Полундра!
Шрифт:
— Поехали домой, дети, — приглашает он нас, а я рефлекторно смотрю на небо.
Усадив Викки в машину, перед посадкой снова осматриваюсь, увидев на мгновение поднятый кулак одного из моряков. Кивнув, чтобы не нарушать маскировку, ныряю в прохладное нутро совсем не похожего на полуторку пикапа. С ровным гулом дизеля мы покидаем привокзальную площадь. Викки прижимается ко мне посильнее, значит, не по себе моей хорошей. Но мы справимся.
— Что нового в школе? — интересуется папа, погладывая на нас в зеркало. — Много фотографий привез?
— Дома узнаем, — хмыкаю я. — Не
— Интересно у тебя речь изменилась, — хмыкает отец, чему-то улыбаясь.
Я напряжен, потому как едем мы по проселочной дороге, то есть в чистом поле, и медленно едем — мишень мишенью, что раздражает неимоверно. Возможно поэтому, когда по приезду я спотыкаюсь о порожек, то густо обкладываю строение по матушке, заставив Викки захихикать, а вот услышавшего это отца удивиться еще сильнее.
Мы выгружаемся из машины, на меня налетает брат, от дверей улыбается и мама, и тут я задумываюсь — как обезопасить семью. Пока я раздумываю, Викки как-то мгновенно оказывается в маминых объятиях, сразу же заплакав. Ну она и там же всех потеряла, вот и не выдержала. Беспокоит меня эта тишина вокруг, привык я уже к фронту. Ну да живы будем, не помрем.
Викки
Родители любимого совсем на англичан не похожи. Вот совершенно. Такое ощущение, что его отец понимает по-русски. Надо это проверить, потому что странно очень, а если удастся наладить хоть какую-то связь с нашими… Хотя это еще посмотреть надо, какие они наши. Мама милого принялась меня обнимать, и я просто не выдержала. Давно со мной такого не случалось, с самого сорок первого года.
— Садитесь за стол, дети, — улыбнулась добрая женщина.
Хлеб, пастуший пудинг, салаты… Я с удовольствием принялась есть, зная, что родителям любимого меня травить незачем. Хотя, если они вдруг враги? Дернувшись от подозрений, я решаю все-таки, доверится, тем более что Колин еду движением руки проверил, а раз ничего не сказал, то яда точно нет.
Мы привычно молчим за едой, потому что эти минуты тишины бесценны. Милый о чем-то думает, а я разглядываю его семью, все больше убеждаясь в том, что отец его не так прост — он старается незаметно за нами наблюдать, но я что только не видела, так что замечаю сразу. Интересно, что здесь происходит? Я точно знаю, что любимый защитит, потому что его много чему учили, он сам рассказывал.
— Ну, пойдемте, поговорим, — усмехается отец семейства, когда мы заканчиваем обед.
Он одним лишь взглядом успокаивает желающую что-то сказать женщину, показывая Колину в сторону кабинета. Ну это я теперь уже вижу, что мы в кабинете оказываемся. Странно вообще-то, кабинет у фермера, но я молчу, переглядываясь с любимым. Отчего-то мне хочется обострить ситуацию, потому что отец милого явно не знает с чего начать разговор.
— Милый, он по-русски понимает, — негромко сообщаю я. С акцентом, конечно, на родном языке. На уже родном всем нам.
— Так, — вздыхает его отец. — Раньше Колин русского не знал, что же случилось?
—
— И там ты был… Кем? — резко по-русски спрашивает его отец.
— Лейтенант госбезопасности Савинков, — представляется мой милый. — Викки санинструктор, вытащила меня, да выхаживала. А ты?
— А я… — мужчина вздыхает. — А я из главного разведупра. Ты должен понимать, что такое «замороженный агент».
— Да, нам рассказывали, — кивает Колин. — Значит, связь у нас уже есть?
Его отец явно думает, что вернулись только мы, но любимый начинает рассказывать. О «грязнокровках», их положении в магическом сообществе, и чем это закончится всего через месяц. Он объясняет своему отцу, через что мы прошли и тот ему… верит.
— А почему вы верите? — не понимаю я. — Ведь вы верите, я же вижу!
— В ваших глазах, дети, — вздыхает отец моего любимого. — Нет детства, зато есть не раз мною виденное выражение. Колин мой сын, ты стала дочкой, а вот как вам помочь, я подумаю.
— Милый, так он что, советский? — удивляюсь я.
— Да, родная, — широко, освобождено улыбается Колин. — Только он не договаривает, потому что некоторые мною названные фамилии знает.
— Молодец, сынок, — хвалит его папа. — Хорошо учили.
Нас отправляют отдыхать, а в моей душе все поет — мы нашего встретили! Советского! У нас будет связь с Родиной!
Глава десятая
Вернона в момент выхода ребят из-за барьера отвлек полицейский. После нашумевшего теракта полиция была насторожена, и мужчина, наливавшийся ненавистью там, где было много детей, полицейского несколько… удивил. А так как сходу доказать, что является опекуном сироты мистер Дурсль не смог, то выхода племянника не увидел.
Гермиона спокойно вела мужа к своим родителям, не забывая смотреть по сторонам. Этот явно рефлекторный жест обоих, идущих к ним детей, да еще и специфическая походка, мистера Грейнджера заинтересовали. Миссис Грейнджер что-то жестом показала ему, на что он кивнул, пытаясь удержать на лице улыбку. Под двумя твердыми, будто стальными, взглядами это было непросто.
— Здравствуй, папа, — улыбнулась Гермиона, профессионально оценивая реакцию. — Здравствуй, мама. Это Гарри, и он едет с нами.
— Здравствуйте сэр, — кивнул мистер Поттер, держа в поле зрения всю платформу. — Здравствуйте, миссис Грейнджер.
— С нами, так с нами, — согласился Марк, так звали отца девочки. — Это тот самый сирота, которого никто не любит?
— Я его люблю, остальные перетопчутся, — жестко заявила Гермиона, а юноша улыбнулся.
Решив ни о чем не расспрашивать на вокзале, мистер Грейнджер пригласил пару в машину. Глядя на то, как они движутся, как понимают друг друга, Марк понимал — дело непростое, потому вдвойне необходимо оказаться дома. Дочь за полгода изменилась совершенно. Изменился ее взгляд, ее выражение лица, даже речь. То, что так не бывает, он знал очень даже хорошо, но…