Поляк с поплавками

Загребельный Анджей

— Милиция, — басом ответил я, — тут в клумбу кто-то насрал, говорят, это были вы!

— Да это не мы! — заорали девки и осторожненько открыли дверь, — увидев меня, сказали как обычно, — ах ты ж сука!

Работал я над головой Олеськи уже пол часа. Сперва заставил помыть голову и начал по мокрому. Потом высушил, и по новой. Она сперва вякнула про открытый затылок, но я её заткнул. Поначалу они даже не думали, что я буду стричь, решили, что выкаблучиваюсь.

Но мой решительный настрой и демонстрация инструментов сломали хлипкое сопротивление. Олеська даже немного успокоилась,

а Наташке я пригрозил, если ещё что-то вякнет, начну бздеть не хуже, чем она прошлой ночью.

Натаха мотнула головой с заклеенной лейкопластырем опухшей бровью, которая мешала ей насупиться.

Ну вот, закончил и смахнул волосы на газету. Большая пушистая челка, открытые виски и затылок, аккуратная косичка, более длинная и не такая уёбищная, как у Воронцова. Скорее всего, у Олеськи дальние предки были каким-нибудь азиатами, но именно под высокие скулы и разрез глаз, такая прическа — самое то.

Раньше из-за этой залаченной копны лицо не так хорошо выделялось, а сейчас большие карие глаза с азиатским разрезом, открытая шея и аккуратные маленькие уши делали Олеську весьма и весьма привлекательной. Такими изображали в американских книжках-картинках «амазонок» или как их там. Только на картинках у девок были малюсенькие латы и огромные сиськи.

Помню, загнал я как-то пару таких книжек Женьке Жарикову.

Олеська долго и упорно смотрела на себя в зеркало. Повернётся то одним боком, то вторым.

— Ну? — не выдержал я, — как?

— Выходи за меня! — пизданула Олеська.

Я переглянулся с Натахой, и мы с ней заржали в голос. Олеська радостно начала щипать меня за бока:

— Данила-мастер, бля, яички продает? Колись, где учился?

— Не поверите всё равно, девчата! — я ловко изворачивался, при этом невзначай хватая Олеську то за сиськи, то за жопан.

Натаха присоединилась к общей веселой кутерьме и пыталась стащить с меня шорты. Побесились и хватит. Наташка попросилась тоже на стрижку, но тут надо было думать и подыскивать что-то в журнальчиках, смотреть на пляжах. Она, подумав, с моими выводами согласилась. Решили посидеть на крыше, покурить, поболтать.

— Эх, хорошо! — сказала довольная, как слон, Олеська.

— Ага, винца бы сейчас, — подтвердила Наташка, — да сейчас только в кабаках на пляже взять можно. У частников пойло жуткое да и продают в три дорога.

— А в киосках? Их же в санатории два и один круглосуточный, — напомнил я.

— Да там шмурдяк жуткий, из-под полы. Там только от газировки не отравишься, — протянула Наташка.

— Так, девки, достаньте льда, а я за газировкой в киоск, — скомандовал я.

— Лёд только в морозилке в столовке у Петровны, — высказались девчата, — там повариха-сезонница из наших сегодня в ночную дежурит, принесём сейчас. А ты что придумал, лёд с газировкой пить?

— Хуже, давайте по коням.

Я сгонял к киоску, отвлёк скучающего продавца-армянина от беседы с двумя отдыхающими тётками, купил шесть стеклянных бутылок «Пепси». Были ещё какие-то напитки, но я им особо не доверял. А эту «Пепси» клепают в Горячем Ключе, так что продукт проверенный. Девчата приволокли двухлитровку, наполненную наполовину колотым льдом.

— Ножиками колотили, — пожаловалась

Натаха, — пальцы заморозили. Так чего делать-то будешь?

Я вылил Пепси на две трети в банку и жестом фокусника достал бутылку «выдержанного», долил тару до краев. Побултыхал.

Эти дуры стаканы даже не принесли. Я же, как хороший хозяйственник, притащил два пирога на закуску. Ну, будем хлебать с горла.

Первая решилась Олеська. Отхлебнула. Потом ещё, и радостно улыбнулась:

— Ух ты!!! Как вкусно-то!

— Дай сюда, — тут же опомнилась Наташка и забрала у неё банку. Сделала мощный глоток и довольно прижмурилась.

— Класс, вроде и с газом, и по мозгам чуть дало, — обрадовалась девчонка и откусила ломоть пирога. Вот как баб понять? Увидели пироги, отказались, типа не хотят на ночь жрать, фууу и всё такое. А сейчас в две секунды один пирог смели.

Так, потихоньку прихлебывая «газировку» и доедая пироги под музыку из моего кассетника, просидели больше часа. Потом я разогнал захмелевших девок спать и пригрозил, что если кто-то попрётся на дискотеку, поймаю и обстригу налысо.

Хотя смешанный с «Пепси» самогон дал обратный эффект. Танцевать, гулять и творить безобразия не хотелось. Хотелось пялиться на звезды под Шатунова или забраться на раскладушку под простынку и заснуть. Надо запомнить пропорции!

Я завёл будильник и благополучно заснул.

Наутро голова была свежая и ясная. Я собрал рабочие вещи в пакет. Молдаванских пирогов на перекус не осталось. Печально! Придётся поговорить с Семёном про талоны. Раз положено, пусть отдает. Взял для Валюхи видеокассету, что-то эротическое, про голых с пистолетами, сам ещё не смотрел, надо будет на досуге оценить.

Пробежался до администрации трусцой. Прибыл ровно к шести утра. Оставив пакет на скамейке, побежал к турникам, позанимался пятнадцать минут. Повиснув ногами на перекладине, сделал соскок прогибом вперёд. Это я решил повыпендриваться, увидел что Семён на своих «жигулях» подъехал.

Семён, как обычно, холодно поздоровался со мной. Валя, приехавшая вместе с ним, послала мне воздушный поцелуй и побежала в свою санчасть. Начали подходить мужики с мены. Со мной теперь уже здоровались, спрашивали, как дела, ржали с засоса, плохо замаскированного кремом. Пришёл весёлый и зевающий Карпыч:

— Как дела на Военно-Морском флоте? — спросил он, здороваясь.

— Аа, ээ.., наверное, нормально, — не понял я вопроса. Где я и где военно-морской флот?

— Надо отвечать: обстановка сложная и напряжённая, но мы прорвёмся, — научил меня Миша, — Это нас так наш каплейт приветствует, ну а мы ему типа отвечаем.

— Понял, обстановка сложная, но мы порвёмся! — отчеканил я.

Мичман заржал и махнул на меня рукой. Инструктаж прошёл как обычно. Талоны на меня получил Миша, и Семён даже слова не сказал и взглядом ничего не выразил.

Карпыч пошёл к нашему пирсу, я сказал, что прибегу минут через десять. Пошёл в кладовку, взял обрез и русалку (тазик и швабру) и под недоумённым взглядом Семёна начал тереть пол.

— А ты чего? — не понял меня начальник.

— Ну так натоптали за вчера, протереть-то некому, — ответил я, преданно вылупившись на начальника.