Понарешку

Дубровин Сергей Валерьевич

Пуф! Желудок словно опорожнился через рот. Стало легко - легко. Высказался! И прошу заметить: как мягко всё прошло, как по учебнику. Говорить затылками, а не глазами - проще пареной репы. Слова отца.

– И нет. Я не помню свою детородную мать. И не должен, - добавляю постскриптум.

– Но не правда ли, зло называется злом, даже здесь - в добром будущем нашем.
– говорит Митя... на распев?

Отлично. Только песен не хватало. Но, тем не менее, я удивлен.

– Первые твои здравые слова за вечер.
– Говорю.

И

почему я собственно еще здесь, а не на полпути к Старшим?

– Раньше мореплаватели прокладывали путь по звездам. К новым открытиям, а порой, даже, звезды исполняли желания... Почему мы здесь, как думаешь?

Хех. Наши мысли совпали, только в разных контекстах. Разворачиваюсь и отвечаю:

– Потому что равнодушные люди не сопротивлялись злу.

– Я имею ввиду космическую станцию: благодаря кому (чему) мы здесь?

– Ты дурак? Ясно же, что благодаря умам, собравшим и выведшим Корабль на орбиту, а...

– За каждым научным достижением стоит чья либо фантазия.
– Перебивает меня Митя (ну естественно!) и тоже разворачивается. Игра в гляделки возобновляется.
– Что, если бы каждый на Земле занимался ненужной, как ты говоришь, писаниной и прочей ерундой?

Я забыл, что хотел добавить после оборвавшегося "а". Я онемел. Это уже предел. Черта, дальше которой только бездна. И друг одной ногой над ней. Спасать? Как? Звать срочно Старших. Но сначала я попытаюсь справиться самостоятельно.

– Ты... Ты...
– Мои слова путаются, не желают формироваться в предложение.

– Спятил?

– Нет (хотя кого я обманываю). Просто ты... Ты не понимаешь. Тогда бы зло захватило, прошлось по Миру совершенно безнаказанно, без боя и нас...

Митя вскинул голову и истерично засмеялся. Нет. Заржал.

...бы... тут... не-бы-ло...
– Я прижимаюсь к люку.

Неистовая звуковая волна разбивает мой спасательный багор в щепки. Ничего страшнее в жизни не слышал. Хорош спасатель, нечего сказать, напугался крика "утопающего". А тот, тем временем, развернулся на 180 градусов и подплыл к иллюминаторам. Ржать при этом не перестал. А я, тем же временем, вслепую, ногами вперед, пытаюсь вползти в люк. Бежать! И как можно быстрее. Нависшего над бездной не спасти.

– Сегодня вылет. Знаешь?
– Сквозь смех доносится до меня, по пояс покинувшего каюту.

Да что ж такое! Я опять застреваю на полпути. Про себя высчитываю: "Так, последняя экспедиция была первого сентября. Трудно не запомнить два значимых события подряд. Особенно, если за день до празднования довелось находиться в "зоне" атомного двигателя и воочию наблюдать, как на голографическом плане Корабля, один за другим, гасли отсеки, а система оповещения, каждые пять секунд, ставила в известность экипаж об оставшемся до полного отключения реактора времени, высвечивая его красным на всех мониторах. И было это (ну да - точно) пять недель назад".

Митя ошибся в расчетах почти на месяц. О чем я и сказал ему.

– Ты прав, - отвечает он.
–

Вылет первого сентября был. Но я не ошибся. Сегодня ночью ещё один. Экспедиции теперь каждый месяц. Одна, как и прежде: полным строем, а вторая, предстоящая, двумя шаттлами.

Слава гравитации, которой нет, иначе свалился бы я с потолка, и раскроил свой дымящийся череп об иллюминатор.

– Врешь...

– Взгляни на Землю. Она тоже врет?

Я выбираюсь из вентиляции.

– Покажи мне хоть один явный голубой или белый просвет, друг, и можешь называть лжецом дальше сколько угодно.

Нависаю над левым ухом Мити и говорю:

– Ты рано начал изображать из себя взрослого. Врать у тебя совсем не выходит. Я лично видел, как капитаны шаттлов вынимают из реактора по два стержня каждый, и заряжают ими двигатели челноков. При этом, да ты знаешь, Корабль на время погружается во мрак, чтобы синхронизировать работу солнечных батарей с оставшимися в реакторе энергоносителями. Веду я к тому что...

– Да - да - да. Ведешь ты к тому, что любая подготовка шаттлов, как и любой маневр Космической станции, нельзя не заметить.

– Именно.

– Именно... Именно поэтому подготовка ко второй экспедиции ведётся, когда все спят.

"Чушь!"

– Четыре стержня - не десять. Перезагрузка систем происходит вдвое быстрее, и если среди ночи, вдруг, кому приспичит, то пропавшая подсветка на унитазе будет первым звоночком к вызову механика, но ни как не пилота. "Пилот! Какого черта вы подготавливаете шаттл, когда все спят?! Ну не возможно же помочиться нормально!" - Смеётся Митя.

– Чушь, - говорю вслух.
– Это же глупо. Зачем скрывать? Да и папа бы мне непременно рассказал.

– Старшие всегда что-то скрывают. Наверное, думают, что тем самым оберегают нас. Меньше знаем, крепче спим, как говориться.

– От чего оберегают?

– От неизбежного.
– Разворачивается ко мне лицом.
– Программа двух шаттлов появилась давно. Мой отец ещё в помощниках ходил, а океаны отражались, - стучит по стеклу, - в окнах. В название программы вся её суть - "Разведчики".

Мне всегда нравилось слушать Митю. Он умеет интриговать. И эта часть нашей беседы (беседы?), самая адекватная часть, на мой взгляд, за сегодняшний ужасный вечер, меня заинтриговала. В ней вроде и смысл есть. Я готов слушать дальше, и даже расслабился.

– Но проект заморозили. До худших времён... До наших времён...
– Отворачивается обратно.
– Папа стал первым капитаном разведывательного челнока. Пять лет назад.

Моя челюсть поехала вниз:

– Хочешь сказать, пять лет... Пять! Старшие скрывают разведчиков?!

– Не все Старшие. Только капитаны, пилоты и стармехи.

У меня засосало под ложечкой.

– Стармехи?

– Да. Твой папа тоже всё знает, а я всё знаю от пилотов. Я сам - сын пилота, не забыл?
– Улыбается.
– Они мне по старой дружбе много чего интересного рассказывают.