Поляна №4 (6), ноябрь 2013
Шрифт:
Двадцать шесть дней всего, а жизнь на «до» и «после» разделилась.
«Спасибо тебе, островок, за горе и радость, за солнце и ветер, за науку жить и мысли новые!»
Дымящаяся сковордка с жареной печенью заняла центр стола, рядом встал чайник с отваром золотого корня, Таймыр получил рулончик нутряного оленьего жира.
– Александрос, ты здесь? Присаживайся рядом. Бог троицу любит!
– Спасибо, я у правого плеча твоего. Помолиться не забудь!
– Благослови, Господи, пищу на столе нашем. Во имя Отца, и Сына,
После ужина все трое крепко заснули.
Положу-ка и я стило. Что я, рыжий?
43. Полукарпыч
Проснулся Сашка от тихого собачьего скулежа: пес просился на улицу. Выпустив хромающую собаку, он опять плюхнулся на лежанку: спина, плечи и ноги будто онемели от вчерашней работы веслами, даже шея стала как чужая и не хотела поворачивать «макитру» ни тудой, ни сюдой.
Сквозь полуприкрытые веки стал он смотреть в окно. На маленькой полочке рядом с рамой – ящичек рации, а чуть выше висят замершие «летчицкие часы». Долго ли спал? Который час? Утро или вечер? Небо плотно закрыто облаками, сразу не угадать.
На Ботфорте не было нужды в часах, он и забыл про них. А теперь надо обязательно выйти на связь с дежурным радистом рыбозавода, объяснить свою долгую отлучку. А то как бы поисковый борт не наладили, плати потом за него.
Провода от стоящего на второй полке радиоприемника «Спидола» отходили к черному автоаккумулятору, игравшему роль батареи питания для приемника и рации. С кряхтеньем поднявшись, Гарт включил приемник, прислушался к его слабому шипению и перекинул провода питания, чтобы добавить напряжения. За этот месяц старый аккумулятор почти разрядился. На питание приемника мощности еще хватает, а рацию уже не потянет.
Чтобы удостовериться, Гарт снял трубку и нажал тангенту приемо-передачи. Но стрелка амперметра выходного усилителя мощности лишь слабо качнулась у нулевой отметки.
Все ясно, надо заводить мини-электростанцию, зарядить аккумулятор.
Но сколько Сашка ни крутил заводную ручку маленького двигателя, сколько ни менял свечи, как ни прожаривал их на печи, мотор не заводился, хоть ты тресни!
Ладно! Горячий от злости, Сашка выскочил на улицу, остыть.
И вовремя: треугольный латаный парус появился из-за мыса и черная скобка баркаса закачалась на волнах.
Радость Божия! Сосед пожаловал!
Гарт поспешил на берег, принял якорь и вытянул баркас на песок.
– Привет Петру Поликарпычу!
– Привет, Сашко! Че на связь нейдешь, ухарь самопальной?
– Так путик работал! По островкам раскидано, знаете же!
– Мне-то знатко, начальство не знат!
– Рад вас видеть, Поликарпыч! Идемте чай пить!
Старый промысловик осторожно ступил на песок и удивился:
– Чисто у тя, ни льдинки! У меня уже когва-раскогва по камнях пошла.
«Когва» – так дед называл первый тонкий ледок, стеклянной корочкой охватывающий берега перед тем, как море замерзнет.
– Я
– Перво-наперво шельма ты, Саша! Мог бы и брякнуть мине, голова садова!
– Да я как-то это… уже чай кипит, Петр Поликарпыч.
– И где жа баркасик твой? – вредный дед шарил взглядом по сторонам.
– Чай кипит, Петр Поликарпыч!
Полукарпыч поднялся к избе и тут заметил прислоненный к стене у входа арбалет. Поднял это редкостное оружие, щелкнул по тетиве ногтем и внимательно глянул Сашке в глаза:
– А карабин в воду утопил? Лица на тебе нет. Упехталси – одни уши остались!
– Уронил. Потом нашел.
– И я оногдысь ружжо упустил, дак меня, деда старого, в милицию арестовали! Скажи им где, да как, да че – прям клещ тот летеха конопатый! – Дед недовольно покрутил головой и шагнул за порог.
За чаем Сашка поведал соседу вкратце свою историю. А закончил рассказ так:
– Осталось мне два островочка близеньких обойти, да дров на зиму напилить. Вы не догадались, Поликарпыч, «Дружбу» (бензопилу) прихватить?
– Как же! Взял. Думать, не помню, че ты рукам дрова ширкать? Тока давай поперва моторчик изладим, все способней рядом жить-говорить. И начальство успокоим, и сердце на месте.
И стали Сашка с Поликарпычем по очереди заводную ручку крутить, потеть и чертыхаться. Провозились битый час и бросили. Договорились, что дед, во время сеанса связи, сообщит, что сосед его жив-здоров, и рация у него в порядке, только мотор для подзарядки аккумуляторов сломался и он просит при оказии передать заряженный аккумулятор.
Весь этот день собирали дрова, раскиданные вдоль берега бревна, а под конец и плот Сашкин привели.
Заметив притихшего Сашку и его брошенный на плотик странный взгляд, Полукарпыч вздохнул:
– Если не хочешь на распил пущать, нехай лежит. А тока скажу тебе, в жизни вперед смотреть надоть. Иди куды достигнешь, что прошло – не вернешь. В сердце оставь, ребятне на бывальщину. А бревна на дрова пусти. И спомнишь зимой приключениев своих. У меня их столько было-о-о-о! В метель печку затоплю, возле огня сяду и пошел споминать, и кина не надо.
– Петр Поликарпыч, а сколько вам лет?
– Шиисят восемь.
– Это надо же!
– Аче?
– Мне тридцать четыре. В два раза!
– Само хорошо. Мужик в свой ум к тридцати приходит. Ты чуток припоздал. К сорока бушь.
– Вот щас возьму и обижусь!
– Да ты ж глянь на себя: ще молода горячка не прошла. Необдуманных глупостев допускать. Постарше станешь – кажный шаг на семь раз прикинешь. Че будет – видать в голове, как ланпа светит.
– Это какие ж глупости? Никаких глупостей! Наоборот: плотик построил и сам добрался. И путик наладил, и балок поставил, и печку. Все правильно, а вы – «глупости»!