Полукровка
Шрифт:
Оскорбление шлепнулось на землю у ног Сорчи. Она застыла, как от удара, и почувствовала, как рычание Орека усилилось под ее руками.
На этот раз Сорча оказалась быстрее всех.
Набросившись на Джеррода, который, ухмыляясь, стоял рядом со своим отцом, Сорча сократила дистанцию и ударила его по лицу. Звук эхом отозвался в зале.
Из его носа потекла кровь, а его пятнистое от гнева лицо исказилось, когда он смотрел на неё с непоколебимой яростью и возмущением.
Отвращение скрутило ее желудок. Этот проныра причинил столько вреда из глупой, мелкой
— Закрой свой рот, — зарычала она на него, — и не смей принижать то, что случилось с теми женщинами, захваченными в плен и проданными оркам. Их схватили и принудили. Именно то, что ты хотел, чтобы случилось со мной. Чтобы наказать меня.
Ее кулаки дрожали, она так крепко их сжала, что ей стало приятно, когда глаза Джеррода расширились от страха перед ней.
— Эти женщины заслуживают нашего сочувствия и помощи, а не оскорблений. Так что даже не думай возлагать вину за их судьбу на них, называя так.
Она оскалила на него зубы в свирепой улыбке, которая заставила содрогнуться даже лорда Дарроу.
— Но ты знаешь, я орочья шлюха. Я жаждала его зеленого члена, умоляла о нем — потому что он мой. Он мой. Орек хороший и благородный, такой, каким ты не являешься. Если это делает меня орочьей шлюхой, тогда ладно. С радостью.
Зал звенел от ее заявления, и, возможно, позже она покраснеет от стыда за рассказ о том, что хочет член Орека перед своим отцом и лордом Дарроу, но прямо сейчас ее не волновало ничего, кроме того, как Джеррод дрожал от жалкой ярости.
Я надеюсь, она съест его изнутри.
Дарроу и Эйслинн смотрели на происходящее с отвращением и болью, и сквозь свою ярость сердце Сорчи разрывалось за них. Эйслинн не питала особой нежности к своему брату, но они были семьёй. Сорча даже представить не могла, что бы она делала, если бы подобные обвинения были выдвинуты против Коннора или Найла.
Она поймала пристальный взгляд Эйслинн, часть гнева покинула ее, когда Эйслинн медленно перевела взгляд с нее на Джеррода. Ее губы скривились, когда она посмотрела на своего брата, и после напряженного момента она спустилась с помоста, чтобы заключить Сорчу в объятия.
— Мне так жаль, — прошептала она.
— Мне тоже, — сказала Сорча.
Лорд Дарроу наблюдал за ними печальными глазами, а лицо внезапно постарело. Он знал, что у его сына были недостатки, не раз приносил извинения и оправдания, всегда пытаясь поддержать Джеррода, чтобы тот был на высоте положения. Судя по опустошению, написанному на его лице, реальность того, насколько глубоко прогнил Джеррод, стала слишком очевидной, чтобы ее игнорировать.
Коннор держал Джеррода за руку, пока Дарроу невидящим взглядом смотрел на сына с помоста. Джеррод умолял, говоря, что не хотел, чтобы работорговцы забрали Сорчу, хотел чтобы они только напугали ее. Что он не знал, что это произойдет. Что так не должно было случиться.
Его отчаянные слова вызвали реакцию,
Когда у Джеррода закончились оправдания, Дарроу вздохнул. Эйслинн заняла свое место рядом с отцом, чтобы поддержать его.
— Я никогда не думал, что мне придется судить собственного сына. Как тот, кто пострадал от его действий, я оставляю на твое усмотрение решение о его наказании, Сорча. Но, пожалуйста, сжалься надо мной, моя дорогая девочка, и помилуй его.
Сорча моргнула, глядя на Дарроу, не находя слов. Она чувствовала, что все взгляды устремлены на нее в ожидании.
Она повернулась, чтобы посмотреть на Джеррода, и увидела слабого мужчину, отчаянно жаждущего признания, который больше не скрывался под красивой одеждой и учтивыми улыбками. Он был обнажен и выставлен на всеобщее обозрение, и Сорче почти захотелось отвести взгляд.
Она заставила себя смотреть — и думать.
Взгляд Сорчи остановился на Эйслинн. Эти золотые глаза впились в нее, и она одними губами прошептала: не смей.
Но Сорча сделала это. Она осмелилась. У нее был выбор сделать что-то хорошее для их народа, и она должна была им воспользоваться.
— Я бы попросила о двух вещах, милорд.
Лорд Дарроу кивнул, прищурившись, чтобы услышать ее решение.
— Сначала Джеррода отправят в Палату, чтобы он служил там со стражами. Надеюсь, они смогут научить его исцелять, а не ненавидеть и ставить других выше себя, — Палата была уважаемым лечебным домом, переоборудованным из замка, подаренного короной. Все, кто служил там, дали обет отказаться от мирских благ и удобств и вместо этого заботились о больных, раненых и умирающих. — Он откажется от своих прав на Дарроуленд. Вместо него Эйслинн будет твоей наследницей и следующей леди Дарроу.
Предложение Сорчи было встречено ошеломленным молчанием, и она не отрывала взгляда от Эйслинн. Ее подруга всегда была умной и компетентной. Ее любили в Дундуране и по всему Дарроуленду. Сорча слышала немало разговоров о том, как жаль, что Эйслинн не родилась мужчиной, ведь из нее получился бы гораздо более прекрасный лорд, чем когда-либо стал бы Джеррод.
Власть передавалась не всегда от отца к сыну. Еще недавно в истории Эйреана право на трон получал старший или тот, кто лучше всего подходил для этой роли. Эта традиция появилась лишь около тридцати лет назад, когда новая династия захватила власть в Глианне. Она была заимствована из Пирроса, находящегося к югу, где женщины не могли наследовать ни титулов, ни земель.
Но это было там. Здесь и сейчас Дарроуленд нуждался в Эйслинн.
Сорча знала, что Эйслинн не хотела ответственности. Ей нравились ее учеба, проекты и занятость.
Но люди нуждались в ней.
Дарроу долго смотрел ей в глаза, взвешивая ее решение. Наконец, кивком головы он решил судьбу своего сына.
— Твое решение справедливо. Я не могу загладить боль, причиненную моим сыном, но надеюсь, что это все исправит.
— Отец! — заплакал Джеррод.
Дарроу отвернулся.
— Да будет так.