Помешанный на тебе
Шрифт:
Качаю головой.
Ну жалко тебе, что ли, принять мою невинную заботу?
Аделина тянет ребенка на диван с собой, но пацан вырывается и садится напротив рядом со мной. Аделина в шоке моргает, наблюдая за сыном, который мне, как своему, тычет пальцем в меню на фотографии пиццы, показывая, какую хочет.
Поднимаю глаза на Аделину. Улыбаюсь. Ну я тут при чем? Да, я умею располагать детей. Годы семейных фотосессий обязывают. Только сейчас дело не во мне. А в том, что пацан просто жаждет общения. Хотя у него есть отец. И мне хочется
Но я, как последняя сволочь, пользуюсь этой ситуацией. В борьбе за женщину все средства хороши.
— И коктейль, вот этот, — Дюха указывает на молочный коктейль со сливками сверху и разноцветной посыпкой. — И… — поднимает взгляд на Аделину. А она строго качает ему головой, запрещая.
Пацан сдувается. Ну никогда не поверю, что она такая тираничная мать.
— Давайте кое-что проясним, — начинаю я, складывая руки на столе. — У ребенка аллергия, какие-то медицинские противопоказания или просто вредно?
— Вредно, — выдыхает Аделина.
— Ну иногда-то можно.
— Можно сырные палочки? — загораются глаза пацана.
— Ладно, можно, — выдыхает Аделина.
— А можно я пока поиграю? — спрашивает Андрей.
— Да, иди, только осторожно, — поправляя футболку сыну, разрешает Аделина. Пацан убегает. Мы заказываем семейную пиццу, кофе и ждем заказ.
— Что-то не так? — выгибая брови, интересуюсь у Аделины, хочу накрыть ее руку на столе своей ладонью, но она быстро ее одергивает. С сожалением сжимаю ладонь в кулак. Я просто не представляю, как находиться с ней рядом и не касаться. — Ты слишком напряжена.
Аделина отводит взгляд на игровую, наблюдая за сыном. На самом деле просто не желает смотреть на меня.
— Ты не представляешь, как это выглядит со стороны, — вздыхает. — Андрей проболтается отцу. И… — снова нервно крутит кольцо на пальце.
«Да сними ты, наконец, этот поводок, раз он тебе так мешает!» — внутренне психую я.
— Что «и»? Мы просто в пиццерии, всё достаточно невинно, — развожу руками. Нам подают кофе.
Аделина поворачивается ко мне, заглядывая в глаза. Сощуривается. Ух ты. Внимательно ее слушаю. Давай, выдай мне.
— Давай представим, что мы женаты, — начинает она.
О-о-о, блядь! Плохой пример. Мне нельзя это представлять.
— Давай представим, — провокационно ухмыляюсь.
— Так вот, я, как твоя жена, иду с твоим сыном вечером в кафе с мужчиной. Всё нормально? Ты будешь рад, что я хорошо провожу время, пока ты в командировке? — язвительно спрашивает она.
Задумываюсь. Да я порву любого, кто посмеет покуситься на мое. Но…
— А я создам такую среду в своей семье, что моя жена и ребенок просто не захотят ни с кем идти, кроме меня, — парирую.
— Такой самоуверенный? — усмехается.
— Нет, я просто четко понимаю, чего хочу, — отвечаю, отпивая кофе и внимательно наблюдая за её реакцией. — Когда людям хорошо вместе, они не ищут замену.
Аделина замолкает,
— Не всегда всё так просто, — наконец тихо произносит она.
— Почему же? — наклоняюсь чуть ближе. — Объясни мне. Я правда хочу понять, — втягиваю ее запах, пытаясь запомнить, чтобы рефлексировать на этом всю ночь, до нашей следующей встречи.
Она бросает взгляд на игровую площадку, где Дюха с восторгом карабкается по лесенке под присмотром аниматора.
— Эта пиццерия… Мы никогда сюда не ходим. Андрею здесь нравится, но его отец считает такие места бессмысленной тратой денег. Дома всегда здоровая пища, никаких сладостей и фастфуда. Режим, правила, контроль.
— И ты с этим согласна?
Аделина пожимает плечами.
— Это правильно.
— Правила иногда надо нарушать. Если всё себе запрещать, в итоге, когда дорвался до запретного, теряешь контроль. Это маленькие радости. Всё хорошо в меру. Один поход в пиццерию раз в месяц не испортит здоровые привычки.
Вижу, как мои слова попадают в цель. Её глаза блестят то ли от возмущения, то ли от непролитых слёз. Она открывает рот, чтобы ответить, но в этот момент подбегает Андрей, запыхавшийся, и тянет руки к поданным нам сырным палочкам.
Аделину немного отпускает. Мы едим пиццу, шутим. Дюха болтает с набитым ртом. Аделина вытирает сыну рот салфетками и тоже смеется. И тут меня накрывает вот этой гребаной несправедливостью. Почему, мать вашу, это всё не мое, а чужое? Того, кто явно это не ценит. Аделина нечаянно капает кетчуп на блузку и, извиняясь, просит меня присмотреть за сыном, убегает в сторону уборных.
— А папа с мамой поругались, — шепотом выдает мне пацан, как родному.
— Да?
Мне стоит заткнуться и не пользоваться ребенком. Но я та еще сволочь.
— Сильно поругались?
— Папа кричал, мама плакала… А потом он уехал, — выдыхает пацан.
Стискиваю челюсти. И ты мне, красивая моя девочка, будешь потом рассказывать о том, как это выглядит со стороны? И твоя ссадина на виске и щеке — явно не «внезапно» упавшая вешалка. Я же порву этого мудака!
Меня так накрывает откровение ребенка, что я еле удерживаюсь от обещания Андрею, что такого больше никогда не повторится. Он словно пожаловался мне, ища защиты.
Сука! Ну вот теперь я точно ее заберу у этого мудака. По-любому. Мне нужен был такой удар под дых.
Аделина возвращается, не подозревая, какой переворот здесь произошел.
— Ну нам, наверное, пора, — начинает собираться домой.
— Мам, а можно еще пять минуточек поиграть? — Дюха смотрит в сторону игровой. — Только пять минуточек, — строит ей глазки.
— Ладно, пять минут, — приглаживает сыну челку, садясь на место.
— Ты любишь мужа? — перехожу в наступление.
Аделина отшатывается от меня, распахивая свои красивые восточные глаза. Не ожидала. Да, моя хорошая, я буду давить.