Ползучий плющ
Шрифт:
Стивен вздохнул. Они с Майком жили вместе уже почти три года. Он без памяти любил Майка – и сделал бы для него все, что угодно, – но бывали моменты, когда иррациональные страхи юноши приводили его в бешенство. Длительный опыт подсказывал Стивену, что любой признак гнева лишь усилит истерику Майка – и его собственное раздражение. Сделав глубокий вдох, чтобы привести свой разум в состояние покоя, он принес им обоим еще кофе и насыпал в миску мюсли, которые Майк составлял по особому рецепту, смешивая маленькие пакетики семян и орехов – он покупал их по всему Лондону в одному ему известных магазинчиках, торговавших продуктами для
– Ешь, – скомандовал он ласково, но при этом твердо. – А пока будешь есть, слушай. Внимательно. Во-первых, не думаю, что им вообще придет в голову поинтересоваться, что эта девочка делала в бассейне в субботу утром, если ее похитили днем, из парка. Во-вторых, не могу представить, чтобы в бассейне тебя хоть раз оставляли с ней наедине. Ведь так?
Майк покачал головой, не донеся до рта капающую полную ложку.
– Кто был с тобой?
– Я давал ей индивидуальные уроки. Няня приводила ее и все время оставалась рядом с бассейном вместе с отчимом девочки. Он не всегда присутствовал на уроках, иногда просто приезжал за ними к концу урока. В этот раз он был там все время.
– Ты видел, как они покидали бассейн?
– Да.
– Все втроем?
– Да.
– Ну вот и нормально. И что ты, скажи на милость, переживаешь? Ешь.
Майк принялся послушно жевать овсяные хлопья, тыквенные семечки и дробленые лесные орехи, пропитанные соком.
– А если полиция придет сюда и начнет задавать вопросы? – спросил он, проглотив.
– Даже если и придут, что с того? Мы здесь не занимаемся ничем противозаконным. По крайней мере я, – сказал Стивен. Он был гражданским служащим администрации министерства внутренних дел и в прошлом несколько раз объяснял Майку со всей жесткостью, какую, по его мнению, мог выдержать юноша, что не потерпит в этой квартире никаких наркотиков. – А ты?
Майк не ответил. Через мгновение Стивен увидел, как его щеки начали заливаться румянцем.
– Майк? – Теперь он позволил глубоко запрятанному раздражению чуть-чуть выплеснуться наружу.
– Как ты можешь спрашивать? – упрекнул его Майк с безмерно обиженным видом. – Я ведь пообещал, что не буду, и не приношу. Ни сюда, ни в бассейн, ни в спортивный зал – никуда. Я чист. Я говорил тебе.
– Хорошо. Потому что я тебя предупреждаю, если ты это сделаешь – по любой причине, – все будет кончено.
– Не надо, Стив, прошу тебя! Только не сейчас, пока надо мной висит весь этот ужас. Сейчас я просто не выдержу. Не выдержу.
– Ничего над тобой не висит, – сказал его любовник, нимало не тронутый этой истерикой, – и ты отнюдь не всегда держал свои обещания.
– Знаю, Стив. Прости. Я… – Он снова посмотрел на Стива, как раненая лиса. Стивен прекрасно сознавал, что должен, в знак прощения, раскрыть объятия. Но лисы, раненые или нет, могут кусаться; кроме того, они могут исчезнуть, чтобы зализывать свои раны в опасной компании. Стивен поставил чашку, принес пиджак и кейс и сунул в него «Таймс» и «Файнэншл таймс».
– Хорошо бы, твои нелепые страхи в отношении того, чего ты не делал, хоть немного научили тебя раскаиваться в мелких преступлениях, которые ты действительно совершаешь, – сказал он вполне спокойно, проверяя содержимое кейса. – Ты идешь сегодня в бассейн?
– Да, на все утро – групповые занятия. А потом у меня дневная тренировка в спортзале. Вечером в бассейне – не умеющие плавать
– Годится. Что ж, береги себя. – Он направился было к двери, но затем все-таки смилостивился. Майк прильнул к нему, и Стивен почувствовал, как его руки гладят юношу по спине, помимо его, Стивена, воли.
– Иногда ты доводишь меня до бешенства, дурачок, – нежно произнес он, отстраняясь.
– Я знаю, – сказал Майк, с сияющей улыбкой, в которой тем не менее был и страх, и желание получить прощение, – но ты же любишь меня, правда?
– Не подлизывайся и не пытайся извлечь из этого выгоду. Будешь хорошим мальчиком?
Майк кивнул и еще раз извинился, как делал всегда. Стивен потрепал его по щеке, он прекрасно сознавал, какие именно черты характера позволяли – или, возможно, даже поощряли – Майка в его излюбленных развлечениях. Затем он покинул свою изысканно обставленную квартиру. Шагая к станции метро «Южный Кенсингтон», он раздумывал, стоит ли поспрашивать в офисе, нет ли у кого-нибудь сведений о пропавшем ребенке. Несмотря на заверения, данные Майку, Стивен прекрасно знал, что в действительности существовало множество людей достаточно невежественных, чтобы прийти к идиотским предположениям именно того типа, которые пугали юношу.
Стивена волновали не столько полицейские, сколько журналисты. Эти могут оказаться гораздо хуже, а в настоящий момент ему меньше всего нужна огласка. Разумеется, некоторые в его конторе знали о нем; глупо скрывать свою сексуальную ориентацию, когда ты проходишь медосмотр. Но если это не грозит скандалом, всем в общем-то наплевать. А вот фотографии в бульварных газетенках и таблоидах – совсем другое дело, они полностью уничтожат всякую надежду на продвижение. Вероятно, ему предложат рано выйти в отставку или – еще того хуже – переведут в министерство сельского хозяйства, рыболовства и продовольствия.
Глава десятая
Триш с головой погрузилась в газеты в поисках чего-нибудь полезного, стараясь при этом не смотреть на собственные фотографии, на которых ее запечатлели, по-видимому, в тот момент, когда она украдкой, с удивительно неприятным выражением лица спешно покидала дом Антонии. Все же она долго смотрела на один из снимков в надежде, что просто плохо удалась. Она была уверена, что у нее вовсе нет этого презрительного взгляда полуприкрытых веками глаз, такого похожего на клюв носа и жесткой линии рта. Сверившись с ближайшим зеркалом и увидев отражение нервного, ранимого существа, она вернулась к газете, гадая, не досадила ли она чем-то редактору, который в отместку решил «улучшить» изображение, как это нередко делалось в отношении многих скандально известных женщин.
Диапазон газетных публикаций был весьма широк – от серьезного анализа шансов найти Шарлотту живой до злорадных заметок, авторы которых почти не скрывали удовлетворения от того, что богатая работающая мать понесла подобающее наказание.
Заметив, что в огромные окна ее квартиры бьет солнце и в комнате стало душно, Триш отбросила мерзкий таблоид и распахнула все окна, впустив сравнительно прохладный, свежий воздух.
– В работе дома есть свои преимущества, – проговорила она вслух, возвращаясь к газетам. Ей давно уже не представлялась возможность проветрить квартиру целиком, ведь она редко бывала здесь днем, а Саутуорк не тот район, где хочется оставлять окна открытыми после наступления темноты.