Поляк с поплавками
Шрифт:
Зашли к Валентине, которая уже закрывала свой медпункт и собиралась домой. Посудачили, Валюха напомнила мне про видеокассеты. У неё видика не было, но в доме, в подвале крутили сеансы знакомые армяне, так что с просмотром проблем нет. Пошли снова на пирс к катеру. Карпыч начал мне намекать, что он и сам справится без меня. Ну понятно, вон, в пакете бутылка вина и чучхелла тоже намекают, не пора ли Анджею свалить и не мешать доблестному мичману.
Техник-моторист из нашего гаража уже на синих бровях, под нежные понукания и яростные поджопники супруги убыл к месту проживания. Я пожелал мичману всего приятного и, закинув баул
— И где ты шляешься? Казимир уже звонил, спрашивал, куда ты пропал? Я уже все глаза проглядела!
Тёть Шура была мне не родной тёткой, а гораздо лучше. Мой дед дружил с её родителями ещё с войны. Отец её умер от старых ран где-то в конце пятидесятых в самом расцвете сил. Мать умерла, когда Шуре было семь лет. Родственников особо-то и не было, все сгинули в войну. Дед забрал её на воспитание и поднимал вместе со своими детьми. Она даже, когда паспорт получала, добилась фамилии Казимирова — по имени деда. Дед долго ржал, так как фамилия её родителей была Казины.
Милиционер, увидев тётку Шуру, съебнул по аллейке. Знает её, наверное, не понаслышке. Я бы тоже съебнул, но деваться некуда. Казимирова, несмотря на свой грозный внешний вид и командный голос, была вполне нормальная тётка с отменным чувством юмора. Поселила она меня в шикарнейшем месте. На чердаке лечебного корпуса! А тут уютно даже. Это не просто чердак.
Как выяснилось, тут и вода есть и туалет, и выход на плоскую крышу с ограждениями. У меня в комнатушке даже окошко есть. А вполне себе неплохо. Раскладушка, тумбочка и старое кресло. Даже торшер есть из списанного имущества. На полке пару книжек. Видно, что эта комнатка не единственная и, походу, Шура крутит тут свои дела. Сдаёт за деньгу малую. Да кто ей что скажет-то?
Начальница какая-то и председатель по партийной линии. В санаторном деле специалист высшего класса. Тётка вручила мне картонку санаторного пропуска, ключи от чердака и каморки, проинструктировала, как представляться, если спросят. Попросила не удивляться, если увижу ещё кого здесь, при этом подмигнула и убежала по делам, спросив, хочу ли я есть. Есть я хотел и, по указаниям тётки, отправился на кухню общей столовой, там меня должны были покормить. Зашёл с хозяйственного входа.
В поварской сидела красивая и толстая тётенька в белоснежном халате. Узнав, что я от Казимировой, бойко накидала мне на тарелку свежепожаренной камбалы и риса с подливкой, всучила здоровенную кружку с чаем и свежими булочками, проводила в обеденный зал. В зале горел приглушённый свет, стулья кверху ножками стояли на столах.
В дальнем углу бойко махали швабрами девчонки-уборщицы в спортивных труселях и футболках. Я освободил себе место, присел и начал с удовольствием поглощать рыбу. Уборщицы, завидев меня, бойко переместились поближе и, намывая каменный пол, начали нарезать круги, словно акулы.
Какие-то знакомые лица! Прихлебывая чай, я косился на девок и вспоминал. Со стороны дискотечной площадки донеслись слова старой и некогда популярной песенки:
— На
— Ой, девчата, вам иички курыные не нужны? А то у мене их многааа! — чуть ли не заорал я, внезапно вспомнив свою давнюю поездку в электричке.
Девки вылупились на меня и одновременно переглянулись:
— Где-то мы тебя видели, — сказала самая симпотная, — ты в прошлом или позапрошлом здесь не работал?
— Та не, вы шо, я ж с станицы. У мене кабанчик Борька был, Данила мене зовут, — хохотнул я.
— Ааах ты, сука! — радостно заржали девчата, узнав меня.
Четвертая серия «Хорошо быть барином»
Девчонки принялись меня подкалывать и тормошить, интересуясь, что я тут делаю.
Отговорка о том, что пытаюсь пристроить здесь свои яички, не прокатила. Они меня раскололи и требовали пояснений. Пришлось, дожевывая вкусную булочку, рассказать, что устроился работать матросом на спасательную станцию.
Девчата приезжали уже третий год на сезонную работу, техничками и уборщицами в санаторий. Почему бы и нет? Бесплатное проживание и питание. Зарабатывают, конечно, немного, но всё компенсируется морем и солнцем.
Если правильно организовать работу, то даже при больших объёмах, можно успевать везде, чем девчонки и пользовались.
Сейчас меня пытались вытащить на пляжную дискотеку. В санатории им не нравилось — контингент не тот, молодёжи маловато.
Я вяло отбрёхивался, сытый желудок плюс усталость, да ещё и в пять утра вставать к автобусу на Краснодар. Да тем более, вид у меня не особо презентабельный: тельняшка и шорты.
А тут на дискотеки одеваются, как будто на концерт Сандры или Зыкиной. Джинсы, бананы, варёнки, лосины и прочая красота. Девчата, оказывается, тоже жили на чердаке и пригрозили, что как домоют вестибюль, найдут меня и вытащат в свет.
Санаторная молодёжь из отдыхающих их интересовала мало, у них свой круг общения. Сезонники общались между собой, образовав несколько кружков по интересам. Несколько девчат и парней таскались на пляжные дискотеки, кто-то в свободные часы, сбившись в небольшую стаю, загорал на санаторном пляже, а вечерком устраивали посиделки с винишком на лежаках. Кто-то таскался по терренкурным дорожкам в горы и оккупировал лавочки.
Под завывания Пахомова про «Холодный Берег», я прошёлся по аллейке, посидел на лавочке и понял, что сейчас засну нахрен. А если засну, то меня подберут дежурные милиционеры и утащат в трезвяк. Пробрался к себе в каморку и, стащив одежду, плюхнулся под простынь голяком. А здесь не так жарко, хотя вентилятор бы не помешал. Тут на чердаке есть кладовка списанных электроприборов, можно будет как-нибудь пошарится. Так я и заснул. Однако часа через три меня кто-то начал тормошить и дёргать за ноги:
— Лен, Лен ты спишь? — какой-то пьяный мужской голос.
Я спросонья со всей дури уебал кого-то ногой. Раздался звук падающего тела, вылетающего прямо через дверь каморки. Я, быстренько натянув шорты, выскочил и, схватив за шиворот непонятно кого, подтащил к лестнице и дал знатного подсрачника. Незнакомец, благополучно пролетев лестничный пролёт, приземлился на четыре кости на площадку и заныл:
— Лен, ну зачем? Она сама ко мне приставала!
— Пошёл нахер, кобелина, — пропищал я тонким голоском, — она моя бабушка ей, семьдесят, как ты мог! Уйди или с крыши скину!