еще не оттаяла от ночного мороза.
Эйфи хотела заполучить еще одного потенциального покупателя, пока дороги не стали слишком непроходимыми, а загоны — слишком обледенелыми. Первый снег выпал всего несколько дней назад, и несколько снежных пятен все еще виднелись в самых тенистых уголках двора. Урожай был собран, и, казалось, семья Брэдей готовилась к зиме в знакомом порядке — дом был полон до краев большую часть дня, а на кухне кипела бурная деятельность, поскольку продукты готовились, мариновались и консервировались.
Итак, Орек не возражал против предлога выйти на улицу, подальше от шума и суеты, но он возражал против того, чтобы его пара, закутанная в свои вязаные вещи и шерсть, вышла на холод так рано этим утром, чтобы подготовить лошадей к выставке.
Прибыла небольшая группа людей, которых Эйфи поприветствовала и проводила в передний вольер. Он не мог расслышать каждое слово со своего места, спрятанного в тени, но, судя по тону, Эйфи очаровывала их, пока они ждали Сорчу.
Когда он впервые пришел посмотреть, как его пара демонстрирует лошадей и свои навыки последней группе потенциальных клиентов, Эйфи мягко предложила ему задержаться возле конюшен.
— Только пока, — сказала она, примирительно похлопав его по руке, — к следующему году все будут знать о красивом зеленом мужчине моей дочери.
Зверь внутри него был непоколебим, ему не нравилось, что незнакомые мужчины не знали, что Сорча его.
Но потом Сорча выехала на лошади, чтобы показать себя, и он успокоился.
Он всегда благоговел перед умениями своей пары.
Как раз в этот момент она выехала из конюшни, сидя высоко в седле. Гнедой, которого она показала сегодня, сиял в утреннем свете, вычищенный до блеска. Эйфи указывала и объясняла каждую деталь, пока Сорча вела лошадь шагом.
Он никогда не думал, что о лошадях нужно знать так много, но за то время, что был с семьей Брэдей, он узнал достаточно, чтобы отличать галоп от рыси, ржание от крика. Сорча умело повела лошадь легкой рысью по загону, а затем быстрым, стремительным галопом. Она привстала в стременах, пока лошадь бежала, демонстрируя ровный аллюр, и лишь слегка надавливала бедрами, чтобы направить ее в сторону.
Это было великолепно. Сорча сияла так же ярко, как зимнее солнце, и улыбалась так широко, что на ее лице плясали веснушки. Кудри дико подпрыгивали, заставляя его вспомнить о древних богинях войны, о которых говорилось в старых историях.