Поляк с поплавками
Шрифт:
Я высмотрел на камнях довольно молодую женщину, призывно махающую белым полотенцем, и указал Карпычу. Возле тела пацанёнка стояло несколько теток и махали на него полотенцами.
— Не подойдем, там скалы — борт пробьём. Давай вплавь, мальца на круг. Я тащу, ты страхуй.
Я закинул на скалы пенопластовый круг, ногами ушёл в воду и в пару гребков подплыл к камням. Блять, да тут ноги поломать можно!
Малому было хреново, но не всё так критично. Дышал, глаза только закатил. Я оттолкнул молодую мамашу, положил пацана на круг
— Девушка давайте за мной плывите, — крикнул я хватающейся за голову мамке. Лучше бы ребёнку панамку на голову одевала, а то носится теперь, воет, как белуга.
Эта дура, схватив одеяло и сумку, попёрла с ними в воду и, остановившись, завыла:
— Я боююююсь, я плавать не умею!
— Идите по берегу к медпункту. Как мальчика зовут?
— Дима Чинаров из Красноярска!
Я придерживал круг, и Карпыч быстро подтянул малого к себе и, подняв на борт, уложил на лежак. Намочил полотенце, положил пацану под голову. Достал из аптечки нашатырь, сунул мальцу под нос. Тот сморщился и открыл мутные глаза.
— Дима, тебя ранили фашисты, и мы, моряки черноморского флота, везём тебя в госпиталь, — обрадовался Карпыч и дал газу.
Малой под напором воздуха чуть пришёл в себя и вцепился мне в руку.
— А мама где? — чуть слышно прошептал пацан.
— Уже в госпитале, ждёт раненного матроса, — подыграл я и оглянулся на берег. Мамашка, заламывая руки, носилась туда-сюда. Ей помогали собираться отдыхающие.
Мы резво подскочили к пирсу, я успел одеть шорты с тельником и, схватив малого на руки, потащил его в медпункт. Валя, уже предупреждённая Семёном с центральной, распахнув дверь, пропустила нас внутрь. Малого уложили на кушетку, и наша медичка довольно быстро привела его в чувство. Я хотел было уйти, но Дима захныкал. Пришлось остаться.
Ну да, кроме меня, он тут никого и не знал. Да и меня тоже не знал, но, по крайней мере, хотя бы запомнил. Вышли с пацаном на улицу, под навес, защищающий от жары, и уселись на лавке. Пришлось взять себе и пацану мороженое, чтобы не хныкал. На улицу вышла перекурить Валюха и, усевшись с нами на лавочке, откусила у меня пол-вафельного стаканчика.
— Уммм, — похлопала она себя по лбу, — мозг чуть не застудила.
— Ну бывает, когда воду холодную пьёшь залпом, — подтвердил я, — Слушай, а часто к тебе вот таких притаскивают?
— Да постоянно. Сейчас обед, народа чуть поменьше, а потом снова попрут. Кто пива перепьёт, а кто коньяка «барыжного», давление подскачет — и понесут болезных.
Тут прискакала взмыленная мамашка и заорала в голос:
— Димааа, сыночек!
— Да тут я, мам, — ответил пацан, болтая ногами, — пойдём домой, жарко очень. А «пепси» купишь? А бусы индейские?
Валька отчихвостила мамашку за то, что на пацане до сих пор нет никакого чепчика, сунула какую-то бумажку с рекомендациями. Я под шумок свалил к Карпычу, не услышав даже в свой адрес спасибо.
Отдыхающие
Михал Карпыч сидел на катере и с кем-то болтал по радиостанции.
— Анджей, адмиральский час, — оповестил меня мичман, — Вались сюда на капитанское, наушники одевай и посапывай в обе дырочки, только накройся белухой, мне ещё одного раненного матроса не хватало!
Как рассказал Карпыч, на флоте есть такая полезная вещь, как адмиральский час. Все спят, короче, кроме дежурных. Я напялил неудобный резиновый наушник на голову. Блин, жмёт сильно и неудобно лежать. А снимаешь — так и не слышно нихрена.
Придумал: взял с кормы литровую стеклянную банку, положил на бок и засунул наушник туда. Вот теперь слышно с небольшим эхом, и банка удобно так лежит прямо перед ухом. Накрылся полотенцем, подложил снятые с кормовых сидушек пуфики из кожзама. Бляя, да они горячие, пипец! Пришлось их окунуть в воду. Под мерное биение волн начал прикемаривать.
Центральная изредка проводила опрос, я доблестно отвечал и снова засыпал. Однако, на жаре засыпалось очень хреново. Под полотенцем я потел, как боксёр Борька под штангами. Крики отдыхающих с пляжной зоны начали доставать. Я плюнул на сон и нырнул в воду, погонялся за мелкими крабиками и снова полез на пирс, пока Центральная вышка молчала.
С другой стороны пирса я услышал, как кто-то призывно орёт:
— Спасателиии, эээйй!
Блин, что случилось? Позвать Карпыча? Я подошёл к краю и посмотрел вниз.
На ярко-жёлтом матрасе, вальяжно, пузом к верху, валялся мужик. Муж так называемой «манды Люси». Ему, походу, было столь хорошо после обеда, что он неспешно дрейфовал к нашему пирсу, изредка подгребая руками. Пьян в дупель!
— Здарова, водолаз! — радостно заорал он мне и помахал рукой.
— Здравствуйте, — ответил осторожно я.
— Пойдём к нам бухать! Вон туда, первые лежаки под навесом. Я ж вам магарыч должен! — проорал бухой мужик.
— Не, спасибо, мы на службе, — отбрехался я.
— Мы тут до вечера, подходите после службы. Люська за коньяком к армянам уже убежала, — оповестил меня мужик и на силе перегара двинулся в дальнейший морской поход. Блин, сковырнётся сейчас с нагретого матраса в прохладную воду, как сердце прихватит, Валька хрен откачает. Я спрыгнул на борт «Востока» и, самостоятельно вызвав Центральную, доложил о предпосылкам к ЧаПЭ. Меня поняли, уточнили приметы матраса. Через пятнадцать минут оповестили, что бухарик пойман и отправлен вместе с матрасом в трезвяк, несмотря на мощное сопротивление.