Полукровка
Шрифт:
Сегодня на очереди были рассказы о русалках, и он провел большую часть утра, пытаясь убедить ее в их правдивости, но она все еще не верила до конца.
— Но ты никогда не слышал о мужчинах-сиренах. Только о русалках на северном побережье.
— Говорят, самцы даже красивее самок, поэтому русалки ревниво охраняют своих мужчин.
— Кто говорит?
— Легенды.
— Ммм-ммм, — с сомнением промычала она.
— Я пересказываю то, что слышал сам.
— Но почему они позволили спрятать
— Может быть, им нравится, когда за ними ухаживают, — сказал он таким звучным рокотом, что Сорча почувствовала его до кончиков пальцев ног. Это было почти как мурлыканье, и не должно было быть таким… приятным.
На его губах заиграла загадочная усмешка, позволив выглянуть лишь намеку на клыки. Это смягчило широкое, жестокое лицо, и Сорчу потянуло так же верно, как мотылька на пламя. Несколько дней пути рядом с этим мужчиной, и она начала понимать, что в нем есть что-то почти… прекрасное. Он был крупным и мог быть жестоким, а на его лице часто прорезались жесткие морщины, но так же, как высочайшие горные вершины поражали своей красотой, Орек творил это с ней.
Сочетание человека и орка в его чертах и линиях создавало нечто не чудовищное или странное, а удивительное.
Она почувствовала, как румянец пополз вверх по шее, и отвела взгляд, сосредоточившись на всем, чем угодно, кроме него.
Они шли вдоль реки уже несколько дней, пейзаж вокруг постепенно зеленел. Они оставили позади выносливые сосны и ели, усеивавшие землю сухими иголками и острыми шишками, и теперь шли под гигантскими секвойями и раскидистыми кедрами. Толстые заросли клевера и молочая устилали лесную подстилку, спускаясь до самых валунов, окаймляющих реку. Хотя осень наступала еще до похищения Сорчи, погода еще не стала слишком холодной, по крайней мере, перед самыми темными ночными часами. Она могла только надеяться, что тепло продержится.
До сих пор их путешествие, за исключением нападения работорговцев, было довольно легким. Приятным. Она знала, что в основном это было благодаря ее попутчику.
Сорча прочистила горло, все еще борясь с румянцем.
— Я все еще думаю, что ты шутишь.
Он снова ухмыльнулся.
— Тебе придется спросить русалку, когда увидишь ее в следующий раз.
— О, конечно, да, в следующий раз, конечно, — фыркнула она. — Я сомневаюсь, что и она скажет мне правду.
— Хм, — промычал он, — тогда, я полагаю, тебе просто придется довериться мне.
Орек вернулся в их лагерь, чувствуя себя немного менее напряженным. Голова все еще была влажной после купания в холодной реке, он повел плечами, чтобы расслабить мышцы, пока остывала кровь.
Это была пятая ночь после нападения, и, как и остальные, Орек нашел момент ускользнуть в сумерки, чтобы взять свой член в руки. Он безжалостно дрочил, представляя, что это ее маленькие и мягкие ладони трогают его, мечтая о том, каким должно быть ее прикосновение. Он стискивал клыки и рычал ее имя,
Теперь каждый день он наполнял свою голову воспоминаниями и образами ее улыбки, ее смеха, пышного изгиба задницы и выпуклостей груди. Когда он оглядывал лес, он видел очертание ее талии повсюду, в излучине реки или на склоне ветки дерева. Он мечтал зарыться лицом во все эти кудри, и у него чесались руки накрутить их на пальцы. Он жил ради того, чтобы ее глаза заблестели, а губы, эти проклятые плюшевые губы, изогнулись в улыбке. Его не волновало, что она часто дразнила его — нет, он действительно наслаждался этим, жил каждым ее словом, даже если это было за его счет.
Потому что это означало, что ей было легко с ним. Потому что это означало, что она видела в нем не опасность, а… друга.
И друг был намного лучше врага или угрозы. Даже если его мысли о ней редко оставались просто дружескими.
Ореку было не привыкать удовлетворять свои потребности самому. Он был мужчиной в расцвете сил, но одиноким — он делал это, чтобы немного снять стресс или просто потому, что ему было скучно. Сородичи-орки не были застенчивыми, он был свидетелем того, как многие члены клана предавались оргиям, или как другие соплеменники занимались сексом, и как животные устраивали гон в лесу. Он даже сталкивался не с одной парой людей, охваченных страстью.
Он повидал всевозможные виды совокуплений, все виды страсти и игр, и часто был взволнован увиденным. Иногда он сохранял воспоминания о том, как мужчина крутил бедрами, или о стонах удовольствия, издаваемых женщиной, и использовал их, чтобы доставить себе удовольствие.
Однако сейчас все, о чем он мог думать, была она.
Какие звуки она бы издавала, когда он вот так двигал бедрами, доставляя ей больше удовольствия, чем они оба могли вынести, это преследовало его мысли во сне и наяву.
Это была самая сладкая пытка.
Часть его знала, что его мысли шли по опасному, судьбоносному пути. С которого он не скоро сможет свернуть, если вообще когда-либо сможет. Как только орк принимал и инициировал связь с парой, что-то фундаментальное и необратимое изменялось внутри него. Вот почему к брачным узам относились так серьезно — и многие в его клане их избегали.
По большей части Ореку было все равно. Эта часть хотела, чтобы ее запах остался в его легких, а ее улыбки — в его жизни.
Орек никогда не был безрассудным, никогда не мог себе этого позволить. Глупость его бы давно убила. Возможно, тогда его должно было беспокоить то, как беспечно он шел навстречу краху, поскольку из этого влечения могла получиться только катастрофа, но он не мог это остановить. Не хотел.
Но стоило ему вернуться в их лагерь, как вся тяжелая работа рук пошла прахом.
Сорча склонилась над щенком, говоря ему всякую чушь и почесывая живот, пока Даррах катался по земле и пытался укусить ее за пальцы.