Помело для лысой красавицы
Шрифт:
Аккуратно сняв его голову с плеча — не дай бог проснется — я тихонько скользнула вниз по лесенке и нашла сумку с Оксаниным лекарством. Трясущимися руками отвинтила крышку и жадно выхлестала половину прямо из горла. Посидела на пуфике минут десять, чувствуя, как уходит боль из моего тела. Господи, хорошо-то как… Стоит этот отвар таких денег, стоит!
Встав, я пошлепала на кухню, пошарилась в холодильнике и достала плошку с салатом — есть хотелось неимоверно.
— Магдалин, — раздался сзади меня голос. Я аж вздрогнула, ей богу.
На
«Блин, принесла ж тебя нелегкая», — злобно подумала я.
— Не спится? — заботливо улыбнулась я.
— Не, — мотнул он головой. — Я без тебя не хочу.
— Салатик будешь? Он не острый.
— Буду, — кивнул он.
И мы уселись за стол, прямо из миски наворачивая салат. С ним мы управились быстро, и я налила чай.
Вишневский грел руки об кружку и хмурился.
— О чем думаешь? — спросила я для проформы. Его мысли мне были до фени, понятно.
— Откуда у тебя этот перстень? — поднял он на меня глаза.
— Какой? — деланно удивилась я.
— Который на руке у тебя.
— В Египте купила, — спокойно ответила я.
— Если не секрет, то за сколько?
— Ну в пересчете на наши — 600 рублей.
— Шестьсот? — непонимающе нахмурился он.
— А что тебя так удивляет? — прикинулась я дурочкой.
— Я точно такой же перстень там однажды купил, — задумчиво ответил он. — Только гораздо дороже.
— Ничего удивительного, — пожала я плечами. — Торговаться тебе, я так понимаю, в голову не пришло?
— Не приучен, — мотнул он головой.
— Я тоже не приучена, а у арабов только так, — деланно вздохнула я. — На мое счастье со мной в группе одна женщина из Одессы была и она на востоке жила несколько лет. И вот мы с ней как — то пошли по лавочкам сувенирами запасаться, я и решила это колечко купить. Цену мне араб за него заломил — я как стояла так и села. Мол, уникальная вещь, древность, кучу сертификатов мне под нос сунул. А одесситка ему на родном языке — мол, ты наивным русским туристам про те сертификаты рассказывай, только не мне. Спорили они помнится до хрипоты, руками махали и вопили на всю улицу. В итоге продал он мне колечко за ту цену, что одесситка сказала и само странное — расстались они довольные друг другом!
— Вот как? — еще задумчивей протянул Вишневский, крутя в руках кружку.
— Принято у них там цену завышать минимум раз в десять, а то и больше, — подтвердила я. — Национальный обычай. Там одна баба такое же колечко купила, но не говорит за сколько. Так вот, когда мы ей сказали за сколько мы свое сторговали, она аж заревела с досады и до конца тура ходила грустная, — честно глядя на него, закончила я свой рассказ.
Саня все так же вертел кружку в глубокой задумчивости, а я злорадно за ним наблюдала. Если он завтра же с горя не выкинет свое колечко на помойку, то я ничего в этой жизни не понимаю. Главное — отследить, где та помойка находится и вовремя в ней покопаться.
— Пойдем
— Пойдем, — легко согласилась я.
Мавр сделал свое дело…
Утром я словно заботливая женушка сделала Вишневскому завтрак и поцеловала на прощание.
— Ты чем сегодня вечером занимаешься? — помявшись, спросил он.
Парню явно не терпелось продолжить банкет. Похоже, если б не бизнес, он бы у меня жить остался.
— Я позвоню если буду свободна, — нежно улыбнулась я. Хотя вообще — то я прикинула, что с перстнем сегодня все решится. И мне не придется больше с ним встречаться.
— Дай мне свой сотовый, — потребовал он.
— Послушай, я только прилетела из Швейцарии, он с лета не оплаченный, так что не уверена что мне сохранили номер, — солгала я с честным видом. На самом деле сотовый я перед отъездом оплатила с запасом.
— А домашний? — не отставал он.
— Записывай, — с минутной заминкой сказала я. Прямо сказать «Не дам» — не получится. Обидится. И еще чего доброго задумается. Ну да ладно, пусть только мой телефон определит номера, с которых он будет мне звонить, и я тут же запихаю их в черный список, пусть потом звонит.
На пороге Вишневский меня долго прижимал к себе так, что у меня трещали косточки и настойчиво целовал.
Наконец отвязавшись от него, я пошла на кухню, выпила стаканчик отвара и позвонила Оксане.
— Привет, — слышно было, что она заулыбалась, услышав мой голос. Еще бы, такие деньги! — Ты за баночкой собралась?
— За баночкой — это понятно, — перебила я ее. — В общем, я тут Вишневского обработала, позвони ему и предложи еще раз купить перстень. Я тебе денег дам на него.
— Я же говорю, он не соглашается! — рассердилась она.
— Делай как я говорю! — наставительно сказала я. — Говорю ж — я его обработала.
— Ну смотри, — с сомнением протянула она.
— А за баночкой я чуть попозже приеду, часика через полтора.
— Хорошо, Мария, — согласилась она и мы попрощались.
Странные у нас отношения — я умираю по ее вине и тем не менее она меня лечит и я с ней разговариваю нормально. Да и злобы к ней у меня нет…
Тут в дверь как-то робко постучали.
Я открыла и увидела переминающегося с ноги на ногу папеньку.
— Магдалина, я за тужуркой своей пришел, бабка нас с дедом в деревню отправляет, — сказал он. — Кота просят твоего погостить — дашь?
Я запустила папеньку и спросила:
— А ты и кот тут при чем?
— Так я бабке сказал вчера что к тебе до лета перекантоваться приехал, а она на дыбы, ведьма этакая, встала. Неча, говорит, Марье кровь пить, ежжай к деду в деревню, вместе кукуйте! А кота дед просит — полный подпол мышей, твой Бакс до них охотник большой оказался.
— Кота-то конечно пусть берут, — махнула я рукой, — а ты оставайся у меня да живи.