Помни время шипов

Кошоррек Гюнтер К.

Из-за недисциплинированного поведения порой уже давно старослужащих матросов на должность инструкторов назначали преимущественно уже бывалых, награжденных орденами фронтовиков, потому что их моряки все же еще уважали. Тем не менее, нам, инструкторам, не всегда было просто подобрать правильный тон и подходящий метод, чтобы управляться с этими бесшабашными моряками, оказавшимися на суше.

Когда служба закончилась, я в последующие недели все время просто бил баклуши. Как у инструктора, у меня были привилегии, и я использовал их в полной мере. Потому я почти каждые выходные по узкоколейной железной дороге ездил в Кройцинген к подруге, с которой я всегда переписывался. Так как она, тем не менее, служила в составе так называемых флакхельферов,

у нее не всегда находилось время для меня. (Flakhelfer, буквально «помощники в зенитной артиллерии», так называли молодых людей, которые по возрасту еще не могли служить в армии, а позднее и девушек, оказывающих помощь расчетам зенитных пушек и исполняющих другие задачи в противовоздушной обороне на территории Германии – прим. перев.). Совершенно неожиданно ее затем перевели в Апольду около Йены. После этого мы виделись лишь однажды. Она во время краткосрочного отпуска посетила меня в Инстербурге. Прежде чем мы из-за войны навсегда потеряли друг друга из виду, мы провели еще два прекрасных дня в Инстербурге.

10 октября. Русские подошли еще ближе. Говорят, что советские войска находятся уже на северном берегу реки Мемель. Поговаривают о том, что наши учебные роты должны быть передислоцированы в Польшу, в ту ее часть, которая пока не занята врагом. 16 октября сильные танковые части врага при поддержке штурмовой авиации начинают наступление из Литвы и на нескольких участках фронта добиваются глубоких прорывов. Наша казарма приводится в боевую готовность, и мы получаем боевые патроны. Мы все еще не верим, что учения в казарме внезапно сменятся настоящими боями. Но это действительно так, что враг собирается захватить нашу родину. Какой позор для сражающихся войск!

21 октября. Передовые части русских уже продвинулись на десять километров к югу-западу от Гумбиннена и по дороге на запад дошли до поселка Неммерсдорф на реке Ангерапп. В казармах все в волнении. Автомобили с офицерами носятся туда-сюда, и команды командиров громко звучат на дворе казармы. Для необученных рекрутов подгоняют старые грузовики, работающие на дровах, которые до сих пор использовались в качестве учебных автомобилей и машин снабжения. (Речь идет о так называемых «газогенераторных автомобилях» – прим. перев.) Нас по отделениям загружают в них, и мы протискиваемся между ящиками с боеприпасами и запасом дров для газового генератора грузовика и устраиваемся просто на полу.

Проехав совсем немного, мы застреваем в пробке. Дороги настолько забиты беженцами с тачками, повозками и лошадьми, что нашей колонне приходится ехать долгими окольными путями через леса, чтобы прибыть на предусмотренный для нас приказом участок фронта неподалеку от Неммерсдорфа. Уже во второй половине дня мы слезаем с наших грузовиков и дальше идем к Неммерсдорфу пешком по обочинам с обеих сторон дороги. Удивительно, но здесь еще не слышно никаких звуков боя. Меня только удивляют стаи воронов и ворон, которые сидят на деревьях повсюду вокруг и время от времени взлетают с громким карканьем.

Один из пожилых новобранцев из моего отделения показывает на черных птиц перед поселком и говорит: – Здесь много стервятников. Это не к добру!

– Почему стервятников? – возражает ему другой. – Это самые обычные в'oроны и вороны, которые собираются осенью. Так бывает каждый год. Меня удивляет только то, что они не улетели, хотя здесь так громко стреляют.

– Именно потому, что они стервятники! – поучает его первый.

– Чушь! Это все суеверия и бабушкины сказки, – не сдается второй. Он обер-ефрейтор и раньше служил во флоте. Судя по диалекту, он восточный пруссак. А тот, который назвал ворон стервятниками, этнический немец из румынской Буковины. Его никак не удается заставить отказаться от своей веры в то, что в'oроны и вороны не предвещают ничего хорошего. Потому он почти обиженно говорит: – Вот увидите, что я был прав! Так много стервятников в одном месте приносят несчастье!

Их дальнейшую дискуссию внезапно прерывает огонь пушек вражеских танков.

Они находятся где-то в одном или двух километрах от нас и обстреливают дорогу. Мы все тут же ищем укрытие в придорожной канаве. Воронье с карканьем взлетает с деревьев и ищет защиту в близлежащем леске у Ангераппа.

Ближе к вечеру под покровом темноты мы приближаемся к деревне и окапываемся перед маленьким холмом. Русские, как нам говорят, закрепились в траншеях, выкопанных за последние недели бойцами фольксштурма и гражданским населением для защиты населения местечка. И вот теперь нашим учебным ротам завтра утром предстоит с криком «ура!» взять эти траншеи. Ночь проходит тихо, но новобранцы нервничают и никак не могут уснуть. Для них и для переученных моряков это будет их первый бой.

22 октября. Этим утром над полями лежит мглистый туман. Вместо поселка мы можем видеть только расплывчатые контуры. Наша рота лежит на правом фланге и ждет боевой приказ. Но еще до поступления приказа новобранцы из других рот слева от нас устремляются вперед с криком «Ура!». По ним открывают сильный огонь из винтовок и пулеметов. Я слышу, как многие зовут санитара. Когда и мы переходим в атаку, ответный огонь уже слабее. Тем не менее, у нас трое легкораненых и один тяжелораненый в моем отделении. Потери других рот должны быть значительны. Наряду с несколькими офицерами много унтер-офицеров и солдат погибли или были ранены. Противник тоже понес большие потери, их погибшие и раненые остаются лежать в траншеях. Остальные пытаются ускользнуть, но мы раз за разом атакуем их.

Когда мы прочесывали деревню, русские нам больше не попадались. Вместо этого мы обнаружили ужасные картины жестоко убитых людей, которые напомнили мне о зверствах, учиненных советскими солдатами над жителями советских же деревень, что мне часто доводилось видеть во время нашего отступления весной 1944 года. Здесь это были немецкие женщины, у которых с тела срывали одежду, чтобы изнасиловать их, а затем изувечить самым ужасным образом. В амбаре мы обнаружили старика, шею которого пробили навозными вилами так, что он был по-настоящему прибит к двери. В спальне одного дома все перины были разрезаны и замазаны кровью. В перьях лежали два зарезанных женских трупа и два убитых ребенка. Зрелище было настолько жестоким, что некоторые из наших рекрутов в панике выбежали прочь, и их жутко тошнило.

Я не в состоянии описать все эти ужасы в Неммерсдорфе так, как это было на самом деле. Мне не хватает подходящих слов, и мне очень тяжело рассказывать все то, что было сделано там с невинными женщинами, детьми и стариками. В какой-то момент я на долгое время думаю о том рекруте из Буковины, который вчера, глядя на множество воронов и ворон, с такой убежденностью говорил о стервятниках. По чистой ли случайности как раз в это время в поселке собрались целые стаи этих птиц?... Или за этим действительно кроется что-то большее?... Вероятно, определенное предчувствие, которое, однако, не каждый может объяснить? К сожалению, я больше не смог побеседовать с этим новобранцем об этом, так как это именно он получил такое тяжелое ранение во время нашей атаки ранним утром.

23 октября. После боев у Неммерсдорфа мы узнали, что местное отделение Национал-социалистической партии не предостерегло вовремя население поселка и не организовало его эвакуацию. Потому наступление советских войск застало местное население врасплох, буквально во сне. Местные уже не смогли убежать. А вот партийные функционеры, в отличие от них, успели вовремя унести ноги.

25 октября. Объединенными усилиями мощных немецких соединений советские войска снова удалось отбросить назад и стабилизировать линию фронта. Наш запасной батальон еще несколько дней оставался для охранения в районе Неммерсдорфа и занимал позиции в уже существовавших там траншеях. Сегодня утром нас сменили и отвезли обратно в Инстербург в казарму Гинденбурга. В последующие дни в казармах судорожно готовятся к отъезду. Учебные роты, наконец, окончательно передислоцируют в другое место.