Понаехали
Шрифт:
Кошка вздохнула.
И Аглая тоже.
А потом раздалась песенка, которая без слов, чем-то напоминающая мурлыканье, и стих шепоток, и звуки шагов тоже стихли, и вовсе стало тихо-тихо.
– Я скажу ей, – решила Аглая, прикрывая глаза. Сон, с которым она так старательно боролась, все же подкрался. – Она умная… она поймет, что нужно делать.
Глава 10
В которой князь наносит весьма своевременный визит
Золотое
Утро не задалось.
Еще с ночи не задалось, когда Стася, воротившись в комнаты – в них было все так же душно и тяжело – пыталась уснуть. Она до рассвета проворочалась на мягких перинах, которые стали вдруг то слишком уж мягки, то чересчур комковаты, да без толку.
Сон не шел.
И мерещилось вот…
Бес, что улегся в ногах, тихо урчал, но урчание его нисколько не спасало. А потом сквозь ставни пробился тонкий луч, и Стася поняла, что и дальше притворяться спящей смысла нет.
Вот ведь…
– Конь? – почтенная вдова, еще более грузная и краснолицая, чем прежде, поджала губы. И щеки её надулись двумя пузырями, а три подбородка легли один под другой, прикрывая шею. – Какой конь? Коней у меня много. Оставляют.
Она сидела во главе стола, на который молчаливая, какая-то измученная челядь, выставляла пироги да плюшки, несла молоко, сливки и миски с творогом. Кувшины да ковшики, полные, что молока, что кваса, что иных напитков.
– Верно, – кивнул Фрол Матвеевич, подавивши зевок. – Оставляют. У Марфы известно, что кони доглежены будут.
И все-таки зевнул, широко, во весь рот.
А за ним и Матвей Фролович.
Ежи нахмурился.
А Стася подумала, что выглядят купцы не слишком-то хорошо, не говоря уже о супруге Фрола Матвеевича, которая была вовсе бледна до белизны.
– Я и сам, помнится, как прикупил в позапрошлым годе жеребчика, того, помнишь, палевой масти, так поставил…
– Ага, славный…
– …из Градомысловых, пусть и полукровка, но на диво ходкий. Ох и торговался-то я…
Марфа подняла ковшик, пригубила да на место вернула. А вот Ежи к напитку принюхался. И нахмурился.
– А вы всегда в сбитень полынные слезы добавляете? – поинтересовался он. И слова эти упали, заставив вдову вздрогнуть.
– Чего? – поинтересовалась она.
Ежи молча накренил ковшик, а после в другую сторону, и пальцем снял край тягучего темного напитка. Растер в пальцах.
Поднес к носу.
И кивнул.
– Они, как есть. Полынные слезы. И полынь, мнится, не простая. На погосте брали?
– На могилках, – раздалось очень тихое. – Извините, если я помешала, но… мне очень нужно с вами поговорить.
В темном дорожном платье Аглая казалась
– Да что вы… – взвизгнула Марфа, вскакивая. И руками взмахнула. Тяжелые крылья одеяния её скользнули по столу, опрокидывая пироги да кувшины. – В моем доме и меня виноватить будут!
– А ну тихо! – рявкнул Фрол Матвеевич, тоже подымаясь.
Следом и Матвей Фролович встал.
Нахмурился.
А Стасе подумалось, что даже без обычных своих шуб, купцы гляделись грозно.
– Дружка! Карпятка! – возопила Марфа. – Что-то вы, гости дорогие, вовсе край потеряли…
Голос её звенел.
От страха.
Стася теперь видела и его, и еще что-то другое, темное и недоброе, окутавшее купчиху.
Хлопнули двери и в зале стало… тесновато. Холопы, откликнувшиеся на зов хозяйкин, оказались парнями крепкими, едва ли не больше купцов.
И дубины в руках держали.
И…
– Вздумали тут… на вдову честную клеветать! Мой хлеб ели, – причитала Марфа, вытирая слезы кончиком шелкового рукава. – Мой квас пили…
– С полынной слезой? – мрачно осведомился Фрол Матвеевич, с дубин взгляда не спуская. И ведь не отступится, ибо не по чести купцу солидному холопов убоятся.
– Врет он! – взвизгнула Марфа. – Ведьмин выкормыш…
– Матушка моя – женщина обыкновенная, – возразил Ежи. – И не лгу я.
– Не лжет, – кивнули купцы.
– Значит, я лгу?! И на кой мне надобно гостей травить, а?! Я с них живу, я…
– Это игруши, – произнесла Аглая все так же тихо. – Они к вам давно ходят, а вы…
– Ведьма! – этот женский визг ударил по ушам. – Ведьмы!
И протянутый палец, украшенный перстнем, ткнул в Стасю.
– Ведьмы виноваты! Это они все… они…
– Тихо, – Фрол Матвеевич кулаком по столу хрястнул, отчего и миски, и кувшины, и ковшики подпрыгнули. – Девонька… такое ведь обвинение, оно не просто. Разбираться надобно.
Аглая кивнула и, решившись, сделала шажок к стасе.
– Надо.
– Ты, – Фрол Матвеевич указал на холопа с дубиной. – Иди, пущай пошлют кого за государевым человекеом…
– Не смей! – рявкнула Марфа. – Я тебе хозяйка…
– Иди, иди, а то ведь знаешь, как оно… сегодня хозяйка, а завтра… а ты, Марфуша, успокойся. Коль нет твоей вины, то и бояться нече.
Холоп не шелохнулся.
А вокруг Марфы заклубилась, заворочалась темнота.
– Что ж, гости дорогие, – она развела вдруг руки, и крупное лицо её побагровело от натуги. – Не хотела я так, да сами виноватые…
Она растопырила пальцы, и ладони широкие, поблескивавшие от пота, устремились друг к другу. Медленно. И сближение это тяжко Марфе давалось.
Охнула Никанора.
Мотнул головой, зашатавшись вдруг, Матвей Фролович, а из носу его побежала струйка крови. Завопил рядом Бес, вскочивши на стол, прошелся, выгнувши спину.